Борис Письменный

О, Пари...

1.АЭРОПОРТ

Билет в Париж достался мне чудом за день до отлета. В последний момент кто-то снимал броню, вносил поправки в компьютерные реестры; отказ на лету перехватила мой ангел из бюро путешествий - Анжела, с ее витающей улыбкой и пальчиками в сиреневом маникюре. Так выпала мне удача в ясный безоблачный день среды 17 июля лететь на лучшей международной авиалинии в наилучший в мире пункт назначения. Главным призом, однако, была сама цель моего полета. Не для туризма мне нужны были крылья. Я летел жениться. Летел, чтобы привести в Нью-Йорк Лулу - мой зеленоглазый кусочек Франции.

Я распрощался с Максом, подбросившим меня до Кеннеди, чтобы ему не ждать отлета и не связываться с парковкой. Зарегистрировал билет, навесил бирку на чемодан - тот что потяжелее; сдал его в багаж; вложил паспорт и посадочный талон в нагрудный карман и сразу невероятно свободный стал прогуливаться по авиавокзалу. Покончив с формальностями, с томительным ожиданием, сборами, опасениями дорожных пробок на ведущем к аэропорту шоссе Лонг Айленд Экспресс, короче, уже налегке, под гулкой океанской раковиной саариненского вокзала, я мыслил себя у цели. Оказаться в Париже было делом техники, нисколько не зависящим от меня. За окнами спускался удивительно тихий вечер. Прибавлялось сиреневых тонов - тонов анжелиного маникюра и, конечно, в данном случае, - цвета парижских небес. Находясь всего в нескольких часах лета от цели, я улавливал, мне казалось, ланкомовский аромат Лулу, дышал сладким бензином Елисейских Полей. В голове аккордионными всхлипами ...раз-два-три, раз-два-три... вальсировал Баль-мюзет.

Прекрасная Франция, омываемая той же самой Атлантикой, ощущалась буквально рядом.

Ждать отлета оставалось полтора часа. Мой Боинг-747 прибыл днем из Афин и, если не ошибаюсь, я видел как его заправляли вдали, на тармаке аэродрома. Недалеко от стойки регистрации я зажег сигарету, расположился в кресле, прихватив пару журналов с соседнего сиденья. Наугад открываю первый и н натыкаюсь на историю недавнего крушения 'Валью-Джет.' С красноречивыми описаниями того, как в тине флоридских лиманов аллигаторы пожирают останки отпускников, вчерашних посетителей Диснейленда. Злая сила заставила дочитать статью до конца, постепенно выворачивая меня из невинного светлого дня в мертвящую нереальность. Которая, я знаю, всегда сторожит за углом и которую я ненавижу. Я выбросил тошнотворную сигарету. Глянул в сторону стойки на празднично возбужденных своих попутчиков. После статьи они показались мне бескровными призраками, голыми бревнами, измочаленными на лесосплаве. Осыпанными конфетти бессмысленных модных вещей из их аккуратно упакованных чемоданов. Дурная перспектива эта, по логике вещей, была не дальше веселого Парижа.

Я вскочил с кресла и зашагал быстрым шагом по залу ожидания, чтобы прогнать навождение. Вернулся, отыскал злополучный журнал, скрутил, задвинул поглубже в мусорный бак. Был страшно зол на себя.

На меня находит, случаются эпизоды патологической чувствительности. Бывает, среди полного здравия бросит в жар, почувствую завтрашнюю температуру, заартачусь, не пожелаю переходить через пустынное шоссе, откажусь от румяного пирога с рыбной начинкой, от которого вскоре все будут мучаться животом... Ипохондрик? А что, если я экстрасенс!

Не особый любитель воздушного транспорта, я, помнится, в детстве воображал, рисовался, что хочу быть пилотом, раз на то была мода. Позже, влюбленный в белобрысую свою одноклассницу, бессовестно поддакивал ей, когда, высвобождаясь из моих рук и шмыгая носом, она шептала - 'хорошо бы прокатиться на самолетике'. Меня интриговала подоплека ее неуместных хотений. Не мог решить, что она имела в виду - лучше прокатиться, чем обниматься, или, чтобы совместить то и другое?

Теперь я летаю без лишних эмоций. Как все. Без мечтаний, но и без страха. Говорят, фантаст Айзик Азимов не летал никогда в жизни. Что с того? Его тоже призвали на небо, только из сохранности его домашних покоев. В наше время полеты-обычное, рутинное дело. Какой-то процент разбивается; какой-то процент умирает от тяжелой болезни (хорошо говорить о процентах!). На дорогах погибают во много раз больше, чем на самолетах, которые, как известно, падают и всякий раз на поезда. Все это так. Тем не менее, я и сейчас считаю массовые перелеты противоестественным делом.

Когда громада с населением многоэтажного дома начинает неистово дрожать, нехотя трогается, разгоняется безудержно в тартарары, готовая взорваться, я только молюсь, надеясь на милостивое окончание экзекуции. До чего ненавижу сырым яйцом болтаться в руках неподконтрольного, неизвестного мне оператора. Предпочитаю дорогу железную. Куда лучше сидеть-считать пролетающие столбы, водокачки, глазеть на любой скучнейший пейзаж, дремать под перестук пассажирского поезда. К сообщению между Европой и Америкой это, увы, не относится. (Туда не ходят поезда! - заметил старухе дед в их знаменитой дискуссии.) К тому же поездом натурально ехать в какой-нибудь там Рыбинск или Кустанай. В Париж нужно лететь. Чья душа не летает в Париж, хотя бы в мечтах?

Когда закрадывается тревога, мое чудодейственное средство - немедленно оглядеться, чтобы превратиться в увиденное, во что-нибудь благоразумное, надежное в своей благоразумности. Во время болезненной операции, например, изучать увязку балок на потолке, размышлять о хитроумности сверкающего никелем зубоврачебного аппарата, оказавшегося в поле зрения. Но самое лучшее- это лица людей. Я смотрю на незнакомые лица вокруг и, если полюблю их, я, будто заверенный самим господом Богом, знаю, что никакие напасти не могут с ними случиться.

Среди моих попутчиков, проходивших регистрацию, мне понравился чернобородый крепыш, эдакий бесстрашный землепроходец;он шутил с высокой дамой, показывая крепкие волчие зубы. В очереди за ними две пожилые семейные пары оживленно разглядывали зеленый путеводитель Мишлена. Тоненькая девочка-ребенок пыталась устоять по-балетному на мысках. А девушка постарше, сама с выправкой танцовщицы, ей будто бы помогала, нарочно щекоча - они с хохотом стукались лбами. Кстати, эта старшая по всем статьям могла быть сестрою Лулу. Мне захотелось тоже стукнуться с нею лбом, чтобы вышибить из себя флоридскую ересь.

Но тут произошла довольно странная вещь. Из здания аэровокзала я вышел на наружный драйвей, куда подруливали желтые чекеры-таксомоторы; прикрывая глаза, чувствуя особый, совсем по-парижскому ласковый ветер на щеках; краем глаза заметил уже отчаливающий маршрутный городской автобус. И тут я... я легко впрыгнул в него и поехал назад, домой. Впрыгнул, может быть, только мысленно, интуитивно, как случается это со мной-экстросенсом, следуя взглядом за смеющейся парочкой, как раз впрыгивающей в готовую закрыться переднюю дверцу. Столько образов и соображений роилось тогда в моей голове! Париж, Лулу, женитьба... Я такой, я мог впрыгнуть машинально, под влиянием неясных своих предчувствий.

В то же самое время, однако, я помню и другой оборот событий. Когда после часовой задержки наконец объявили посадку. Все мы, уставшие ждать, душою уже парижане, гурьбой поспешили через переходный туннель, рассаживались, толкались, шутили, прихватывали свежую прессу. На мое счастье, симпатичная, похожая на Лулу, девушка оказалась напротив, через проход от меня; я помог ей уложить багаж в верхние отсеки. Помню, как внутри самолета, в уюте, в окружении благодушных людей сделалось совсем по-домашнему радостно и легко, как в детстве перед началом киносеанса. Блаженное предвкушение. Сиди себе в ожидании приятных сюрпризов, один лучше другого. Прежде все было только киножурналом, всего-лишь необходимым введением, подготовкой, но настоящая жизнь - впереди; скоро она начнется, и с каждым разом будет делаться лучше и лучше.

Едва заметил я, как мы выруливали на взлет. Моя соседка зажмурилась, зажав ладошки между колен. Она облегченно вздохнула не раньше, чем мы оторвались от земли; иллюминаторы пронзили лучи заходящего солнца; раздался благовестный гонг-перезвон, оповещающий о благополучном взлете. 'Лулу' осмотрелась, вскольз перехватила мой взгляд. В глазах ее я прочел насмешливую иронию - будто она каким-то образом знала о моих фантазиях на ее счет или догадывалась о моих инфантильных причудах.