Появление «бубновых» страшно расстраивало старых «пиковых», хотя они и понимали: для того, чтобы не проиграть в войне, нужно изучать методы противника и действовать, как он.

О выигрыше, о победе речь уже не шла. Было понятно, что большевики пришли к власти всерьез и надолго, что они стоят очень крепко, обеими ногами, на своих позициях. Выиграть у них невозможно. Оставалось только не проиграть в этой войне, хотя бы удержаться на своих позициях, которые было необходимо укреплять любым способом – в том числе и появлением «бубновых».

Ну и наконец «червовые» – самая плохая масть. Это были «черви», «суки», те, кто продался большевикам, был готов доносить, а в тюрьме работал на систему, сотрудничая с властью. В новых условиях червовая масть часто означала смертный приговор. Если кто-то получал червовую карту, это означало, что на сходе такой человек будет подсудимым, и защищаться ему придется очень серьезно. Очень часто вор, получив такую карту, пытался спастись бегством, но это было абсолютно бессмысленно: сеть воровского мира обладала такой расширенной структурой, что карающая рука могла настигнуть виновного где угодно.

Бегство означало смерть, в то время как храброе появление на сходе, чтобы выслушать предъяву, еще давало шанс на спасение.

Карты были выбраны недаром, они были своеобразной святыней воров. В них играли абсолютно все бандиты – естественно, на деньги, и умение играть в карты повышало авторитет. Хороший вор должен был быть классным, бесстрашным игроком, это тоже придавало ему воровской доблести. В карты играли в тюрьме, на «малинах», в убежищах, в перерывах между делами и празднуя удачное завершение дела. А потому они прочно вошли в жизнь воров, придавая им масть и цвет.

Туча получил пиковый туз, и едва он достал карту, Таня увидела, как он облегченно вздохнул и расслабился. Все эти дни Туча страшно мучился тем, что из-за череды неприятных событий ему могут понизить ранг и перевести в разряд «трефовых». Ранг понижался всегда путем общего голосования среди всех воров и обратного хода не имел. То есть можно было получить понижение и дальше двигаться только вниз, а вот подняться – уже никогда.

Но Туча сохранил свое место, сохранил свое имя, и это означало, что его не винят в череде страшных и печальных событий. В этом была очень большая заслуга Тани, чьей идеей было скрыть недостачу в общем и быстро добыть нужную сумму, чтобы Туча мог предъявить всю сумму на сходе и доказать, что он по-прежнему сохранил свою власть.

Сама же Таня, к своему огромному удивлению, получила пиковую даму. Ни на какую масть она вообще не рассчитывала и даже не думала, что ее пригласят на сход. Но, тем не менее, приглашение было получено, и было достаточно высоким, хотя сама Таня подозревала, что к этому приложил руку Туча. Ведь без его влияния и без его слова никто не позвал бы ее на сход.

По традиции, идти к месту схода было необходимо пешком, оставив всю свою охрану и дорогие машины. Вот уже много лет подряд сход проходил в одном и том же месте – в катакомбах под Военным спуском. Одно из помещений было очень удобным. Оно находилось в толще ракушняка, образовалось еще в XIX веке и использовалось как военный и продовольственный склад. Расположено было во дворе дома № 18 по Военному спуску, в одном из самых колоритных дворов Одессы. А само здание в самом центре города было известно как дом Осипа Чижевича и находилось под Сабанеевым мостом.

Через ходы в подземных лабиринтах можно было оказаться на разных улицах и легко, спокойно уйти от любой облавы и погони. Эти залы с высоченными потолками создавали атмосферу мрачного торжества – каждый сход был похож на некий готический спектакль. И Тане, и Туче доводилось уже бывать в этом месте.

На Таню это подземелье всегда производило самое мрачное впечатление – она не любила катакомбы. А вот Туча, склонный к некой театральности, чувствовал себя как рыба в воде.

Они прошли через притихший двор, все окна в котором были темны, спустились в подвал и постучали в наглухо закрытую железную дверь. Она приоткрылась – ровно настолько, чтобы пришедший мог просунуть в щелочку свой пропуск. После изучения пропуска его впускали. Заходить полагалось по рангу, поэтому первым вошел Туча, а Таня – за ним. Проверка длилась не долго. Вскоре они оказались в мрачном, тускло освещенном зале, стены которого тонули в темноте.

Ярко горящая лампа в жестяном колпаке, вызывающем в памяти вагонные теплушки времен гражданской войны, разруху, ночные кровавые перестрелки, была подвешена за веревку к балке потолка и высвечивала на дощатом столе обширный круг, оставляя в тени лица тех, кто сидел за ним.

В центре круга на тарелках лежали яблоки, апельсины, стояли бутылки с пивом. Туча поморщился, вспоминая старые воровские традиции, когда пиву нечего было делать на сходе. Но время вносило свои коррективы. И в те годы, когда сходы проводили настоящие короли, большинство тех, кто сидел за этим столом, были лишь босяками, уличными беспризорниками, дешевой и пустой воровской шпаной, которую бывалые люди с копейками гоняли за самогоном и пивом.

В зале было не так много людей. То, что их лица оставались в тени, было задумано намеренно – так было всегда. С удовлетворением Таня отметила про себя, что на столе отсутствует колода карт. Появление ее было очень плохим признаком, это означало, что кого-то собираются лишить его положения, либо – что еще хуже – вынести смертный приговор.

Умостившись рядом с Тучей в конце стола, Таня внимательно вглядывалась в лица собравшихся здесь, проступающие сквозь тень. Многих из них она видела впервые.

Было понятно, что эти люди впервые попали на сход, это были новые воры из областей, держащие в своем подчинении деревни и областные центы. Они заметно нервничали, чувствовали себя не в своей тарелке, не знали, как себя вести, куда деть руки, что и когда говорить, а оттого ерзали на скамье, как нашкодившие школьники, которых в любой момент строгий учитель может дернуть за ухо.

Таня улыбнулась про себя этому сравнению. Да нет никакого строгого учителя! Давным-давно уже нет! Был Японец, своей железной волей держащий в кулаке всю эту свору. Человек, сумевший сделать невозможное: объединить и организовать воров, навести нечто вроде порядка в этом пестром хаосе человечьих отбросов, сделать так, чтобы последние не чувствовали себя обездоленными, а первые еще больше не лезли вперед. И чтобы все вместе, и те, и другие, шли к своей общей цели – обогащению воровским путем и возможности избежать за это ответственности.

Тогда даже в самых отдаленных закоулках и лабиринтах трущоб, в самых низкопробных «малинах» для последних подонков и забулдыг был порядок. Но это было тогда.

Давно уже нет Японца, а место его никто не сумел занять. Оттого в бандитский мир вернулся хаос.

Другой мир… Таня вдруг задумалась – где же ее место в этом мире? Неужели среди этих неумных, малоудачливых деревенских воров, выдвинуться которым, как это ни парадоксально звучит, помогла советская власть?

Тупые и жадные, они начинали свою карьеру, воруя у своих односельчан, людей несчастных и обездоленных, тех, кто не знал пощады ни от банд, ни от войны, ни от советской власти, кто на голом клочке выжженной земли пытался отстоять самое справедливое и тяжелое право – право на жизнь.

Никогда в те, прежние, времена их не посадили бы за этот стол. А теперь они стремились изо всех сил вверх, туда, где природная алчность, жадность и подлость расцветали пышным цветом, давая самые немыслимые плоды.

Никогда не сели бы эти селюки с Тучей и с ворами старой гвардии! Но новый мир означал новые правила. И рядом с Тучей сидело такое вот тупое убоище с поросячьими глазками, украсившее свою жирную шею медальоном с цветочками. Не понимая в своей безграмотной дурости, что это не кусок золота, а женский медальон… Таня не смогла бы сесть рядом с таким!