Любовь – не история! Тут вечная тема. К тому же – семейные ценности. Поэма посвящалась, конечно, тоже Саутгемптону.
Женщин Уильям не знал, в чем легко признавался себе. Да, в первую очередь себе – кому признаются в таких вещах? У Овидия его сразило, как Лукреция, нанося себе смертельный удар, еще думает о том, чтоб, упавшей, выглядеть красиво. Какой-то особый способ мышления!
Что касается самой любви… О ней он был только наслышан.
Он женился когда-то на девушке много старше себя и втайне надеялся, что она ему что-то объяснит или откроет, чего он не знал (ему было, повторим, всего восемнадцать!), об этом странном состоянии человека и, главное, о женщине как главной составляющей человеческого рода. Но бедная Энн, хоть старшая, ничего не знала сама, кроме тоски по замужеству, которое задержалось в дороге, – а ей уже 26 и бежало к 27-ми… Она была рослая, грудастая девушка с правильными чертами лица и фигурой, которую можно бы отлить в бронзе… Такую захотят решительно все, кто награжден мужскими свойствами. Он оглянуться не успел, как был засватан: восемнадцать – прыщи на лице, флюиды, гормоны и вечный непокой члена.
Но она умела только мыть, стирать, стричь овец, доить коров, ощипывать кур и еще много чего, что к любви по Петрарке или Боккаччо (что тоже очень важно) не имело никакого отношения. Пришла тоска смертная – хоть вылети в трубу вместе с дымом. Он завел трех детей и стал подыскивать работу на стороне, подальше от семьи…
Когда он вернулся из Тичфилда в Лондон, чума постепенно спадала и была надежда, что воскреснет театр. Он увлекся «чистой поэзией», как он считал («Лукреция»), но стосковался по театру. Кроме того, он признавался себе, что в обеих поэмах он был слабей Марло и его незавершенной «Геро и Леандр». А в театре у него все же что-то получалось. Нет, если признаться, лучше получалось. А тут нежданно умер лорд Стрейндж. («Слуги лорда Стрейнджа». Вот он и умер! Актерам полагалось быть чьими-то «слугами», или они причислялись к бродягам. Так что имя было фасад труппы и вместе право на существование.)
Смерть Стрейнджа тотчас обрамилась слухами. Говорили разное, много говорили. Якобы год назад кто-то прислал лорду письмо, в котором предлагалось ему возглавить заговор против королевы Англии. Он тотчас переправил письмо властям и тем разоблачил заговор. Его благодарила сама королева, но, немного времени спустя, он был отравлен. «Клинок, стоимостью в двенадцать пенсов», поразивший в глаз Марло рукой некоего Фризера, продолжал косить противников или мнимых противников власти. Смерть Кида и Стрейнджа сталкивала Шекспира впрямую с эпохой, в какую он жил.
Он был верующий человек, и он боялся ада. Рая тоже боялся – ибо не знал его. Да и не представлял себе, что он может существовать и что даже Бог, в отличие от человека, мог произвести нечто в самом деле благостное. Что оставалось – видеть рай иль ад по Данте?
Актеры теряли почву под ногами: вдова лорда откровенно дала понять, что ей вовсе не хочется возиться с труппой. В отличие от мужа, она не любила народного театра – может, всякого театра. Они снова оставались не у дел.
Слава богу, их быстро подхватил молодой граф Пембрук. За время длинной эпидемии, а после – правда, краткого – междуцарствия (лорд Стрейндж, граф Пембрук) труппа сильно поусохла в составе.
Нужно было набирать актеров. Однажды Уилл днем пришел в театр – они тогда играли в «Куртине» – и увидел разом несколько новеньких. У двери одного из помещений, где переодеваются, стоял высокий, неотесанного вида парень. Явно моложе его. Шекспир к тому времени уже пообтерся в Лондоне, да и в Тичфилде у Саутгемптона – и мог считать себя почти джентльменом. (Ему так хотелось считать.) Перед парнем стояло широкое бревно на козлах – театральный реквизит, кем-то вытащенный со сцены, а на бревне – поднос с яблоками – зелеными не лучшего сорта. Парень брал одно за другим эти яблоки с подноса и грыз…
– Ты что, у нас новый актер? – спросил Шекспир явно без всякого интереса.
– М-гу… – сказал парень и продолжал хрустеть яблоком. – Я – сын Бербеджа, хозяина Teatruma. Ричард…
Хозяин Teatruma был входивший в силу, сравнительно молодой антрепренер.
«Гляди, у него взрослый сын! И уже актер!.. – подумал Шекспир про старшего Бербеджа. Он немного знал его. – Может, и мой Гамлет со временем…» – но ответил собеседнику одним:
– А-а… – лишь поддерживая разговор. Однако решил быть джентльменом и нехотя представился: – Шекспир Уильям.
И тоже снял яблоко с подноса и принялся грызть. Так они стояли оба и хрупали смачно. Благо, зубы молодые. Молодые волки! Хряп и хряп…
Этому парню суждено сыграть Ромео, Гамлета, Отелло, Лира, Макбета и много кого еще и, в сущности, открыть Шекспира для театра. Стать главным его актером – может, на все времена. Но пока они стоят рядом и смачно хрупают яблоками.
Надо было срочно сочинять пьесу. Новую. Ждут голодные актеры. И он стал писать пьесу о любви. Он почерпнул историю из поэмы Артура Брука – указал ему на нее Флорио, частый гость Саутгемптона, итальянец-протестант (даже в Лондоне редкость!) – тот, что переводил на английский «Опыты» Монтеня. Он, кстати, создал и толковый словарь итальянского языка. Он был много старше не только графа, но и Шекспира. И успел порассказать ему вдосталь об Италии. Для Шекспира пока это была закрытая карта. И он легко путал Верону и Падую…
Мы не станем притворяться, что не знаем: он впервые открыл для себя любовь не в жизни и не в поэме «Лукреция», а сочиняя «Ромео и Джульетту».
Девочка, которую он так и не встретил, и мальчик, которым он хотел быть, но не стал. Молодость кончилась, и надо было – для приличия хотя бы – одарить ее вздохом. Посожалеть о ней.
Он пытался вспомнить свое отрочество, юность, но злила их серость. Он много читал тогда, в школе, их заставляли много читать – даже классиков, Сенеку… Но они никогда не беседовали о прочитанном. Это было то, что надо оттарабанить на уроке и забыть. Выбросить в окно. В перерывах меж уроками все толпились у окон – там двигалась интересная жизнь. Друзей у него не было – товарищи, скорей приятели. Драки… Зубрежка в школе, толки о запретном по подворотням. Пылкие занятия онанизмом. Женщины мелькали мимо, как сны, юбки их завораживали порой, но были неподъемны. И только фантазия лезла на стену и перекатывалась через стены.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
