Я смотрела на этот несчастный взгляд, на слезы, обильно стекающие по щекам, на дрожащие губы.
— Держи. Но чтобы это было в последний раз! — мрачно предупредила я, бросая ей единственное яблоко. Что-то день у нас сегодня не урожайный.
Моя рука легла на зеркало, а прикосновение ожило россыпью золотых искр.
— Покажи мне судьбу Артура… — потребовала я, глядя, как по черной глади расходятся золотые волны.
— Не могу. Ни вашу, ни Мерлина, ни Артура, ни Ланцелота, — глухо произнесло зеркало, а на моих глазах стало золотыми линиями проступать волшебное древо. На одной из веток клубился туман.
— На меня наложили чары, — глухо ответило зеркало. — Я не имею права даже говорить вам о ваших судьбах… К сожалению, в вас верит слишком мало людей, чтобы вы могли снять чары Мерлина.
Так! А вот это мне уже не нравиться. Мерлин закрыл мне возможность видеть наши судьбы, при этом он просил спасти Артура?
— А во что же они верят? — спросила я, мысленно делая депиляцию одному чародею.
— Они верят в то, что можно обмануть судьбу. Чудеса Мерлина учат людей тому, что судьбу всегда можно обмануть, — усмехнулось зеркало. — Король Утер Пендрагон, кому служил Мерлин, возжелал прекрасную леди Ингрейну. Она уже была замужем за герцогом Горлуа, растила трех дочерей. Ее судьба — родить сына, который станет могущественным правителем, прожить достойную жизнь и состариться вместе с любимым мужем в окружении детей и внуков.
Зеркало показало красавицу в окружении трех дочерей и сурового мужа, который смотрел на нее влюбленным взглядом. Я видела, как огромный, неприятного вида мужик в короне уговаривал перепуганную златокудрую красавицу стать его возлюбленной. Она кричала, что не нарушит клятву брака, умоляла отпустить ее, но Утер попытался взять ее силой. Внезапно появился ее муж, а она прижалась к супругу, дрожа всем телом. А потом я увидела Мерлина, который склонился к уху опечаленного Утера. Тот поднял взгляд и улыбнулся. В ночной тишине послышался крик боли.
— Герцог мертв. Я дам вам его облик, — с улыбкой произнес Мерлин, ударяя посохом по каменному полу. Глаза Утера меняли цвет, его волосы становились черными, а на лице появился шрам. И вот он насмешливо смотрит в зеркало и снимает корону. «Ты будешь моей! Ты ведь не откажешь законному мужу?»… Конь скакал во весь отпор, Утер шагнул в зал, а ему на шею бросилась Ингрейна.
— Это не наш отец, — испуганно произнесла маленькая черноволосая девочка, прячась за матушку.
— Не говори глупостей, Моргана! — плакала от счастья Ингрейна, а ее обнимала рука в латной перчатке. — Это же папа…
Картинка померкла, и последнее, что я видела, лицо леди Ингрейны, когда с утра ей сказали, что ее муж был убит накануне вечером. Она прижимает к груди расшитое покрывало, а по ее лицу текут слезы.
— Чудеса Мерлина дали людям веру в то, что вас всегда можно обмануть, — снова повторило зеркало. — И люди просто перестают в вас верить…
На зеркальной глади снова появилось дерево, а потом померкло. Из темноты проступал убогий силуэт какой-то деревеньки.
— Судьба, будь к нам благосклонна, — кричали крестьяне, падая ниц. — Они стояли на грязной площади возле колодца и молились, подняв глаза вверх. — Услышьте наши мольбы!
Где-то орал ребенок, хрюкала свинья и кошка рожала ежика.
— Милостивая судьба, — кричала молодая крестьянка, заливаясь слезами. — Услышь нас!
— Слышу-слышу! — мрачно заметила я, глядя себе под ноги в поисках упавшего настроения.
— Богиня судьбы! — встал трясущийся старик в дранной серой хламиде. — Внемлите нашим мольбам! Великий король Артур жаловал сэру Гавейну земли и несколько деревень. Он собирается строить замок вон на том холме близ нашей деревни!
— Так вам хоть дороги сделают, будете процветающим городом, — заметила я, не понимая причину паники.
— Если раньше нас набегами грабили, то потом постоянно грабить будут! Понравилась свинья — к столу господина! А ты, пошел прочь! Никаких денег не получишь, — причитала немолодая растрепанная женщина в старом платье. — И девок наших всех в замок заберут! Рыцарям тоже потеха нужна! Помогите! У меня две дочери! Не отдам кровиночек!
— Я подумаю, как вам помочь, — вздохнула я, глядя на то, как крестьяне снова упали на колени.— Но вы на всякий случай попробуйте переехать всей деревней!
— Его послы сегодня прибудут сюда! Будут место смотреть! —взмолились крестьяне. — Эх, придется просить Мерлина!
Что? Мерлина? Да они сумасше… Постойте! Сумасшедшие? Я посмотрела на крестьян, а потом вспомнила Мерлина и улыбнулась. Сейчас я обеспечу сэру Гавейну буйных соседей!
— Вы можете явиться к ним, — заметило зеркало, видя мое замешательство по поводу помешательства. — Вот только облик в тайне сохраните…
В моих руках очутилась белая маска с прорезями для глаз.
— Придайте лик себе любой, что быть неузнанной толпой! — нараспев прочитало зеркало, пока я меряла ее, глядя на себя в зеркало. На секунду я увидела в отражении старушенцию в старом рубище.
— Сейчас к вам придет старуха и скажет, как правильно поступить! — ответила я, глядя на свое сморщенное лицо и на дрожащие узловатые пальцы, пока крестьяне переглядывались и пожимали плечами. «Едут!!!», — послышался чей-то истеричный голос. «Посланники Сэра Гавейна!», — в деревню влетел запыхавшийся паренек, указывая пальцем в сторону пыльной дороги.
— Только видел… Миновали озеро… — пытался перевести дух разведчик, а все забегали. Передо мной появился зеркальный коридор, а я опасливо шагнула в него. Через пару мгновений в лицо подул ветер, неся запах свежего навоза, а я осмотрелась по сторонам, глядя на застывших от изумления крестьян.
— Меня послала богиня судьбы! — произнесла я, опираясь на клюку. — Чтоб уберечь вас от беды! Делайте то, что я вам скажу! Вам нужно притвориться безумцами!
— Что??? — на меня уставились крестьяне, а потом посмотрели друг на друга. — А как это? Вы нам скажите, что нужно делать, мы сделаем! Мы не понимаем, о, посланница судьбы, что вы говорите!
Я тяжко выдохнула, глядя на дебелого детину.
— Ты у нас кто? — я посмотрела на заросшее лицо, старую льняную рубаху и могучие руки.
— Дровосек! — буркнул детина, у которого за поясом заткнут топор. Я выхватила горшок с остатками какой-то каши из рук ничего не понимающей крестьянки и надела ему на голову, отобрала топор и бросила его на землю. В руках какого-то мужика была скользкая рыбина не первой свежести, а я сунула ее в руки ничего не понимающего детине.
— Руби дерево! Представь, что это топор! — закатила глаза я, поглядывая на то, как рыбина пару раз ударила об дерево.
— Но ведь не рубится! — удивился детина, а по его волосам стекала каша.
— Руби молча! — суетилась я, глядя на ошарашенных крестьян, которые не понимали, что происходит. Чей-то голосок наивно поинтересовался: «А это поможет?». Я схватила старое белье, развешенное по забору, сунула в руки полной женщине и показала на пыль.
— Ты у нас стираешь в пыли! — бегала я, глядя, как женщина послушно стала валять белье в грязи и делать вид, что стирает. — Дед! Куда пошел! Ты у нас кукарекать будешь. Посидел, посидел, а потом: «Кукареку!!!».
Через минут десять послышался топот всадников, а я смотрела на маленький филиал дурдома, который вошел в раж. В деревню въехала группа всадников в синих плащах, поднимая дорожную пыль, от которой я закашлялась.
— Добро пожаловать, — противным голосом заметила я, выходя к ним. — Мы так рады вас видеть!
Я схватила булыжник, положила его на тряпку, чинно вынося его застывшим рыцарям. Посланники сэр Гавейна осматривались по сторонам, а дед с кряхтением взобрался на заборчик из веток и сипло заорал: «Кукареку!».
— Милости просим в деревню Верхние Губы! — выдала я, поклонившись, чтобы побороть приступ хохота.
— Что здесь происходит? — один из конников нервно сглотнул, а я уже распрямилась, делая серьезное лицо. — Что с ними такое? Надо будет доложить сэру Гавейну!
