— Да потому, что они встречаются, — пояснила Джинни, наконец закончив оттирать рукав.
— А ты откуда знаешь? — поперхнулся Рон.
— Я в прошлом году гуляла с Дином недалеко от хижины Хагрида. Ну и наткнулись на целующуюся парочку. Мы еще, помнится, обалдели от такой сомнительной романтики. Нашли, где целоваться!
— Ой, можно подумать вы с Дином делали там что-то другое, — язвительно вставил Гарри.
— Эй! — возмутился Рон.
— Так. Приехали. Давайте оставим Малфоя. Неужели кому-то хочется портить последние минуты каникул?
Все обернулись к Гермионе. Та обвела друзей воинственным взглядом. На какое-то время наступила тишина, которую нарушило предложение Джинни:
– Может, пойдем занимать места?
Вся компания, как по команде, двинулась в сторону поезда.
— Кстати, Джин, а чем тебе не понравились окрестности хижины Хагрида?
— Гарри! У Малфоя своя комната. Зачем таскаться с девушками неизвестно куда?
— Джинни! — рев Рона слился с возмущенным взвизгом Гермионы. Даже Гарри слегка покраснел.
Следующие несколько минут прошли в попытке нравоучений младшей сестры Рона. Лишь добравшись до пустого купе и устроив вещи, трое друзей повернулись к Джинни и перевели дух. По лицу рыжеволосой гриффиндорки было ясно видно, что ораторские способности троицы ее нисколько не впечатлили.
— Будете занудствовать, пойду искать другое купе, — с веселой улыбкой сообщила та.
— Нет уж, — решительно подал голос Гарри и, повернувшись к Гермионе и Рону, добавил, — оставьте девочку в покое.
В ответ на недоуменный взгляд он беззаботно сообщил:
— Вы сейчас свалите выполнять обязанности старост и вернетесь неизвестно когда, а мне тут одному куковать?
— Малфоя пригласи! — сердито выпалил Рон. Он еще никак не мог отойти от легкомысленной фразы младшей сестры.
— Не смешно! — резко бросил Гарри.
В купе повисла тишина. Через какое-то время Гермиона примирительно сказала.
— Ладно, давайте сменим тему. Еще пять минут до отправления. Предлагаю просто поболтать.
Она с преувеличенной бодростью взмахнула руками в сторону сидений.
Гарри с сердитым видом плюхнулся на левое сиденье и уставился в окно. Джинни присела рядом с ним. Гермиона вздохнула и заняла место напротив Гарри. Рон какое-то время постоял и сел напротив сестры.
Неловкая пауза. Наконец голос Джинни прорезал тишину в купе.
— Слушайте, я пошутила. Рон, не оставалась я в комнатах у мальчиков. Расслабься. Не нужно так болезненно на все реагировать.
— Я твой старший брат. Как я еще должен реагировать?
— Спокойнее, — примирительно сказала Джинни.
Гарри потянулся и сцепил руки на затылке.
— Не думал, кого можно в этом году взять в команду?
Гермиона невольно улыбнулась. Гарри очень ловко занял мысли Рона на ближайшие пару часов. Девушки переглянулись и подмигнули друг другу.
Прошло несколько минут, и поезд тронулся. Рон и Гарри увлеченно обсуждали кандидатуры гриффиндорцев, Джинни что-то упорно искала в сумке, а Гермиона смотрела в окно. Да! Сегодня ей придется собрать в кулак все свое мужество и самообладание. Она перевела взгляд на сидящего рядом Рона.
— Что? — перехватил он ее взгляд, замолчав на полуслове.
— Нам пора. Мы — старосты. Помнишь?
— Помню, — с обреченным вздохом Рон поднялся со своего места.
— Ро-о-он! — протянула Гермиона.
— Ну, что еще! — сердито отозвался юноша, оборачиваясь в дверях.
— Ты не собираешься надеть школьную мантию и значок?
Рон бросил многозначительный взгляд на Гарри и потянулся к своим вещам.
— И нечего переглядываться за моей спиной, — проходя мимо, она сердито толкнула Рона в бок, заставив того согнуться.
— Слушай, чем ты летом занималась, что вернулась такая агрессивная?
Девушка вздернула носик и, прихватив свою мантию, вышла из купе. Рон перебросился парой слов с Гарри и тоже появился в коридоре.
— Я готов! — с видом бравого офицера объявил парень.
Гермиона слегка улыбнулась, дав понять, что сменила гнев на милость, и двинулась в сторону третьего вагона. Вот уже несколько десятков лет старосты собирались именно там. Почему — никто не знал.
Девушка медленно пробиралась по коридору, заглядывая в приоткрытые двери купе. Она выполняла обязанности старосты? Да, конечно! Вот только себе Гермиона врать не привыкла. Она с замиранием сердца ожидала каждую минуту увидеть несносного мальчишку, одетого в мантию с эмблемой в виде змеи. Главное — сохранять спокойствие. Он не должен догадаться, что она что-нибудь помнит.
— Гермио-о-она! — оказывается, Рон уже какое-то время пытался привлечь ее внимание.
Девушка обернулась и вопросительно подняла бровь.
— Что случилось? — глядя ей прямо в глаза, спросил Рон.
— О чем ты? — сердце нехорошо подпрыгнуло.
— Гарри сказал, что ты вчера ни с того ни сего заплакала и начала говорить странные вещи и…
— Гарри сказал? — недобро прищурилась Гермиона. — А что еще тебе сказал Гарри? А?
— Гермиона, ты чего? — опешил Рон, явно не ожидавший такого тона.
— Ничего! — сердито отрезала девушка. — Просто мне не очень приятно, что вы перемываете мне косточки у меня за спиной. Ясно?
Гермиона выплюнула эти слова так яростно, что Рон прирос к месту.
— Ты в своем уме? — брови парня поползли вверх. — Косточки перемываем? Да мы, знаешь ли, заботимся о тебе. Тебе должно быть приятно, что ты нам дорога и…
Гермиона устало закрыла глаза. Приблизительно эти слова она сказала недавно Малфою. «Нормальным людям приятно, когда о них заботятся». Что же он сделал с ней за эти бесконечные сутки?
Девушка посмотрела в глаза другу. В них отражалось смятение и обида.
— Ох, Рон, — Гермиона бросилась к юноше, — прости, я не знаю, что на меня нашло. Просто я испугалась за Гарри и… Я не знаю, как объяснить. Просто поверь. Я не хотела вас обидеть. Я вас очень люблю. Правда. Вы для меня самые дорогие.
Рон притянул девушку к себе и, неловко обняв, начал гладить по волосам.
— Все хорошо. Не расстраивайся. Я не обиделся.
— Спасибо. — Гермиона сделала шаг назад и опустила взгляд.
— Эй! — Рон взял ее за подбородок. — Ты ничего не скрываешь?
— Нет! — Гермиона постаралась как можно честнее посмотреть ему в глаза.
— Почему ты испугалась за Гарри?
Девушка сделала шаг назад и отвернулась к окну.
— Рон, идет война. Неявная, непонятная, невидимая. Я просто испугалась того, что может случиться. Гарри… Как мы будем без него?
— Мы не будем без него, — не очень уверенно произнес Рон.
Девушка усмехнулась. Наступила тишина. Два студента со значками старост на школьных мантиях молча смотрели в окно на пробегающий пейзаж.
— Я тоже боюсь, — внезапно произнес Рон. — Гарри очень изменился. Иногда я не понимаю, о чем он говорит, чего хочет. Я тоже боюсь, что он выкинет глупость. Убьет Малфоя, например.
Рон усмехнулся.
— Рон, не шути так, — попросила Гермиона.
— Да ладно, — юноша попытался улыбнуться. — Скажешь, Хорек этого не заслуживает? Из-за него погиб Сириус. Гарри никогда ему этого не простит.
— Сириус погиб не из-за него, а из-за его отца.
— Какая разница?
— Думаешь, никакой?
— Думаю, да.
Рон оттолкнулся от стекла и кивнул головой в ту сторону, в которую они шли.
Гермиона, не глядя на него, пошла по коридору. Прислушиваясь к стуку колес, девушка размышляла над словами друга. Да! Именно так все и выглядело. Сын в ответе за своего отца. Он точно такой же. Именно так бы она и думала, если бы перед глазами не встала сцена: красивый мужчина наотмашь бьет по лицу удивительно похожего на него юношу.
«Мой сын странный человек». Тот же мужчина задумчиво роняет слова в темноту за окном.
Гермиона бы так же, как и Рон, ненавидела Драко Малфоя. Вот только беда в том, что в ее жизни был день, заставивший ее мир перевернуться с ног на голову и другими глазами взглянуть на Драко Малфоя. Нет! Гермиона ни за что бы не сказала, что они ошибались эти шесть лет, считая Малфоя мерзким гаденышем. Они были правы. Он был именно таким. Но реальная жизнь вдруг оказалась куда сложнее и имела намного больше оттенков, чем такие привычные: черный и белый. Оказалось, жизнь имеет еще и серый цвет. Цвет глаз Драко Малфоя. Он действительно был высокомерным, жестоким и эгоистичным, привыкшим унижать, причинять боль, заставлять плясать под свою дудку. Но это была лишь вершина айсберга. За одни сутки Гермионе довелось увидеть хотя бы одним глазком, что находится за этой маской равнодушия и пренебрежения. Открытие потрясло. Гермиона думала об этом, не переставая. Просто под маской оказался… человек. Да, необычный, с перевернутыми ценностями, но… человек. А человек не может быть жесток сам по себе. Для всего в мире есть причина. Даже Том Редлл стал таким чудовищем потому, что от него отказался самый близкий человек. Отец бросил своего еще не родившегося ребенка. Чего можно было ожидать от мальчишки, страдающего в приюте? Благодарности? Доброты? Сердечности? Откуда он мог их взять, если ни разу не видел ни одно из этих проявлений.