Гермиона с теплотой посмотрела на Рона. Она могла на него злиться, могла считать оболтусом и недотепой, но чего у Рона нельзя отнять, так это способности концентрироваться в нужный момент. Вот и сейчас: спокойный и уверенный голос, самые верные слова. Забини смерила его усталым взглядом, с секунду подумала, не послать ли куда подальше, но все же заговорила:

— Закрыть подобный проход невозможно, — вот сразу с такой милой новости, — Драко пытается, — девушка горько усмехнулась и задумчиво проговорила. — Может быть, это его вечная самоуверенность, а может, безысходность. И тем не менее…

— А как оно действует? — Гермиона позабыла о гневе на слизеринку.

— Заклинание банально простое. Кто самый злейший враг нас самих?

Гермиона еще не успела осознать вопрос, как прозвучал ответ Гарри:

— Мы.

— Точно!

Гермиона нащупала на каменном полу руку Гарри и накрыла своей. Его ладонь вывернулась, и сильные пальцы переплелись с ее. Они так и остались сидеть, взявшись за руки, передавая друг другу тепло и веру в то, что все будет хорошо. Вера была слабая, и на двоих ее не хватало, да и негромкий голос Забини никак ее не подпитывал. Наоборот.

— Все просто: время для Драко сейчас идет вспять на эмоциональном и физическом уровне. Сейчас все зависит от того, было ли у него что-то счастливое в последние дни, часы. Он будет переживать самые яркие эмоции заново и, если что-то было, то это поможет…

— То есть, если он был безумно счастлив несколько часов назад, то он сможет закрыть проход? — уточнил Рон.

— Если сводить все к банальности, да. Бывали случаи, когда подобные заклинания побеждались в течение нескольких минут.

— Но ты же сказала, что снять его невозможно, — не утерпел Рон. — Ошиблась?

— Нет. Те заклинания были наложены простыми волшебниками. Здесь же и волшебник посильнее, да и Драко не прыгал от счастья в последние дни.

Гермиона посмотрела в спину слизеринца. Их поцелуй вчера вечером… Может быть, поможет? Или же он совсем не был счастлив? Он был раздосадован, разозлен.

— А время в обратном порядке идет быстро? — негромко спросила она.

— Думаю, да.

Значит, ее жалкие попытки внести свет в его жизнь оказались слишком слабыми.

— А может, у вас какое-нибудь радостное событие на днях было? — бодрым, как ему показалось голосом, предположил Рон.

— Скорее, наоборот, — хмуро откликнулась Блез.

«Мариса!» — в ужасе подумала Гермиона. Судя по лицу слизеринки, та вспомнила об этом же. Гермиона зажмурилась.

Дрожащий листок пергамента в его руках, закушенная губа, красные пятна на щеках. Боль, растерянность.

Мерлин! Неужели сейчас он снова это переживает? Ведь так можно сойти с ума. Это несправедливо!

— Эй! — подал голос Рон. — Кровь откуда?

— Карета, — простонала Гермиона. — Физически это тоже действует?

— Черт! Да я же пять раз повторила. На эмоционально-физич… Драко, ну давай же, — перебила сама себя Блез.

Белые манжеты рубашки постепенно темнели. На запястьях вскрывались старые швы от драки, произошедшей несколько месяцев назад. Значит, жизнь проносится перед ним с сумасшедшей скоростью.

— А что будет в самом конце? — негромко проговорил Гарри.

— До самого конца еще никто не доходил. Обиды, потрясения, болезни, раны. Если человек в течение нескольких минут переживет все свои простуды и переломы да еще вкупе с разочарованиями… Вряд ли кто-то доходил даже до детского возраста.

— А внешне люди меняются? — с интересом спросил Рон.

— Ро-о-он, — протянула Гермиона, посчитав вопрос кощунственным.

— Нет, Уизли. Не меняются, — убийственным тоном откликнулась Блез.

Драко Малфой покачнулся и сделал шаг назад. Вся группа замолчала. Кровь не просто сочилась из запястий, она текла по пальцам и капала на пол. Режущее заклятие. Само. Гермиона почувствовала, как Гарри сжал ее руку. В этот миг Гермиона Грейнджер вдруг отчаянно захотела, чтобы в период летних каникул у Драко Малфоя произошло что-то чудесное и волшебное. Она бросила быстрый взгляд на Блез. Ревность уступила место боли и нежности. Пусть Забини подарит ему незабываемые мгновения. Пусть сделает что-нибудь! То есть сделала… Тем летом. Перевернула его мир, вызвала бурю эмоций, заставила сердце бежать быстрее. Она сможет. Она не такая, как другие.

Но, судя по лицу Блез Забини, ничего радостного и светлого в их жизни в тот период не происходило. Слизеринка закрыла лицо руками, признавая поражение. И вдруг: боль в пальцах — это Гарри так сильно сжал. Гермиона оглянулась, ожидая увидеть самое страшное. Однако произошло чудо. Иначе назвать нельзя.

Девушка вскочила на ноги. Рон и Гарри уже давно стояли. Гул исчез, но самое главное, исчезло свечение. Обычная каменная стена. Такая же, как и сотни других.

— Это все? — неверяще переспросил Рон.

Блез Забини отняла руки от лица и потрясенно уставилась на стену.

— Кажется, — неуверенно проговорила она.

Но все и так было понятно по тому, как повел себя Драко Малфой. Он покачнулся, и его повело в сторону. Юноша ухватился за подоконник и согнулся пополам. Несколько секунд просто стоял, приходя в себя.

— Ему надо помочь! — не выдержала Гермиона.

Однако слизеринец выпрямился и, придерживаясь за стену, медленно пошел в их направлении. Он не смотрел ни на кого конкретно. На бледном лице глаза выделялись темным пятном, увеличенные тенями усталости и неведомой болезни, из пореза на переносице сочилась кровь. Он смотрел куда-то вглубь себя, и никто не решился сделать шаг навстречу, помочь, поддержать. И дело здесь было не в ненависти. Просто все смотрели с некой опаской на человека, за несколько минут пережившего столько потрясений. Так здоровые смотрят на больных душевными недугами. Как к ним подступиться? Подпустят ли?

У черты юноша остановился и взмахнул палочкой, которую, кажется, так и не применил.

Белая полоса на полу в последний раз мигнула и исчезла.

Драко Малфой посмотрел на исчезающую черту и устало улыбнулся. Граница добра и зла. Граница ненависти и любви, граница боли и блаженства. За последние несколько минут он многое понял в своей жизни. Робкая иллюзия счастья. Казалось, совсем незаметная, но позволившая продержаться, выстоять, перевести дух и накопить силы. И все это девочка, чей взгляд сейчас жег душу. Ему не нужно было смотреть, он это чувствовал. Если говорить честно, то он сейчас почти не видел. Перед глазами все расплывалось, а уши будто заложило ватой. А еще в эти несколько минут были стабильность и уверенность, привычный уют и спокойствие. Девушка, чей взгляд сейчас пытался придать сил и извинялся за неверие в его победу. Была ненависть, которая помогла отвлечься от большой Ненависти к тем, кто во всем виноват. Эта ненависть была родной и привычной. Драко сросся с ней за последние шесть с половиной лет. И человек, вызывавший ее, смотрел сейчас с потрясением и сочувствием. Драко чувствовал их взгляды. Тасовал их словно колоду карт, прикасаясь то к одному, то к другому. Но спасло его не это. Эти люди помогли выстоять, набраться сил, не потерять связь с реальностью. Спас его совсем другой человек.

Блез Забини ошиблась, предполагая, что ничего светлого в то лето не было.

Самое светлое и святое… Мать. Звонкий смех, до того дня не слышанный, а потому непривычный и диковинный. Искры солнца, запутавшиеся в серебристых волосах. И тепло, тепло, тепло. То тепло, которого он не чувствовал все семнадцать лет, вернее не желал чувствовать. Считал, что может без него обойтись. Нет! Не может! И не хочет. В этом тепле было так светло и радостно, так спокойно и сказочно… Один день — и все предыдущие годы показались лишь репетицией тех мгновений. Именно та прогулка на пляж, за которую, как считала Нарцисса, ему пришлось заплатить слишком высокую цену, оказалась чем-то самым важным в эти несколько минут. Цена была несравнима с тем, что он получил.

Юноша опустился на пол, прислонившись затылком к каменной стене, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Уснуть и никого не видеть. Даже если в его сон ворвутся все эти кошмары — плевать. Сил на бодрствование не осталось.