Дали сидела на смотровой площадке, закутавшись в тёплый плед, и смотрела прямо перед собой, не замечая окружавшей её красоты. Величественные снежные вершины были залиты ярким солнечным светом, по небу плыли лёгкие полупрозрачные облачка. Было тихо, только где-то на той стороне ущелья щебетала неизвестная пичуга. Впервые за последнюю неделю в душе у девушки наконец воцарился покой. Похоже, она задремала и, наверное, поэтому не услышала шаги за спиной. Амар опустился рядом с ней на колени и уткнулся лицом в её руки. От неожиданности Дали вздрогнула всем телом, и с её ног скатилась маленькая бархатная коробочка. Она упала в снег и раскрылась. В коробочке лежала роза, очень искусно сделанная из белого металла, возможно, серебра. На тонких лепестках капельками росы блестели крохотные прозрачные кристаллики. Амар подобрал коробочку и протянул Дали.

– Прости меня, любимая,– он посмотрел ей прямо в глаза,– я не хотел сделать тебе больно.

Дали не знала, плакать ей или смеяться. Она уже перешла ту черту, когда всё можно было поправить поцелуем и ласковыми словами. Словно во сне девушка взяла коробочку и вытащила серебряный цветок из красной бархатной подложки. Как только роза оказалась у неё в руке, Амар поднял Дали из кресла и заключил в свои объятья. Она невольно вскрикнула. Один из шипов розы оказался очень острым и впился ей в палец. Ранка была маленькая, но довольно глубокая, и несколько капель крови упали на снег, прежде чем Амар успел зажать ранку своей рукой. Потом он ещё крепче обнял свою возлюбленную и с жадностью впился губами в её губы. Дали закрыла глаза и позволила себе уплыть в блаженное ничто.

Было жарко. Нет, не от поцелуя. Просто вдруг наступило лето. Дали оторвалась от своего демона и с удивлением увидела, что они находились на краю поляны, окружённой огромными деревьями, закрывавшими небо своими могучими кронами. Вокруг росла густая высокая трава и цветы чуть ли не в человеческий рост. А над цветами прямо в полёте застыли разноцветные бабочки. Они не махали крылышками, а просто висели в воздухе, как будто их подвесили на невидимых нитях. Трава и листья тоже не шевелились, словно замурованные в прозрачное стекло. Шагах в двадцати посередине поляны стоял старик с длиной седой бородой, одетый в бесформенный плащ с капюшоном. Он тоже был совершенно неподвижен, даже складки плаща не двигались, застыв в неестественном положении. Только тут Дали заметила, что и Амар застыл в неподвижности, всё ещё обнимая воздух в том месте, где секунду назад стояла она сама. Девушка резко обернулась, и капелька крови скатилась с её пальца в траву.

И окружающий мир ожил. Зашелестел ветер в кронах дубов, зашуршала трава, и бабочки принялись порхать над цветами как ни в чём не бывало. Амар взял её за плечи и помог избавиться от тёплой куртки. Дали подняла глаза и увидела, что старик стоит к ней лицом и смотрит на неё так ласково, почти как папа.

– Ну здравствуй, доченька,– голос старика оказался глубоким и совсем не старческим. – Встань, Охотник,– добавил он, обращаясь к Амару,– ты выполнил свою миссию.

Только тут Дали с удивлением заметила, что её любимый стоит на одном колене, прижав правую руку к сердцу и склонив голову, как будто делает ей предложение. Только вот склонился он не перед ней, а перед стариком в бесформенном плаще.

В полнолуние восемь Высших Творцов и Алиса собрались для проведения огненного ритуала. Лёгкий ветерок полоскал шторы в открытых настежь окнах ритуального зала. Все девять сидений вокруг очага были уже заняты, и пламя, закрутившись в восемь спиралей вокруг ослепительно белого стержня, вытянулось остроконечным конусом к отверстию в крыше. Именно так каждый раз начинался ритуал. Однако сегодня собравшиеся не спешили начать медитацию. На этот раз нашлось дело поважнее.

– У меня для всех нас очень странные и тревожные вести,– начал разговор Орэй, один из Высших. – Вчера мы с Атан-кеем проверяли мир Сабина на всякий случай.

Орэй замолчал, оглядывая собравшихся настороженным взглядом.

– Что с ним не так? – не выдержал Антон.

– С ним всё не так,– вступил Атан-кей,– его нет.

Повисла тягостная тишина. Мир Сабина, похожий на эльфийский лес, в котором тот сам себя запер в стасисе восемнадцать лет назад, действительно невозможно было обнаружить обычными методами. Для базовой Реальности он как бы не существовал. Но Творцы имели возможность увидеть как сам мир, так и запертого в нём Творца. Если Атан-кей заявлял, что этого мира больше не существовало, это могло означать только одно – кто-то этот мир уничтожил.

– Я так понимаю, что никто из нас на Сабина и его эльфийский лес не покушался. – Орэй не спрашивал, он твёрдо был уверен, что ни одному из присутствовавших в зале Творцов даже в голову не могло прийти подобное насилие над собратом.

– Ты думаешь, в базовой Реальности появилась сила, способная на уничтожение мира Творца? – уточнил Антон.

Он и сам не понимал, радоваться ему или огорчаться такой новости. С одной стороны, гибель целого мира, пусть и с единственным обитателем, была трагедией. А с другой стороны, это означало бы, что со стороны Сабина ему самому и его близким больше ничего не грозило.

– Не говори глупости, Аннагорн,– в голосе Атан-кея прорезались нотки недовольства. – Появление подобной силы не могло бы пройти для нас незамеченным. Да и уничтожить целый мир так, чтобы от него не осталось никаких следов – это дело немыслимое. Вспомни, сколько времени понадобилось твоему волку, чтобы разрушить Убежище, да и то не до конца. Обломки всё равно остались.

Они всё ещё продолжали называть Антона его именем, под которым знали его пятьсот лет назад перед тем, как Сабин хитростью одного за другим запер этих многомудрых Творцов в стасисе. Когда речь заходила о чём-то важном, Антон, как правило, превращался в Аннагорна или проще в Гора.

– Полностью стереть Реальность может только её Творец,– вынес свой вердикт Атан-кей.

Из уст Атан-кея эта фраза прозвучала как приговор. Все восемь человек с сочувствием обратили свои взгляды на Антона. Что эта новость для него означает, было понятно без слов. Если это Сабин уничтожил свой мир, значит, он каким-то чудом вырвался из стасиса. Нетрудно было догадаться, что первым делом освободившийся пленник снова начнёт охоту на своего брата и его близких.

– Как ему удалось вырваться? – полюбопытствовал Тарс.

Ответом ему была тишина. Даже спустя восемнадцать лет Высшим так и не удалось выяснить, как же Сабин смог взять под контроль их сознания, чтобы запереть их всех в стасисе. Ведь для этого требовалось закольцевать картинку, транслируемую подсознанием в ум, саму на себя. Что за способ изобрёл отступник, чтобы на время заблокировать связь ума и подсознания своих жертв и превратить Творцов в обычных людей? Увы, ответа на этот вопрос мудрецы так и не нашли. А уж каким образом Сабину самому удалось разорвать кольцо стасиса изнутри, никто вообще представить не мог.

Восемнадцать лет назад, когда они обнаружили, что мир Сабина погружён в стасис, Антон сразу высказал предположение, что у его талантливого и коварного братца, наверняка, имелся план, как ему выбраться из своего добровольного заточения. Остальные были с ним согласны, поэтому поначалу контроль за Сабином был практически ежедневный. Но годы шли, а ничего не происходило. И сторожа расслабились. Как видно, напрасно.

Судя по всему, Сабин зря времени не терял. Стоило ему освободиться, как он тут же начал свою охоту на брата, но почему-то начал её с Вертера. Значит, бывшему Охотнику опасность вовсе не померещилась, с Дали действительно что-то произошло. И устроил эту подлянку родной брат Антона.

– Ты только не горячись, Гор,– обратился к нему Шандивар, видя, что тот готов взорваться. – По просьбе Тарса я взял на себя смелость просканировать сознание дочери твоего друга.

Антон невольно напрягся, ожидая вердикта, но Высший замолк и опустил глаза. Они все избегали смотреть ему в лицо. Похоже, никому из присутствующих не хотелось первым огласить тот факт, что Антон облажался по-крупному. Вместо того, чтобы поверить другу и всерьёз озаботиться проверкой его подозрений, он ограничился внешним наблюдением за его дочерью. Не хотелось, видите ли, проявлять бестактность и ковыряться без спросу в чужом сознании. Вот и довыпендривался со своим чистоплюйством.