— У меня не очень приятная новость, — запнувшись, сказал он, — но, возможно, тебе придётся пожертвовать собой, когда Снейкиус будет пытаться забрать твоего сына. Я не думаю, что мы допустим этого, просто будь готов, Люциус.

— Я готов — кивнул старший Малфой.

— Хорошо. Нарцисса, попробуй убедить Снейкиуса, как мать. У него никогда не было матери, она умерла, рожая его. Но, возможно, он тебя послушает, поверит своему сердцу, а не своей чёрной душе.

Миссис Малфой кивнула, поцеловав Драко в висок. Тот с хрипом дышал, метясь на кровати.

— Гермиона, детка, иди в круг, садись. Старайся не выходить из него без крайней потребности. Через огонь Снейкиус не переступит, его отбросит назад, но огонь защитит тебя от него и скроет Милисент в тебе.

Уставшая, на ватных ногах, Гермиона поплелась в круг.

— Я знаю, что вы не уйдёте, — с улыбкой продолжил Барнели, глядя на Рона и Гарри, — но вам безопаснее будет выйти. Оставайтесь под дверью. Можете надеть плащ.

— Но Гермиона! — начал Рон.

— Да, мы её не оставим! — поддержал его Гарри.

— Если вы не сделаете этого, — отрезала Гермиона, — он убьет вас первыми. Идите. Я справлюсь. Я не хочу потерять друзей.

Переглянувшись, парни вышли. Рон постоянно бубнил, что Гермиона совершает ошибку, и что он ненавидит весь Слизерин оптом. Она видела, как Гарри достал из кармана плащ-невидимку. Невилл тоже вышел с ними.

Лагримус, тем временем, спокойно обвёл взглядом преподавателей, каждый из которых был настроен весьма воинственно.

— Не думаю, что дойдёт до этого, но вы должны будете готовы в любой момент дать отпор. Вы это сами знаете, но на всякий случай, для успокоения совести, я обязан был предупредить.

Профессор Макгонагалл кивнула, похоже, за всех.

— Что ж, — Дамблдор сложил на груди руки, и его длинные пальцы переплелись, — Минерва, думаю, пора позволить настойчиво требующему нашего внимания сыну основателя себя послушать.

Она мигом опустила палочку.

— Пригнитесь! — раздался холодный голос Барнели, и, едва все успели это сделать, зеркало, оконное стекло и даже кувшин, из которого так жадно только что пил Лагримус, треснуло. Вой ветра смешался с пронзительным хохотом, истеричным вскриком Драко, которого снова подборосило на кровати едва ли не до потолка, и тихим стоном Гермионы.

Перед ними, почти в человеческом обличье, хоть и бледнее, стоял, пошатываясь потомок Слизерина. Он отряхнул свои застаревшие одежды от остатков следа и горделиво посмотрел на собравшихся в комнате людей. Но лишь от взгляда, обращённого к ней, Гермиона вздрогнула. Похоже, она была единственной, кто интересовал его сейчас.

Стало ясно, что просто так он её в покое не оставит.

========== Часть 65 ==========

В круге было холодно и страшно. Гермиону бил озноб, но пронизывал холод. Дышать было так тяжело, точно на грудь навалили камней. Она плохо видела всё, происходящее в комнате, потому что глаза болели, пекли, были устланы пеленой, а голова кружилась, так что ей казалось, что комната движется. Полумрак свечей, приглушённые голоса людей, мрачность стен — всё на неё давило. По щекам лились потоки жгучих слёз, но Гермиона, искусавшая губы в кровь, так, что те пекли, вряд ли это понимала. Она сидела в кругу, раскачиваясь, по очереди произнося имя то Снейкиуса, то Драко, а то — внезапно — звала себя же, будто боялась, что забудет, как звучит её имя.

Скорее по звукам голосов, нежели глазами, она поняла, что все преподаватели окружили её, и теперь круг сомкнулся. Он был плотным, а свет палочек, который отливал в окне среди блеска двуликой луны, что уже начала убывать, делал это сборище довольно воинственным. Слизерину, впрочем, было плевать. Он шёл к ней, был всё ближе и ближе, игнорируя целый отряд готовых сражаться учителей, побагровевшего мистера Малфоя, который в любой момент готов был броситься на него, и его плачущую супругу, чьи щёки тоже были устланы россыпью слёз.

Слизерин шёл к ней, потому что видел и чувствовал Милисент.

— Мили? — тихо, со щемящей нежностью в голосе, позвал он, когда они поравнялись. Он ещё не полностью проявился, его лицо было точно в тумане, и на нём, как два крупных пятна, выделялись огромные, воспалённые, словно после бессонных ночей, глаза. — Мили, ты меня слышишь? Ответь мне. Я знаю, что ты здесь.

Гермиона лишь крепче вцепилась пальцами в колени, зная, что оставит синяки. Голова туманилась, все мысли кружились, будто на аттракционе. Только тоненький голосок внутри, как будто принадлежащий маленькой девочке, говорил ей, что не стоит никак реагировать на его призывы. Последнее и было самым сложным — каждый раз, когда он обращался к ней, произносил её имя, внутри всё замирало, а потом заливалось сладкой песней. Милисент боролась в ней, с ней, мечтая выпорхнуть на волю, словно птица в причудливой клетке.

— Мили? — снова прошептал Снейкиус, подходя так близко, что на шее остался поцелуй его ледяного прикосновения. — Ты меня слышишь? Ты здесь?

Гермиона хотела его оттолкнуть, из последних сил показать ему, что она не собирается сдаваться, снова жертвовать собой, но вместо того судорожно схватила его за руку и крепко сжала пальцы. Они, впрочем, тут же выскользнули из её рук, ледяные и безжизненные, как у трупа.

— Мили, — та часть его лица, которая имела подобие человеческой, осветилась неподдельно счастливой улыбкой, — я знал, что ты услышишь меня. Ещё совсем немного — и мы будем свободными.

— Оставь в покое девочку — как будто со стороны услышала Гермиона голос Макгонагалл, но не могла разглядеть её лица.

Она испугалась, что Снейкиус попытается сделать что-то дурное, но он лишь умолял: — Прошу, оставьте нас. Мы не разговаривали целую вечность. Она не слышала, возразил ли ему кто-нибудь.

Подойдя ближе, он попросил её выйти из круга. Как бы не цеплялась Гермиона за осколки своего сознания, ничего не вышло. Милисент неуверенно ступила вперёд. Огненный круг остался чуть позади неё.

— Милисент, — шептал Снейкиус, и те жалкие крохи, что ещё оставались в Гермионе, понимали, что он не дышит, — ты здесь. Со мной. Молю, продержись ещё пару минут, и мы будем счастливы. Нам это нужно.

Кажется, она покачала головой.

— Не отрицай, милая, — мягко продолжил Слизерин, — мы заслужили это. Вытолкни грязнокровку из своего сознания. Оно теперь принадлежит тебе. Мальчишка, — он показал глазами на кровать, где лежал Драко, — уже сдался.

При этих словах миссис Малфой оглушительно вскрикнула. Голову будто охватил пожар, но всё тело трясло от холода. Внутри поселился ужас.

— Мили, — голос его был по-прежнему нежен, — прошу, поговори со мной. Я знаю, ты меня слышишь. Грязнокровка ушла. Они не могут победить нашу с тобой любовь. Ты же видишь.

Тихий, чужой стон сорвался с губ.

— Я помню, ты говорила, что мы должны остановиться, — глухо продолжал Снейкиус, пожирая её глазами, — дать им шанс. Мы дали, Милисент. И они проиграли. Я сделал всё, как ты просила. Теперь послушай меня, милая. Любовь моя, вытолкни грязнокровку из своего сознания — и мы будем вместе всегда. Как и мечтали, помнишь?

Гермиона не хотела отвечать, но голова сама по себе закачалась, точно болванчик. Она слабо кивнула.

— Пожалуйста, Мили, — он почти ворковал, уговаривая, — послушай меня. Всё кончено с ними, а для нас всё только начинается. Мы договорились друг другу верить. Поверь мне. Они не любят друг друга, они ничего не стоят. Пора с ними заканчивать.

Странный вскрик сорвался с губ, а потом пришло равнодушное оцепенение. Оно мгновенно сковало всё тело, каждую клетку. Тишина становилась гнетущей. Поднеся к лицу тяжёлые руки, Гермиона закрыла ладонями рот. Она не знала, то ли Милисент сама отказывается разговаривать, то ли она пытается помешать себе наговорить глупостей.

— Мили, — продолжал её нежно звать Снейкиус, — прошу. Пожалуйста. Умоляю…