— Я с тобой. Помнишь?

— Да. Я благодарен тебе.

Гарри поправил съехавшие на нос очки. Ему было неловко. Блейз смотрел ему прямо в глаза. «Обнять? — подумал Гарри, — будет ли это уместно сейчас?» Чёрт, он совершенно не умел общаться с людьми!

— Я хочу померить твои очки — сказал Блейз.

Гарри вздрогнул. Удивленно посмотрел на Забини.

— Разве никто не просил тебя об этом? — продолжил Блейз.

— Нет, — помотал головой Гарри, — никогда.

— Ладно. Я буду первым. Можно?

Подумав, Гарри не очень уверенно кивнул. Блейз осторожно стащил очки и надел себе. Оправа ему не шла. Он часто заморгал, прищурился, покачал головой:

— Стёкла сильные. Ты что-нибудь видишь без очков?

— В дверь лбом не въеду, — ответил Гарри, — но читать очень сложно. Разве что носом придётся, если очков нет.

— Ясно — кивнул Блейз.

Гарри подумал, что это хорошо, что он допустил такую милую штуку сейчас. Возможно, ему уже стало чуточку легче.

Он заметил, что Блейз внимательно наблюдает за ним, хоть и не прямо.

— Что? — спросил он.

— Можно тебя поцеловать?

— Да.

Блейз шагнул вперёд, чтобы они оказались лицом к лицу. Положил руки Гарри на плечи. Приблизил лицо к его лицу и аккуратно коснулся губ губами. Поцелуй был мягким и осторожным. В то же время, — очень волнующим. Губы Блейза буквально обволакивали, были пухлыми, тёплыми и мягкими. Гарри сперва не знал, куда деть руки, но потом обнял Блейза за бёдра.

Поцелуй, вероятно, длился долго, потому что, когда они закончили, и Гарри слегка отстранился, ему было трудно дышать. Да и Блейз тоже дышал с трудом.

— Что-то не так? — спросил он. Оставался внешне, как всегда, абсолютно спокойным.

— Нет, — замялся Гарри, — просто…

— Сейчас не время, да? Мы же так и не поговорили.

Гарри захотелось смеяться. Он попытался сдержаться, но не смог.

— Нам везёт, правда? — улыбнулся Блейз.

— Ага. Мы просто чемпионы.

— Но я знаю, когда всё закончится — твёрдо продолжил Блейз.

— У меня никогда ничего не закончится, — вздохнул Гарри, — я уже почти привык.

— Брось, Поттер, — отмахнулся Блейз, — всё когда-нибудь заканчивается. Целая жизнь впереди.

Гарри вдруг захихикал. Вышло глупо, но он не испытывал стеснения. Он взял Забини за руку:

— Прямо сейчас у нас лестница, ведущая в коридоры Хогвартса, а потом — в спальни. Так что, пошли. Поздно уже. А от отбоя даже у тебя точно нет освобождения.

— Где мальчишка? Мне надо с ним поговорить?

— Аластор, уже поздно. Лучше это сделать завтра.

Старый вояка не отличался терпением, но профессор Макгонагалл, пожалуй, была права. Вести такие разговоры по ночам может только сумасшедший.

— Хорошо, — кивнул он, — я заночую в школе, но завтра же с утра обязательно пообщаюсь с ним. Он точно что-то знает, этот мальчишка.

— Не думаю, — профессор Макгонагалл покачала головой, — мистер Забини постоянно находится в школе, маловероятно, что он в курсе дел своего отца. Во всяком случае, не всех.

— Вот завтра и узнаем, — упрямо возразил Грюм, — а сейчас покажите мне место моего ночлега, Минерва.

— Хорошо. Но сперва сделаем небольшой обход.

— Да уж, большое удовольствие ловить нарушающих правила студентов — пробубнил старый вояка, размашисто шагая вслед за Макгонагалл.

— Относитесь к этому как к разнообразию, Аластор — сухо возразила она. — В Азкабан мы точно их не отправим. Идёмте.

— Всё тихо — через некоторое время сделал вывод Грюм. — Так что, может, всё-таки покажете мою комнату, профессор? Иначе я захраплю прямо здесь.

Макгонагалл остановилась. В конце коридора появились две черные фигуры. Приглядевшись, она узнала Малфоя и Грейнджер.

— Аластор, вам стоит спрятаться. Они не должны нас видеть.

— Куда, Мерлин его дери?

Но профессор уже его не слушала, её способность анимага была сейчас, как нельзя, кстати. Ответом спутнику было лишь тихое «мяу».

— Ну вот, — ворчливо сказал Грюм, — теперь я точно до комнаты не дойду.

Раздосадованный, он скрылся за ширмой.

Милисент всё плотней прижималась к Снейкиусу, её всю трясло. Она сама не могла понять, от желания это или от страха. Они, наконец, смогут побыть одни, в месте, которое принадлежит только им. Больше никаких Драко и Гермионы, то и дело затуманивающих их сознание. На минуту в голове возникли их образы. Нет. Она не может сейчас сдаться.

Сколько раз она отступала, ощущая, как Гермиону переполняют чувства к этому надменному слизеринцу? Чувства, что были так похожи на те, которые сама Милисент испытывала к Снейкиусу.

Стоило лишь подумать об этом Малфое, как её внезапно накрыла горячая волна. Этот поток эмоций едва не сбил её с ног. Мили знала, что-то же самое произошло и с Гермионой. Ей захотелось вырваться из плена, поговорить, объяснить. Она, Гермиона, так же, как и Милисент, борется. Как жаль, что вообще приходится выбирать — жизнь за жизнь, любовь за любовь!

— Мы пришли. — прошептал Снейкиус, открывая дверь круглой комнаты. — Идём, Мили.

Макгонагалл проходила по этому коридору сотни раз, но эта дверь ни разу не проявилась. А теперь она будто из воздуха возникла. Чуткий кошачий глаз даже сейчас уловил лишь вибрацию, еле уловимое очертание заветной двери. Что ж, надо поблагодарить Мерлина и за это. Ведь это лучше, чем совсем ничего. Теперь необходимо немедленно оповестить остальных. Но сперва она должна отвести Грюма в его комнату, не то опытный мракоборец отправит все местные приведения прямиком к дементорам, в Азкабан. Он и так уже был практически на грани.

========== Часть 43 ==========

Они осторожно вошли в комнату. На цыпочках. Крадучись почти как коты. Как будто нарушали закон, и рискуют быть арестованными. Либо ходят по тонкому льду.

Снейкиус напряженно огляделся по сторонам, в глазах мелькало беспокойство. Подёргал дверь, будто не сам запирал её на все замок и заклятья. Поглядел в маленькое окно, выглянул на улицу, вероятно, опасаясь, что за ними кто-то следит. Но, даже когда эти меры предосторожности были исчерпаны, он не стал менее напряженным. Так что, когда его руки плотно обвились вокруг её талии, Милисент попыталась отстраниться.

Дорога до круглой комнаты показалась ей то ли Голгофой, то ли тропой позора. И, когда они очутились здесь, всё только обострилось.

Она оглядывалась по сторонам, разглядывая каждый уголок знакомого до боли места, и хотела убежать. Теперь к тлеющей грусти примешалось ещё и пламенное отчаяние. Милисент чувствовала себя преступницей. И враги шли по её следу. Врагами были все вокруг.

Снейкиус осторожно взял её за подбородок, приподнял, посмотрел в глаза. Аккуратно поцеловал, коротко. Не отводил напряженного взгляда. Милисент становилось всё более грустно, и она чувствовала дрожащие на ресницах слёзы.

— Что такое? — не без раздражения спросил он. — Что сейчас не так?

— Я, — Милисент осеклась, — это неправильно, Снейкиус. То, что мы делаем, ужасно. Так нельзя.

Он вздохнул:

— Я ведь говорил тебе, что у нас нет другого выхода. Нам остаётся немного потерпеть. Дождаться луны. И мы будем свободными.

— Свобода за чужой счёт? — она с грустью посмотрела на него. — Ты думаешь, это хорошее решение?

— Нет, — сухо ответил он, и, поразмыслив немного, добавил, — но я думаю, что это — единственно верное решение в нашем случае. Нам иначе нельзя, Милисент.

— Я не знаю — выдохнула она, прикусив губу.

Снейкиус взлохматил одной рукой её волосы. Поцеловал в висок.

— Послушай, — он взял её за руку и стал медленно, нежно гладить пальцы, — я знаю, что тебе тяжело. И нет, я не считаю, что мы поступаем правильно. Будь у нас другой выход, другой выбор, всё было бы иначе. Правда. Но у нас выбора нет. И выхода нет тоже. Мы не можем действовать иначе. Неужели ты позволишь себе сдаться, когда мы так близко к победе?