–Значит, туман, говоришь… – задумчиво проговорила она – А не вмажемся? К западу-то идет глубоководье, а к востоку – сплошняком мели да рифы…

   –У меня на примете один золотой кадр, Ларин. Парнишка виртуозно работает на эхолоте. Так что промеры глубины с высокой точностью нам обеспечены.

   –Но ведь ему когда-то и спать нужно, Брен.

   –Я сам посижу.

   –Ага, а проводку по счислению (Метод навигации без ориентиров и при отсутствии видимости светил, с использованием только курса судна, скорости, силы и направления ветра, течений и т.п. – прим. авт.) кто будет вести? Роберт Бернс?

   –Перебедуем, капитан! И где только наша не пропадала?!

   –Все. Задачу я вам поставила, штурман. Идите! Если нас не выпустят по расписанию – прорыв с заходом Солнца. Будьте наготове!

   –Есть, мэм!

   Снайдерс, коротко поглядев напоследок на Ларин взглядом преданного пса, скрылся за дверью.

   Итак, прорыв в центральный Пасифик вдоль северо-западного побережья США… Хуже не придумаешь, особенно учитывая туман. В мирное время ни за что б не согласилась! Тысячи мелких островков, каменистые отмели, рифы, скалы, блуждающие песчаные банки… Но единственный шанс для трехсотметровой махины остаться незамеченной – укрыться в тумане. Иначе – схарчат, как крольчонка. Так, когда у нас закат? Через час сорок. Что ж, пары подняты, машинное отделение готово.

   Размышления Ларин прервали звуки приглушенной перебранки в коридоре. Затем в дверь бесцеремонно забарабанили. В одном из голосов Ларин узнала Меллинджера, другой, властный и капризный одновременно, был ей незнаком.

   –Войдите! – ничего не оставалось, кроме как пригласить спорщиков в рубку. Прежде чем дверь открылась, Ларин пружинисто встала и подошла к ней вплотную, закрывая спиною прокладочный стол с картой погоды, расстеленной на нем.

   На пороге стоял до неимоверности лощеный тощий типчик лет этак сорока, в черной пиджачной паре, с умопомрачительным галстуком цвета сэнгамонского флага, с голливудскими подбритыми усиками и черной шевелюрой, глянцево набриолиненной и зачесанной волосок к волоску назад. Голубые круглые глаза его метали молнии. Из-за его плеча робко выглядывал перепуганный распорядитель рейса.

   –Девушка, вы здесь капитанствуете? – спросил он тоном, не терпящим возражений.

   –Капитан первого ранга Эллиотт, к Вашим услугам, сэр. – сдержанно представилась Ларин.

   –Я не слышал ответа на свой вопрос, девушка! Впрочем, к чертям! Если я не получу в свое распоряжение каюту – люкс, за которую я заплатил сполна, вы и не заметите, как опять очутитесь в лейтенантах! Это понятно, мисс?

   –Попрошу Вас для начала представиться, мистер. И не хамить, я при исполнении.

   –Ой-ой-ой! Не стройте из себя… непонятно кого! Я – барон де Стил Стар Хоррис, чрезвычайный и полномочный посол Республики Сэнгамон в Помпее! И я требую, чтобы мой люкс освободили от брюхатых… – голос барона дал «петуха», он явно был в истерике.

   –Рот закрой! – тихо произнесла Ларин, хмурясь и медленно кладя руку на кобуру.

   –Что? Да как вы…

   –Слушай внимательно, мерин, дважды повторять не буду. На борту объявлено военное положение. Согласно ему, пассажиры беспрекословно подчиняются приказам команды. Иначе – ссадим к чертовой матери на пирс, будешь разводить дипломатию с помпейцами. Или возьмешь билет на следующий пароход. Что неясно?

   –Согласно моему статусу…

   –…Ты здесь – не более чем рядовой пассажир, согласно твоему сраному статусу. А я здесь – первая после Бога. Будешь возникать или еще раз назовешь беременных брюхатыми – изолирую. Карцера нет, так что в боцманской кладовой поторчишь, там как раз свежая олифа и нитрокраска. Придем в Сити оф Сэнгамон – жалуйся кому хочешь, хоть Президенту! Ну что, каков ваш выбор, де Хоррис?

   –Мои жена и дочки…

   –Женщин размещают в каютах. Мужчин – как получится, у нас двукратная перегрузка.

   –Я заплачу, сколько надо! Мне нужен мой люкс, мне необходимо работать с секретными документами!

   –Тогда – милости просим в спецкомнату библиотеки. Или к судовому казначею. Там вам предоставят изолированное помещение.

   –Вы не понимаете, милочка!..

   –Мэм. Милочки в дарметтских борделях. Мне надоело вас убеждать, де Хоррис. Меллинджер, позовите-ка судовую полицию! Пусть господин посол поработает со своими документами в кладовой.

   –Нет! Не надо полиции. Я подчиняюсь насилию! – пошел на попятную барон, но тут же добавил:

   –Это вам даром не пройдет, запомните, госпожа Эллиотт!

   –Если вопрос исчерпан, покиньте служебное помещение, господин посол!

   Барон вымелся неожиданно быстро. Нет, ну вот ведь кретин! Непроходимый! Все ведь ему известно, и о военном положении, и о перегрузке, а все туда же, в бутылку! Ларин прекрасно понимала, что никаких репрессий сверху за этим инцидентом не последует: она действовала исключительно в своем праве. Но наглость и хамство этого, с позволения сказать, государственного мужа выбили ее из колеи. Пару раз глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Ларин направилась обратно на мостик.

   Дымка на западе алела, но солнца уже не было видно. Что ж, это нам на руку… Чем хуже видимость, тем нам лучше. Положимся на чутье и умение Моржа. Отойти от причала ему труда не составит, потом тараним боны… А что, если они с сюрпризами? Например, заминированы? Тогда рейс окончится, не успев начаться. Но Брентон давеча упомянул, что помпи очень хотят «Титанию» в качестве военного транспорта, стало быть – просто давят на психику, без всяких мин. Что ж, ждать развязки осталось совсем недолго.

   Вдруг непривычную тишину опустевшего порта разорвала пулеметная очередь. Окна рулевой рубки с правого борта разлетелись вдребезги.

   –Спустить тлап! – прогремело с пирса в мегафон.

   Ларин уже распласталась на палубе. Рядом шумно пыхтел так же заученно распластавшийся матрос – рулевой.

   Ага! Началось!

   Ларин ползком добралась до пульта и наощупь врубила массивный тумблер корабельной трансляции. Рванула из гнезда микрофон:

   –Всем пассажирам и свободным от вахты!!! Говорит капитан. Лечь на палубу!!! Лечь на палубу! Старпома срочно на мостик!!!

   Пули тщетно лупили в двенадцатимиллиметровые стальные листы борта. А вот если на их траектории оказывалось стекло иллюминатора – следовал звон и дребезг. Не прошло и минуты, как дверь рулевой рубки распахнулась, и восшествовал невозмутимый Морж.

   –Негодяи подогнали броневики, думали запугать!

   –Сотонэ, лежа на палубе безопаснее!

   –Ага, а как я командовать буду?! – старпом стремительно, хотя и в то же время степенно, прошествовал к тумбам машинных телеграфов. По ходу принял у Ларин микрофон громкого вещания.

   –Палубные!!! Рубить причальные концы к чертовой матери! Да поможет нам Бог!

   Сквозь прерывистый треск пулеметов с пирса Ларин через несколько секунд расслышала всплески: носовые причальные концы упали в воду. Рядом с кнехтами еще с сегодняшнего утра дежурили матросы с топорами. Раздались звонки: Сотонэ перебросил рукоятки правых телеграфов в положение «малый вперед».

   –Спустит тлап!!! На вяшем болту няходяться пляступники!!! – надрывался мегафон с суши.

   Ага, щазз! Гуд-бай, Дарметт!

   Ларин встала плечом к плечу с Сотонэ. Теперь, похоже, по мостику работало два или три пулемета, но достать их не могли: пирс слишком узкий, разве что рикошетом…

   Как будто в ответ на мысль Ларин, раздался визг рикошетирующих пуль. Обожгло спину. Кажется, задели, но несерьезно. Сотонэ беззвучно схватился за плечо. Достали, гады! Между тем, панорама за носовыми окнами рубки поползла вправо: турбинисты отреагировали на команду с похвальной быстротой. Ларин и Сотонэ, вставший за обитый бронзой тиковый штурвал, пригнувшись, во все глаза глядели вперед: выжидали момент, когда нос лайнера укажет точно на середину едва виднеющейся в дымке гряды бонов.

   –Матрос, хватит отдыхать! Левым машинам–малый вперед! – совершенно спокойно произнес Морж. Пули цокали по стене рубки, визжали, рикошетируя, вокруг. Разлетелось стекло кренометра. Ларин обернулась к Сотонэ и увидела, что из плеча старпома толчками хлещет кровь. Матросик, забыв про страх, сковывавший его еще секунду назад, повинуясь приказу Моржа, бросился к телеграфным тумбам, перекинул рукоятки… и, дернувшись, осел. На спине его белоснежной форменки расплывалось темно-вишневое пятно.