Джек рассеянно похлопал согнувшегося мальца по спине, накрутил несколько волосков на задумчиво заигравшиеся пальцы. Мрачно поглядывая по сторонам, откуда за каждым их шагом постоянно кто-то наблюдал, без слов намекая, что и чертов каннибализм — особенно, когда дело касалось таких вот молоденьких да нежных — в этих краях вполне себе безнаказанно процветал, достаточно грубо встряхнул за плечи, отвесил несильной пощечины, заставившей более-менее очнуться да вскинуть наверх глаза, и, не став дожидаться, пока глупый ребенок наиграется в восхитительно зрячего, когда сам, если и видел, то делал это с печальной регулярностью хреново, ухватил того за запястье, сжимая так, чтобы хоть обсопротивляйся, а все равно, бестолковый же ты болван, не вырвешься.

Так стало спокойнее, и настырные посторонние взгляды, ощупывающие тощее калеченое тело, уже не так самоуверенно ложились на костную хребтовину да бугры выступающих седых лопаток; оставаясь в дальнейшем бродить строго-настрого за руку, в какой-то момент они мельком увидели врата — покореженные, пожранные ржавчиной да рубцами от надкусивших плоскогубцев и снова забранные решеткой, — что наверняка вели на нижние уровни, но как следует те рассмотреть не успели — как раз в этот момент позади, обдавая навязчивым стуком чинной железной подошвы, нарисовался очередной бесполый человек в облепляющей тело черной одежде: не вчерашний, но похожий почти как две капли воды, разве что у того, прошлого, не было на щеках веснушек, да и глаза его отливали сталью, не рыжиной.

— Какие-то проблемы? Что вы здесь делаете? Скоро прозвучит отбой, и в ваших же интересах успеть вернуться в комнату, пока на то еще осталось время, — выдыхая в налепленную поверх лица кислородную маску, грубо и отрывисто проговорила обмундированная сторожевая собака, бросая на седого мальчишку успевшие набить порядочную оскомину цепляющиеся взгляды.

— Проблемы-то явно у вас, а не у нас. Мы же здесь просто ходим. Гуляем, что называется. И про отбой этот ваш помним так же хорошо, как и вы, не сомневайтесь, — сухо, хмуро, без намека на прежнюю потешающуюся язву ответил Джек. Ответил тихо, предупреждающе прищуриваясь, и, к неожиданности стиснувшего пальцы Уинда, спросил и сам, глядя настолько нагнетающе, что черный человек непроизвольно отступил на мгновенно прикрытую половинку недозволенного шага: — Быть может, я, конечно, суюсь не в свое дело, но не пробовали не таращиться на людей, когда наглядно же видите, что им ваше внимание не больно-то приятно?

Должно быть, этот ненормальный, не укладывающийся в голове, непонятно что творящий желтоглазый сумасшедший подвинулся в сторонку так, чтобы заслонить собой опешившего от такого поворота обесцвеченного мальчишку, совершенно случайно. Должно быть, он и делать этого не собирался — всего-то оступился, всего-то что-то еще в том же духе, но вышло это абсолютно случайно.

Случайно…

…же?

Человек в черном и вопрос его, и каждое блудливое слово, за которое можно было немало схлопотать, проигнорировал. Повторно окинул и самого мужчину, и припрятанного за его спиной болезного подростка подкисшим взглядом и, вынув из кармана прошитый бессонной сенсорикой конверт, развернувшийся под роспуском нескольких проволочных ниток во внушительный колонтитульный перечень, без лишних эмоций уточнил:

— Ваши имена?

— Четырнадцатый, — тут же — выдрессированная избитая собака, привыкшая подчиняться с полуслова и невесомо приподнятой для удара руки, раздражала и злила, но разрешения никогда не спрашивала, подавая скулящий голос по собственному зашуганному усмотрению — отчеканил Феникс. Виновато, дернувшись от резкого движения загораживающей спины, поглядел на чуть разочарованное лицо помрачневшего Джека и бессильно отвел взгляд, принимаясь остекленело разглядывать шматок синей в серый горошек просмоленной тряпки, задрапировавшей неподалеку очередной никуда не ведущий проход.

— Двести двадцать восьмой, — блеклым скрипучим голосом, досады в котором плескалось ничуть не меньше, тускло проговорил и мужчина, с недоверчивым недовольством наблюдая, как этот чертов уродец в трубках да заменяющих кожах, покопавшись в своем списке, что-то там нашел, кивнул и, протянув проклятую извращенную машинку к ним навстречу, заставил поочередно коснуться пальцами проглотившего экрана, оставляя подтвержденный синим индикатором отпечатанный след.

— Да, всё верно. Я вас вижу. Можете убирать руки. Вчера, выходит, поступили? Провиант уже получали?

Джек открыл было рот, собираясь — чуточку подторможенно, потому как иначе порой попросту не умел, да и сбалтывать даже такой ерунды, заранее не продумав должного ответа, не хотелось — вытрясти из того, кто не был, наверное, так уж виноват, но кого ненавиделось от этого ничуть не меньше, что-нибудь хоть сколько-то дельное, только вот безмозглый седой малец, до самой вскрытой душонки отстеганный ошейниками да поводками, вновь встрял первым, без спросу перебивая и выбиваясь вперед, где заслонить его уже никак, дьявол, не получалось.

— Вчера получали, сегодня еще нет. Потому и вышли из комнаты, чтобы попытаться что-нибудь… или кого-нибудь найти. Из тех, в смысле, кто сможет нам с этим… помочь.

— Хорошо, и это тоже верно. — Человек, оставшийся непосредственной честностью, которую не пришлось ни выковыривать, ни выбивать, удовлетворенным, кивнул и, убрав пиликающий данными конверт в карман, полез в заплечную сумку, выуживая оттуда плотно запечатанный полубумажный пакет — точь-в-точь как тот, что встретил их в комнате вчера. Протянул тот нехотя забравшему Джеку, делающемуся тем сумрачнее, чем дольше раздражающий фарс длился, пояснив: — Это ваша сегодняшняя порция. Будьте с ней бережнее и постарайтесь оставить что-нибудь и на следующий день, чтобы вновь в ее отсутствие не страдать. Вы ведь делите одну комнату, правильно я понял?

Уинд согласно кивнул.

Джек, взвесив на ладони скудную подачку, в которой и одному-то жрать было нечего, хмыкнул с искривленной ухмылкой на всё таком же темном лице:

— А воды вы нам дать не хотите? Так ведь и сдохнуть недолго, скоро в горло ничего не пролезет, если мы так и продолжим глотать одну заканчивающуюся слюну… Хотя о чем это я… Не думаю, что вас наши простолюдинные мусорные проблемы беспокоят.

Если в первую секунду этот черный тип показался замешкавшимся и удивленным, то в секунду следующую тало-рыжие глаза сузились, вспыхнули заостренным пониманием, которое тут же, ошпарив и предупредив, перевоплотилось в ничего не выражающий прогорклый абсолют.

— У вас есть кран и есть вода, — льдисто отрезал он. — Пейте то, что поставили специально для вас, или не пейте вообще — меня это не касается, вы правы. Кроме того, советую припомнить, что время вашей прогулки практически подошло к концу, поэтому я вынужден настоять на том, чтобы вы заканчивали здесь и позволили мне в добровольном порядке сопроводить вас обоих обратно. Если не пожелаете пойти по-хорошему — уговоры закончатся и мне придется начать действовать иначе.

Джек, возможно, и впрямь воспротивившийся бы, да не видящий в том смысла, когда мальчишка рядом всем своим видом выражал позорное смирение и готовность по первому зову делать то, что ему скажут, в сердцах чертыхнулся, но, прихватив для надежности мелкого идиота за запястье, криво да чёрно кивнул, дернул на себя запнувшегося ослабелого Уинда, с тягучим отвращением пошел. Протащился, продолжая придерживать вяло перебирающую ногами мелюзгу за крепко зажатую в пальцах руку, вдоль трех с половиной коридоров и еще двух неглубоких ответвлений, буравя злачную спину злачного конвоирующего ублюдка угрюмым железным взглядом, а затем, несколько огорошенный — где-то в глубине напряженных инстинктов он верил, что им врут да пытаются завести куда-нибудь не туда, — оказался под знакомой уже серо-паровой дверью, с боку от которой притулилась на потертой стене небольшая выдолбленная скважинка постепенно ссыпающейся вниз крошковой трухи.

Он уже почти вошел в покинутую клетку, почти разлепил губы, собираясь быстро, пока помнил, прочеканить этот чертов код да улизнуть внутрь, дабы как следует потолковать с одним недалеким, чересчур послушным, вгоняющим себя из одной задницы в задницу другую малолетним тупицей, когда вдруг эта черная дрянь, должная свалить восвояси, но остановившаяся в нескольких шагах, обернувшаяся и недобро поглядевшая в сократившиеся желтые глаза, с чем-то до тряски нехорошим в голосе да на лице полюбопытствовала: