— Доброе утро, — Андрей улыбается и с нескрываемым любопытством следит за моими действиями. Его немигающий взгляд заставляет меня не на шутку разнервничаться, и я мысленно ругаю маму, с детства поучающую меня держать себя в руках.

— Привет, — получается неплохо, словно я делаю это каждый день: слегка складываю губы в улыбке и, глубоко пряча свое недовольство, возвращаюсь к своему занятию сразу же, едва с уст слетает приветствие.

— Мы могли бы поговорить? У тебя же есть кабинет? — он еле заметно кивает в сторону двери, расстегивая куртку, и терпеливо ждет, пока я найдусь с ответом.

— Есть. Но моя работница задерживается, а я не могу оставить зал без присмотра. Так что, говори здесь, — наверное, это единственный раз, когда я радуюсь такому злостному нарушению трудового договора, и продолжаю и дальше приводить в порядок деревянные стойки.

— Ладно. Семен, кажется, оттаял. Вчера согласился, чтобы я подбросил его с тренировки…

— Я знаю. И, надеюсь, что теперь ты сотню раз подумаешь, прежде, чем допустить очередную ошибку.

— Я все понял, Маш. И больше никогда не позволю себе его подвести.

— Так, зачем ты пришел? Ты ведь не ехал через весь город, чтобы похвастаться? — я даже откладываю тряпку, с удивлением изучая его профиль. Медведев приподнимает бровь, словно спрашивая разрешение присесть на стул, скрытый за массивной конторкой, и заполучив мое одобрение, устраивается на сидение.

— Нет. У меня другая причина — я закончил ремонт кафе.

— И? — хоть и понимаю, куда он клонит, но все же желаю убедиться в верности своих суждений.

— И хочу, чтобы ты согласилась взять его в свои руки.

— Я? Мне казалось, мы с Антоном прекрасно поняли друг друга. Я не горю желанием с ним связываться.

— Теперь все иначе. Тебе не придется заниматься ремонтом, рекламой и менять оборудование. Можешь начать хоть завтра…

— Ты всерьез думаешь, что я отказалась, только лишь потому, что не хотела возиться с отделкой? Помниться, ты очень им дорожил, так что, дерзай!

— Оно твое. По праву. И я должен был отдать тебе его еще при разводе.

— Во время развода ты не должен был заставлять меня усомниться в своей порядочности. И дело вовсе не в твоем нежелании делиться, а в неспособности расстаться по-человечески, — мне хочется верить, что я не выгляжу жалкой, говоря ему это, но искаженное болезненной гримасой лицо, заставляет меня усомниться, что в моем голосе не читались надрывные нотки. Мужчина быстро берет себя в руки, слегка поддаваясь вперед, и, сцепив руки в замок, устраивает их на полированной поверхности прилавка, после чего невыносимо долго вглядывается в мои глаза. Что он хочет там увидеть? Неважно. Важно, что я не собираюсь прятаться от его пронзительного взгляда, отводя глаза в пол, хотя бы потому что мне нечего стыдится. Это не я заставила свою семью страдать, не я предала чужие ожидания, и уж точно не я бросилась за первой юбкой, поманившей меня изгибом стройных упругих бедер.

— Знаю. И сейчас хочу все исправить.

— Как? Переписав на меня свой бизнес? Да, брось, Андрей! Тебе ведь не пятнадцать, и ты должен понимать, что моего мнения о себе ты уже никогда не изменишь. Ты можешь стать заботливым отцом, внимательным сыном, прекрасным предпринимателем, но для меня навсегда останешься предателем, который растоптал мои чувства и надежды на будущее.

— Значит, не возьмешь?

— Нет.

— Даже для Семы?

— Здесь я препятствовать тебе не стану. Он твой сын, и, если ты видишь его управленцем, ничто не мешает тебе дождаться, пока он подрастет.

— А ты? Что сделать, чтобы меня простила ты?

— Ничего. У всего есть срок давности, и момент, когда я жаждала справедливости, давно упущен. Просто не трогай меня. Не звони и не приходи, если вопрос не касается нашего ребенка. Я не хочу, чтобы моя семейная жизнь полетела в тартары.

— Разве я чем-то угрожаю вашему спокойствию?

— Андрей, давай сойдемся на том, что я оценила твой порыв, а ты услышал все, что я тебе только что сказала? Прости, — почувствовав вибрацию мобильного в своем кармане, отворачиваюсь от бывшего мужа.

— Ты меня убьешь, — от истеричных интонаций в голосе Нины по моему позвоночнику ползут мурашки, сигнализируя, что ничего хорошо я от нее не услышу. Она, кажется, не дышит, и я уверенно сбрасываю с деревянного короба чистящие средства, устраиваясь на низком ящике и обхватывая колени свободной рукой.

— Что?

— Я затопила Титову, — шепчет и замолкает, наверняка ожидая нецензурной брани. Почему? Почему среди всего многообразия сюжетов, в которых моя квартирантка могла спалить кухню или уничтожить мою коллекцию любовных романов, которые я так и не забрала, должно было случиться именно это? Я громко вздыхаю, закатывая глаза и сжимая пальцы в кулак, вымучено поднимаю свой взор к потолку и, вставая, сообщаю, что буду через двадцать минут. Я слышу, как по ту сторону динамика моя свекровь обрушивает на голову женщины гневную тираду, ничуть не гнушаясь приправить речь звучными ругательствами, и, заранее сочувствуя бедолаге, которой предстоит узнать о себе много нового, вновь смотрю на Андрея, притихшего и сейчас с интересом изучающего пол этого небольшого торгового помещения.

— Мне нужно ехать, — сбрасывая вызов, сообщаю бывшему мужу, и торопливо скрываюсь за дверью своей мастерской, а уже через несколько секунд появляюсь вновь, на ходу наматывая шарф на еще не застегнутое пальто.

— Ты ведь не на машине? — пропуская меня на улицу, интересуется он, ожидая, пока я закрою свой магазин. — Твоего автомобиля нет на парковке…

— Да. Меня привез Руслан, — и заметив его удивление, поясняю, — наш водитель. Он частенько возит Семена на хоккей.

— Да, я видел, — замешкавшись на тротуаре, он отходит к стене здания, пропуская толпу школьников. — Давай, я тебя подвезу?

— Спасибо. Я возьму такси, — замирая у бордюра с выброшенной вперед рукой, я очень надеюсь, что хоть кто-нибудь остановится.

— Мне нетрудно. И это будет быстрее, чем стоять и голосовать в снегопад.

Я сбрасываю вызов Светланы Викторовны, проклиная вселенную за свою тяжелую участь, и бросив в последний раз взгляд на проезжую часть, нехотя соглашаюсь, надеясь, что мне не придется всю дорогу выслушивать, как глупо Андрей разменял свою счастливую жизнь на призрачные перспективы беспечного быта с красавицей Ритой.

— Здесь все изменилось, — устав от молчания, он решается на разговор, неотрывно следя за дорогой.

— Смотри, — продолжая удерживать руль, Медведев устремляет указательный палец в виднеющийся впереди торговый центр. — Ведь раньше здесь был кинотеатр. Помнишь, как мы ходили туда, после сданного тобой с десятого раза термеха?

— С седьмого. И да, многое недавно отстроили. Кстати, вот эти дома строила фирма Сережи, — с гордостью отвлекаю водителя и сама отворачиваясь к боковому окну.

— Ясно, — сухо отзывается он, прочищая горло. — Я смотрю, без него тут ничего не происходит.

— Что за сарказм в голосе? — не могу не возмутиться, заметив, как он иронично изгибает бровь. — Он трудяга, каких поискать. И да, ко многим новостройкам он приложил свою руку.

— Гордишься?

— Конечно. Было бы глупо не хвастаться достижениями любимого мужчины.

— Любимого, — невесело усмехнувшись, Андрей качает головой, лениво крутя баранку. — Когда-то ты и мной так восхищалась.

Я игнорирую его высказывание, нетерпеливо постукивая пальцами по коже своей сумки, покоящейся на коленях, и лишь поджимаю губы, надеясь, что он и сам поймет какую глупость сморозил. К чему теперь эти философские разговоры, если наши жизни уже сложились и никого не тянет вернуть назад утерянное?

— Так, значит, ты сдаешь квартиру?

— Да.

— Своей кассирше? — улыбается, словно это вполне ожидаемо.

— Да. Жаль, чтобы такое жилье пропадало.

— Могла бы продать.

— Зачем? Хороший район, большая квадратура. Семен подрастет и сможет жить отдельно.

— Конечно, если твоя Нина не разнесет ее до Семкиного восемнадцатилетия, — смеется, въезжая во двор. — Можно, зайду?