Дорогому другу Иосифу Гальперину –

к его 70-летию

«В те годы мы казались себе вечными.»

(Светлана Смирнова. «Розовая тетрадь»)

Жизнь – странная штука.

Это общеизвестно, хочу коснуться одной из ее странностей: людей, живущих во мне.

Иного человека видишь постоянно, но проклинаешь каждую секунду, проведенную рядом с ним. И это кажется нормальным.

А другого вспоминаешь ежедневно, не видев с прошлого века – не просто вспоминаешь, не можешь представить свой мир без имманентной связи с ним, составляющим частицу бытия, хотя знаешь, что реальная встреча вряд ли суждена.

И это – еще более нормально.

Потому что мы сами выбираем тех, кто нам близок и дорог.

Для меня один из таких людей – Иосиф Давидович Гальперин.

Когда-то я написал слова, которые служат и символом веры и самооправданием:

«Нет ничего более бессмысленного, нежели искать логику в словах и поступках художника.»

Я, разумеется, имел в виду художника в общем смысле, служителя любого вида искусств. Но мысль породил живописец – «дядя Саша», Народный художник Башкирской АССР Александр Данилович Бурзянцев.

В Башкирии когда-то жил великий человек – писатель, поэт, прозаик и драматург Мустай Карим, в миру Мустафа Сафич Каримов.

Велик он был всем.

(Например, мирскими подвигами.

С моим дедом Василием Ивановичем Улиным в купе скорого поезда по дороге на сессию Верховного Совета РСФСР они вдвоем выпивали ящик коньяка, о чем рассказывал сам Мустай.)

А если серьезно, величина Карима выражается в том, что его творчество – глубоко национальное – затрагивало общечеловеческие проблемы; его стихи переводились на многие языки, пьесы всерьез волнуют по сей день.

Уфа город большой, но все крупные деятели искусств знают друг друга. Само собой, дядя Саша активно общался с Мустаем: люди такого уровня не могли разминуться.

Однако отношение великого художника к великому поэту имело устойчивость стрелки компаса на Северном полюсе.

В один день мы с мамой приходили к Бурзянцевым (а приходили часто, поскольку его жена Аэлита Васильевна была маминой одноклассницей и коллегой по Башгосуниверситету) – дядя Саша оглаживал бороду и торжественно произносил:

– Мустай. Мустай… Мустай! – да я за него жизнь отдам!!!

При этом он бил себя в грудь, показывая, как встанет под пули, защищая Мустая Карима.

И ему нельзя было не верить.

Но приходили через неделю – дядя Саша швырял кисть и кричал:

- Этот Мустайка! Мать его и еще раз в мать через перемать!

И опять был искренен.

Мама выходила из себя; она всю жизнь следовала принципам, не отклоняясь на градус, дяди Сашина ветреность была ей непонятна.

А я как-то сразу осознал, что истинный художник вертится флюгером на ветру собственных настроений и меняет приоритеты в любой момент.

Много позже в Литинститутской работе по Пушкину я привел подборку парных цитат – мировоззренческих антитез Александра Сергеевича о России, Наполеоне, Александре I Благословенном, о переводчике «Илиады», одноглазом поэте Гнедиче.

Пушкин сегодня писал одно, завтра – другое, и было ясно, что он думает то так, то этак.

Но в системе предпочтений художника всегда есть место exceptio probat regulam.

Есть некоторое исключение, не зависящее ни от эстетических приоритетов, ни от течений времени.

Мое отношение к Иосифу Гальперину неизменно в течение 35 лет. И чем дольше живу, тем оно неизменней.

Рассказ о дяде Саше Бурзянцеве я здесь привел, чтобы подчеркнуть эту неизменность в ряду моих жизненных ценностей.

Еще не начав писать об Иосифе и мемуарно-публицистическом романе «Словарный запас», скажу, что его роль в моем литературном самоосознании стоит на порядок выше всех остальных.

В далекие годы, когда лишь начинало формироваться понимание сущностей, Иосиф Гальперин снабдил точной формулировкой, определившей взгляд на литературу.

Цитатой из него я закончу эту главу:

В прозе должно работать каждое слово, в поэзии – каждый звук.

Словарный запас служит главным показателем пишущего человека, кем бы он ни был: прозаиком, поэтом, публицистом или журналистом.

Иосиф Давидович Гальперин – и первый, и второй, и третий и четвертый; я затрудняюсь сказать, какая его ипостась является важнейшей, да это и не нужно.

Я просто пишу о нем.

Пишу как о человеке, прочно вошедшем в мою литературную жизнь.

Вперед всего хочу похвастаться.

На момент написания этого очерка (к которому я приступил 13 декабря 2018 года) «Словарный запас» Иосифа Гальперина был еще не издан, не опубликован, нигде не выложен как единое целое. Мне посчастливилось оказаться в числе нескольких (3-4) человек, прочитавшими его полностью.

И меня до сих пор греет ощущение первооткрывателя.

Сейчас книга вышла в издательстве «За-За» (Дюссельдорф) и по ряду причин вторичного порядка получила название «Пора исполнить полный алфавит». Но для меня она осталась «Словарным запасом».

Под тем же названием она существует на ресурсе Литрес.

Отмечу факты, сопутствующие выходу романа в бумажном виде.

«Словарный запас» написан Иосифом Гальпериным в Болгарии.

Роман издан в Германии.

Верстку макета осуществил Григорий Калантар, живущий в Эстонии.

Обложка сделана мною в Уфе на основе картины старого друга Иосифа, действительного члена Российской Академии художеств, уфимца Сергея Краснова.

А печаталась книга – экземпляр которой стоит в моем книжном шкафу! – в Санкт-Петербурге.

Планетарный охват мест, причастных к рождению книги «Пора исполнить полный алфавит», свидетельствует о том, что для истинной литературы нет территориальных границ.

Но вернемся к произведению, с которым я познакомился в позапрошлом году.

Читая «Словарный запас», я следил за событиями, соглашался (или спорил) с мыслями, плыл вместе с Иосифом по течению его прозы и слушал мощное звучание стихов разных лет.

Книга доставила непередаваемое удовольствие; я читал ее медленно-премедленно, растягивал наслаждение каждым абзацем, не позволял себе больше одной главки в день, чтобы хватило на дольше. А прочитав до конца, сразу испытал желание написать о ней.

Писать сейчас умеют все. Любой человек, прожив век не корнеплодом, может сотворить мемуар. Причем не обязательно только о себе: стало модным беллетризовать историю своей семьи, хроники предков.

Но большинство нынешних авторов околобиографического направления – от мемуаров до романов – ограничивается примитивным перечислением событий. И по сути они открывают миру азбучные истины о том, что люди рождаются с парой рук-ног при одной голове и борются за существование – свое и своих детей – в не всегда дружественном мире.

Книга Иосифа Гальперина принципиально иная.

«Словарный запас» моего друга велик со всех точек зрения.

Прежде всего он потрясает фактологией. Иосиф Гальперин через глаз непосредственного участника событий дает нам точную, глубоко детализированную картину перемен, в которых рождалась нынешняя Россия.

Но еще больше ценна книга размышлениями автора об описываемом, которые рождают лавину собственных выводов у каждого думающего читателя.