– Это ты сопьёшься, а мы с коротышкой ещё на твоей могиле спляшем, – едко отозвалась бабушка. И впрямь спляшет – кто кого ведёт по лестнице, так сразу и не разберёшь. – А гулящий, потому что всё утро шлялся невесть где. Ты же ненавидишь деревню, а тут вдруг такой приличный медведь – потянуло в лес, на природу!

– Неправда, – возмутился я. – Я ненавижу отсутствие связи и доступа к инфосети. Остальное меня вполне устраивает.

Дердра на это фыркнула, замахнулась было палкой, чтобы ткнуть мне в ногу, но передумала. Прищурилась только, да так, что сразу понятно – задумала гадость.

– А-а, я поняла, – многозначительно протянула она. – Ты просто не хочешь идти со мной на обед к твоему беспутному дядюшке. Так вот что я тебе скажу – ты идёшь. И нет, твое мнение никого не интересует.

– Ага, спотыкаюсь и бегу вниз по лестнице! Нет, ба. Никаких обедов.

Никаких. Совсем и никогда. Потому как мне ничего сильнее не хочется, чем увидеть Джинни, которая уже наверняка там. Ничего. Ну разве только завести свой «Корингтон», усадить на пассажирское сиденье Эмму – ведь лучшей секретарши я не найду в жизни, – и укатить на юг. Туда, где мне было плохо, одиноко и очень страшно каждый день моей жизни. Туда, где я был не альфой с кланом за спиной, а всего лишь помощником прокурора. Туда, где меня дважды чуть не убили.

Потому что даже сраный Сармад с его террористами, перестрелками и удушающей жарой пугает меньше, чем встреча с Джинни. Я не знаю, что сказать. Как вообще с ней говорить? О чём? О том, что я полный кретин, раз до сих пор люблю её?

Люблю. Наверное. Или всё-таки хочу придушить за то, что она тогда сотворила?.. Не знаю. За пять лет так и не разобрался. Тоску выжег раскалёнными песками Сармада, одержимую влюблённость похоронил за пыльными папками уголовных дел. Да только не помогло. Джинни по-прежнему снится мне непозволительно часто, вынимает душу своим кошачьим взглядом, опаляет шею тяжёлым дыханием…

К Хаосу всё это. Любил и любил; что было, то прошло, отболело и осыпалось пеплом. И видеться нам ни к чему.

Но, к сожалению, наша бабуля так не думает.

– Ах прости, я была недостаточно внятной – засунь свое мнение в свою тощую задницу!

– Засуну, – отозвался я в тон ей. – И поеду домой.

А потом, тихо и невесть зачем, добавил:

– Джинни приехала. Нечего мне там делать.

– А, ну да, лучше ведь бегать от своей наречённой, что обещана тебе аж самим Прядильщиком? – Дердра сделал вид, что задумалась. И всё же врезала мне по ноге, заставив ойкнуть. – И куда, спрашивается, бежать? А, ну да, по шлюхам. А то они безмерно страдают без твоего внимания. Внучок, мы вроде это уже проходили!

Сойдя с последней ступени, отпустил бабушку и растёр голень. Больно же! Да даже блядский кабан был ко мне добрее!

– Не по шлюхам, – проворчал я. – Их теперь зовут модным словом «эскортницы». Бабла дерут в два раза больше, чем раньше, носят искусственные сиськи, делают ровно то, за что им заплатили, и не задают лишних вопросов. Иногда просятся в отпуск на курорты. Я бы, может, и взял, но Таненгрев их почему-то не устраивает.

– О, я знаю, кого устроит, – ехидно протянула бабушка.

– Я тоже знаю. Спасибо, нет, оставьте эту назойливую сучку себе.

Серьёзно, я уже готов на всё, чтобы избавиться от Уны гро Гален. Даже выделить приданое тому несчастному, кто согласится жениться на ней. Признаю, она красотка – я не любитель рыжих, но нет-нет да и задерживался взглядом на неприличном декольте и аппетитной заднице. Но не более того. Уж слишком она доступная, невыносимо навязчивая и откровенно мечтающая залезть мне в штаны. И стерва каких поискать.

Нет уж, лучше эскортницы. Всё мороки меньше.

– Мне такое добро тоже без надобности. А ты, – мне в грудь уткнулся сухощавый палец, – если вдруг ебанёшься и решишь жениться на этой дуре – клянусь, лишу тебя фамилии, наследства и яиц!

– Мне дорого и то, и другое, и третье, – клятвенно заверил я. – А Уна и даром не нужна, и с доплатой тоже.

– Слава Хаосу, ты ещё не до конца потерян для общества.

Для чего я точно не потерян, так это для работы. Выходные и кабанячий шашлык? Ха, забудь, Маграт. Не успел я спуститься в столовую, как наверху настойчиво заверещал комм. Странное дело: в детстве я с ним чуть ли не спал, а сейчас забыл на целых полдня. Деревня, что ли, так расслабляет?..

Звонила Эмма – только у этой женщины хватило бы смелости потревожить меня в мой законный (и первый за последние две недели) выходной.

– Маграт, у нас проблемы. Точнее, у тебя. Наверное, – вместо приветствия заявила она.

– Слушаю.

– Я тут узнала у Доры из Инквизиции, что к ним поступил труп. Высосали досуха, зрелище даже на фотках мерзенькое… Как я поняла, убийца – маг. Возможно, вампир, но главный инквизитор уже связался с очередным Тамритом и сильно сомневается.

О, моя Эмма даже успела рассмотреть фото? И знает о делах Виттара? Не зря, не зря я поднял ей зарплату в прошлом месяце.

– Слава Хаосу, от инквизиторов ещё есть польза, – хмыкнул я. – А то я всё думал и гадал, за что они получают такую хуеву тучу денег. Видела, какие у них оклады?

– Видела, – вздохнула Эмма. – Когда ты начнешь мне платить столько?

– Когда Дакей свалит наконец на пенсию, а я сяду в его кресло. Ну да не будем о плохом. Инквизиторы молодцы, но при чём тут я? Уже нашли преступника и нужно посадить его пожизненно, а он сильно против?

– Голосую за смертную казнь! Но нет, просто подумала, что ты захочешь знать… Труп из твоих будет.

Я насторожился, крепче прижал комм к уху. Даже как-то не верится в услышанное, ведь за последние двадцать лет никто не смел покушаться на моих медведей.

– Кто?

– Лэнс гро Роггин. Подробности нужны?

Издевается она, что ли?

– Рассказывай.

***

– «Не пое-еду», – глумливо передразнила бабушка, когда мы свернули к реке. – Ты же для меня кабана ловил, а сам спёр аж половину! У меня были на него планы!

Ага, у меня тоже. Сожрать, а вовсе не заворачивать в пергамент и перевязывать суровой нитью, чтобы не случилось чего по дороге. И нет, вовсе не в Джинни дело! Просто… неприлично с пустыми руками. Вот так. Медведь я или где?

– Уж мне-то не рассказывай!

– А я ничего и не говорил.

– Ой, и что с того? Я слишком старая, чтобы не знать, о чём ты думаешь. «Нет-нет-нет, не хочу видеть свою принцессу, она мне неинтересна, и вовсе не ради неё я так рвался наловить её любимого лосося!» Тьфу, аж смотреть противно!

– Так не смотри, – буркнул я. – И не отвлекай – а то вмажемся в дерево, будешь знать. И мы едем к Дару не из-за его избалованной дочки. У нас сородича убили, если ты вдруг не помнишь!

– Лэнса, что ли? Ой, убили и убили, как будто тебе его жалко. Мне вот ни капельки.

Ну, мне, допустим, тоже. Когда-то давно мы с Лэнсом были приятелями. Весьма хорошими, пусть шума и проблем от него всегда было больше, чем пользы. Вместе пили за школой дешёвое винишко, вместе клеили таких же дешёвых девиц, вместе уехали в столицу… И рассорились в хлам лет шесть назад, когда этот придурок полез к моей Джинни. Посмел её целовать и лапать, когда не должен был даже дышать в её сторону! Подрались мы тогда на славу и с тех пор друзьями больше не были. О чем я, надо признать, вовсе не жалею.

– Ну, польза от него всё же есть, – заметила бабушка, – причём от мертвого больше, чем от живого. Мне как раз веревку лень было искать.

Так, то ли у моей бабушки в её крайне почтенные сто двенадцать всё же начался маразм, то ли я что-то упустил в этом параде абсурда.

– Верёвка-то тебе зачем?

– Как зачем? Друадах вмазал бы тебе по кудрявой башке, благо есть за что; связали бы да вручили подарочком Реджине. Зуб даю, ей бы понравилось.

На что я могу поставить все свои зубы, лапы и кар – Реджина предпочла бы держаться от меня подальше. Собственно, пять лет и держалась, и я тоже к ней не лез. Больно? Да. Но так лучше для нас обоих.

Дом Дара и Изары показался из-за деревьев внезапно, будто вдруг по волшебству возник посреди леса – добротный и заметно разросшийся, благодаря троим детям и неуемной любви дядюшки к обустройству берлоги. Не люблю это признавать, но он медведь куда больший, чем я. У меня и страсти к сладкому куда меньше, и городской комфорт я люблю больше.