Порой кажется, я знаю в этих лесах каждую иголку, каждый камень и ветку. Или впрямь знаю? Родился-то тут. Не в лесу, конечно, а в Таненгреве, что остался ниже. Но на свою первую охоту пошел, когда мне исполнилось пять. Мама и Дар тогда задрали лося, крупного и с такими развесистыми рогами, что порошка из них шаманке племени хватило на целый год… Помню, что плакал и очень жалел несчастного сохатого. Ровно до тех пор, пока жилистое мясо не попало в рот. Вместе с тёплой кровью, согревшей внутренности.

А потом я научился охотиться сам и понял, в чём прелесть быть хищником. Нет ничего лучше погони. Запах страха, адреналин, шум ветра в ушах; болящие от долго бега лапы, если жертва вдруг оказалась чересчур проворной.

Кабан всё ещё дёргался, хотя глотку я ему перегрыз с первого же удара. Не так чтобы удачно – внушительный клык пробил плечо. Пройдёт через пару часов, однако приятного мало. Кабану, впрочем, повезло ещё меньше: быть ему обедом на моём столе. Попрошу бабушку запечь с клюквой и мёдом. Можно было бы сожрать его прямо тут, пока кровь ещё теплая, но человечья половина слегка против – ей тоже охота полакомиться свежаком. Однако люди-то сырое мясо едят только в исключительных случаях. В дорогущих ресторанах с отвратительно пафосными поварами, который любую бурду непременно называет высокой кухней.

Бывал я в таких, не один раз и даже не два. Особо не проникся. Мы, оборотни, народ консервативный и всяким тартарам размером с воробьиное гнездо предпочитаем здоровенную оленью (ну, или вот кабанью) ногу, едва взятую углями.

В ногу я и вцепился, в миллионный раз пожалев, что не уродился тигром, как Изара и… прочая моя кошачья родня. У них и пасть побольше, и клыки внушительнее; всё удобнее волочь законную добычу через лес. Человеком ещё лучше, но царапать пятки о хвою – сомнительное удовольствие.

Да и не стоит светить на всю деревню голым задом. Не то чтобы мне не всё равно… однако же не по статусу вожаку клана. А заместителю окружного прокурора так тем более.

Нет, ну как всё-таки неудобно открывать двери с мёртвой тушей в зубах! Но открыл. И кабана затащил, прежде чем перекинуться.

– Эй, на хозяйстве, обед пришёл!

– Чё, прям сам? – послышался ворчливый возглас, а следом и топот коротких ног. Пару секунд спустя из-за двери, ведущей в кухню, выглянул Друадах.

Я видел его только утром, а до того – две недели назад. И, кажется, седых волос в его бороде стало ещё больше. Энергии у старого гнома, впрочем, ничуть не убавилось, невзирая на возраст. Как и у моей бабули, которая вот уже добрый десяток лет может ходить только с клюкой, однако же не стала от этого менее грозной.

Друадах переехал в Таненгрев, едва схоронив жену. Скрепя сердце передал разросшуюся шахту детям и внукам, собрался открыть тут автомастерскую, нанять кого из местных в работники. Да так и остался работать сам: мол, вы, медведи, не только в шкуре косолапые, что с вас взять, расходы одни. И прижился в нашем доме – чтобы не покупать свой и не тратиться на аренду. Враньё сплошное: все в деревне знают, бабуля для Друадаха – всё равно что богиня. И выпить с ней всегда можно, да.

– Я бы предпочёл, чтобы сам, – хмыкнул я. – Увы, у кабана было иное мнение по этому вопросу.

– «Иное мнение по этому вопросу», – передразнил гном. – Уй, пацан, бесишь порой до ржавых гвоздей перед зенками! Так бы и дал по башке!

– Да ты и давал, пока доставал.

– Дык и сейчас могу на табуретку встать!

Он наклонился над тушей, ощупал, довольно крякнул в бороду – кабан и впрямь здоровенный, жирный, на всех хватит.

– Хорош. Молодец, пацан! Щас как разделаем, как наварим холодца!.. А ты давай-давай, чеши отседова, бесстыдник!

– Ты не забыл, что это мой дом? – я вопросительно уставился на Друадаха, сложив руки на груди. – И ничего не бесстыдник, грыз и плакал.

– Ага, и муди тоже твои перед глазами болтаются! Никогда не привыкну к этой вашей меховой херне.

– Ты старше меня в три раза, чего ты там не видел?

Гном поднял голову и глянул сурово, разве что не запыхтел в бороду.

– Опять лазил в мои документы? Как это у вас, копов, называется? Пользовался служебным положением, во! Я, между прочим, честный гражданин Греймора, не имеешь права!

Я на это закатил глаза и усмехнулся.

– Мне не нужно никуда лазить, вредный старый гном. И почему «опять»? Я запомнил с первого раза. Да и до этого знал.

– Знал он! Вечно вы, Маграты, всё знаете! Что ты, что Дар. Весь в папашу пошёл, воистину так!

Нагулянное веселье как рукой сняло.

В папашу, да. Жаль не в того.

Как бы ни хотелось мне походить на Дара, иметь хоть каплю его уживчивости, добродушия и понимания, а всё же ярости и злости во мне куда больше. Бабушка частенько говорит, что таким и должен быть настоящий альфа – жестоким, бескомпромиссным и нагоняющим страха на весь клан. Глянь, мол, на Изару – девчонка, а все её боятся и слова поперёк сказать не смеют.

Может и так, да только не в одном клане дело.

Пять лет прошло, а я помню тот день так хорошо, будто он случился вчера. День, когда я, Хота гро Маграт, чуть не убил человека. Что самое ужасное, вернись я назад во времени – поступил бы точно так же.

Наносил бы удары один за одним, ломал бы кости; слушал бы, как вырываются хриплые вопли из разодранного горла. Он был слабее, жалкий человечишка, у которого из силы – одни только богатенькие столичные родители. Ни сострадания, ни сочувствия к тому ублюдку у меня так и не возникло, несмотря на психотерапевта, курсы управления гневом и прочие кружки анонимных мудаков. Я хотел его убить за то, что он сделал. Со мной… и с ней.

В ней всё дело, всегда было и всегда будет. В моей принцессе, в моей Джинни, которую я любил так, что впору было задуматься об одержимости. И сброситься с ближайшей скалы до того, как крыша съедет окончательно.

Потому как её тогда я тоже не убил только чудом. Замахнулся, собирался ударить, чтобы не сделать что похуже. Остановился в последний момент… И об этом жалеть тоже не слишком получается.

Пять лет прошло. Но как бы я ни ненавидел себя за всё случившееся, а простить Реджину так и не смог. Продолжал злиться, оставлял свою ярость на работе, выплёскивал её на преступников, которых сажал на такие сроки и в такие условия, что не снились самым жестоким палачам Инквизиции. И был доволен собой в каждый из этих моментов.

Да вот беда: легче от этого ничуть не становилось.

Хотелось огрызнуться на Друадаха, но я сдержался – он хоть и в курсе всей нашей семейной драмы, а не виноват в ней ни разу. Поэтому я только фыркнул и пошёл одеваться. Не разгуливать же по дому без штанов?..

А вот без рубашки можно было и обойтись. Нет, серьёзно, почему в местном магазине все тряпки непременно клетчатые и выглядят так, что даже суслики в полях непременно бы оборжали? Глянул на себя в зеркало – волосы растрёпаны и лежат дурацкими кудрями, из-за чего я похож скорее на безмозглого школьника, чем на ночной кошмар грейморской преступности; джинсы видали деньки и получше, а рубашка… Ну да про это шедевр дизайнерской мысли и говорить нечего. А ещё надо поваляться под своим «Корингтоном» – движок в последнее время нет-нет да постукивает. Опять провоняю маслом и бензином. Хорошо хоть, отсюда сразу домой, никто не увидит моего позора.

На выходе из комнаты столкнулся с бабушкой – в последнее время она частенько спит днём. И её трудно в этом винить: как-никак, сотня ей стукнула ещё дюжину лет назад. Я в свои тридцать-то могу продрыхнуть шестнадцать часов кряду! Чаще всего, правда, это случается лишь в моих мечтах – обычно нет времени на такие излишества. Да, работу в правоохранительных органах придумали самые злые боги во вселенной.

– О, внучок явился! Давай руку, помоги бабушке, лось гулящий!

Руку я, разумеется, подал, а вот на лося обиделся. Я хищник, а не еда!

– Почему это я гулящий? Ничего не гулящий, кабана принёс – а то с Друадахом сопьётесь и с голоду помрете!