– Ты как, Колян? – спросил хриплым шепотом. Николай вскочил на ноги и тут же снова осел на землю, болезненно скривившись.

– Нога, черт! Кажется, сломал, – простонал он. – Уходи, Сань!

– Вместе уйдем, – скрипнул зубами Александр. – Поднимаемся, обопрись на меня.

Бой по-прежнему шел чуть в отдалении, этим и воспользовались. Сашка закинул руку Белова себе на плечи, и они, почти не таясь, заковыляли в сторону болотца. Добраться до него, выиграть время на переправу, а там справятся как-нибудь. О невыполненных задачах уже не думал, уйти бы живыми за спасительный забор. Возможно, там, почти у своих, Белова можно будет оставить, а самому вернуться. Или помочь товарищам, или завершить все-таки ранее намеченное – установить вторую закладку и залечь на наблюдение. Хотя последнее, конечно, вряд ли: зомби-монахи теперь будут настороже и близко никого не подпустят.

Идти было трудно. Николай обладал внушительной комплекцией и сейчас наваливался на напарника доброй половиной своего веса. Проковыляли они метров двести пятьдесят, на минуту остановились передохнуть. Сашка достал бинокль, вгляделся в окрестности. Вроде бы оторвались, сзади было тихо, и в отдалении не видно никакого шевеления. Сместил обзор в сторону своих, туда, где предположительно сейчас находились майор и другие ребята. Ничего не смог разглядеть, лес – не лучшее место для наблюдения. Продолжающаяся перестрелка, чуть заглушенная расстоянием, царапала сердце. Как все-таки досадно влипли!

Николай переживал не меньше – в глазах отчаяние, от боли закусил губу, но старался даже не стонать. Ясно, ругает себя за тот крик. Саша осторожно закатал брючину и мысленно выматерился – совсем плохо дело. Перелом оказался открытым, сломанная кость торчала наружу. Да что ж так не везет-то!

– Держись, Колян, прорвемся! Топь пройдем, дальше легче будет. Ты, главное, не…

Договорить Сашке не удалось. Сначала он увидел расширяющиеся в ужасе зрачки Белова, который смотрел на что-то позади него, а потом почувствовал сильнейший удар в затылок. «Прикладом или дубинкой?» – это было последнее, о чем он успел подумать, прежде чем провалиться во тьму.

Не так страшно очнуться с головной болью, гораздо страшнее очнуться с головной болью на дне сырой вонючей ямы.

Сашка приоткрыл глаза и снова закрыл – даже полумрак показался нестерпимо ярким, прожигающим сетчатку. Провел ладонью по затылку, нащупал корку засохшей крови и огромную шишку – последствия сокрушительного удара. Рядом раздался стон. Пришлось снова разлеплять веки, преодолевая пульсирующую под черепом боль, и осматриваться. Увиденное не порадовало. Прямо перед глазами высились земляные стены, а прямоугольник дневного света виднелся где-то на высоте трех метров. Вроде бы и не так высоко, но стены были осклизлыми, земля наползала волнами, грозясь засыпать и без того узкое пространство, наводящее на мысли о могиле. Кое-где из стен торчали корни – тонкие белые нити, похожие на гигантскую паутину. Пахло гнилью и поганками.

Стон повторился. Александр всмотрелся, осторожно двинулся ближе к источнику звука. Это был Белов. Напарник лежал в углу, на тонкой подстилке из прелого сена, и выглядел так, будто из него выкачали все силы, без остатка. Сашка подполз к Николаю, стараясь не делать резких движений – любое напряжение мышц по-прежнему отдавалось противным звоном и болью в голове.

– Колян, живой?

Белов открыл глаза, взглянул сначала мутно, непонимающе. Потом, видно, сознание прояснилось, и он, узнав друга, чуть слышно ответил:

– Пока живой. Сам как?

– Местами. – У Сашки еле хватило сил на иронию. – Где мы? Что успел заметить?

Белов коротко рассказал, что было после того, как Сашку вырубили мощным ударом дубинки, похожей на бейсбольную биту. Это сделал один из подкравшихся монахов. По словам Николая, трое в балахонах возникли как из-под земли. Он и сам увидел нападавшего в последний момент, поэтому не успел ни предупредить, ни выстрелить. Его не били, только заткнули рот кляпом, затем обоих связали и быстро оттащили на край поселения, к постройкам. Там пленников приняла другая группа, которая также волоком доставила их к этой яме. Потом обоих обыскали, забрали оружие, сумки, бинокли – в общем, все, что могло представлять хоть какой-то интерес. Напоследок сняли ботинки – Сашка только сейчас заметил отсутствие обуви. И затем столкнули в яму, одного за другим. Дно рыхлое, упали они относительно удачно, только покалеченная нога Николая получила новое сотрясение, от которого боль стала просто невыносимой.

– Сколько я был без сознания? Хотя бы примерно? – поинтересовался Сашка.

– Часа два, наверное, – Белов говорил с трудом. – Я и сам несколько раз проваливался в какую-то муть. Даже бредил, похоже. То и дело мерещился наверху белый кот с голубыми глазами, чистый такой, пушистый. Говорю же – бред…

– Что дальше будет, как думаешь? – Сашка старался как-то расшевелить друга, увлечь разговором, не дать ему окончательно раскиснуть – уж больно слабым и безжизненным был затухающий с каждым словом голос.

– Кто знает, Санек. Яму, видал, какую вырыли? Прямо могила. Может, чтобы сразу – того. Накидают сверху земли, и все, отмучаемся.

– Ты брось! Зачем тогда тащили в такую даль – чтобы персональные похороны устроить?! Там добить не могли? Нет, брат. Мы им зачем-то понадобились. Надо только дождаться, пока кто-нибудь на переговоры выйдет, а там посмотрим, по обстановке. Помереть всегда успеем.

– Голова горит, – пожаловался Николай. – И в ногу будто раскаленных иголок навтыкали, пошевелиться не могу, простреливает. Ты держись, Саша. А мне, похоже, незачем…

Белов впал в забытье. Сашка пощупал его лоб – напарника лихорадило, голова была горячей, как печка. Раненая нога Николая здорово распухла, брючина натянулась, сбоку почернела от натекшей крови. «Шина нужна, шина! И обезболивающее из разгрузки», – подумал Сашка и осекся. Нужно, конечно, кто же спорит. Но как все это теперь достать? Попросить, потребовать? А вдруг их действительно уже списали со счетов? Привлечешь внимание, лишний раз о себе напомнишь, и привет. Зароют и фамилии не спросят. А с другой стороны, если списали – все одно помирать. Так что, еще раз взглянув на Белова, решил – пан или пропал. Медлить нельзя. А уж если убьют, то без томительного ожидания. Пусть.

– Эй, наверху! – изо всех сил крикнул Сашка. Сначала никто не отзывался и не появлялся. Потом раздалось слабое шуршание, и над ямой возник… тот самый белый кот, которого Колян принял за видение. И немудрено. Глаза у кота были необычные – голубые, как ледышки, и будто подсвеченные изнутри. Животное смотрело на Александра не мигая, как-то даже презрительно, будто спрашивало: «Чего орешь, пленник?»

– Что разорался, пленник? – Монах подошел с противоположной стороны, поэтому Александр его заметил не сразу. На сером балахоне выделялся красный символ. Та-аак, значит, сам жрец в гости пожаловал. Честь-то какая!

– Бинты, крепкую доску, обезболивающее! И побыстрее! – без лишних объяснений потребовал Александр, сам поражаясь, с какой твердостью ему удалось это произнести. Он страшно боялся, что первые слова, сказанные врагу, прозвучат тихо, слабо и, не дай бог, просительно.

Жрец расхохотался:

– Ну ты даешь! А рябиновой настойкой не угостить по-соседски?

Сашка насупился, прекрасно осознавая свое бессилие, но продолжал гнуть свою линию:

– Можно и настойку. Только сначала бинты, доску и обезболивающее. Иначе зря тащили. – Аргументов у Александра по-прежнему не хватало. Хотя он помнил, что терять им, по сути, нечего, а наглость, как известно, – второе счастье.

– Может, еще что-нибудь пожелаешь? Говори, не стесняйся, – продолжал издеваться монах.

– Пока достаточно. Дальше посмотрим, – по-прежнему твердо ответил Сашка, подытоживая бесполезный разговор.