Возможно, думал Джейме, его поведение не могло его не выдавать.

Когда другие мальчики подкладывали жаб в постели своих сестер, он оставлял розы на подушке Серсеи.

Когда они ставили подножки, он галантно целовал руку, задерживая губы на ее тонком запястье.

Септы всегда подозревали в людях худшее, и это был тот случай, когда их подозрения были полностью оправданы.

Много позже, с Серсеей — Джейме до сих пор не мог вспоминать без боли, подобно фантомному ощущению отсутствующих пальцев — они смеялись над ними. Над их уродливыми одеждами. Над всеми ценностями, что они упорно продолжали вбивать им в головы, снова и снова пытаясь и проигрывая. Семейные добродетели они высмеяли, вступив в кровосмесительную связь и наплодив ублюдков. Покорность и уважение родителям — презрительными комментариями и ядовитыми взглядами за спиной отца. Любовь…

Любви Джейме сопротивляться не смог. И пал в сражении.

Но любовь — ее звали Бриенна — была больше, чем все слова, которыми он попытался бы ее описать. Они, как и прежде, распадались на нечитаемые тайные символы, и даже по слогам он не мог произнести связного предложения, ни одного. А на то, чтобы рассказать их историю, ушли бы все чернила всех Семи Королевств. Да что там, не хватило бы и Узкого Моря.

Джейме усмехнулся жалко. Песни и стихи звучали в его ушах естественно. С мелодией слова никогда не пугали.

Но вряд ли в их первую супружескую ночь наедине Бриенна оценит песни. Он судорожно вдохнул и выдохнул, разжал кулак — ладонь вспотела, сердце билось все еще слишком быстро — и сглотнул ком в горле.

Еще минуту — и я пойду к ней. В наш шатер. К нашей постели. Она посмотрит на меня, я посмотрю на нее, скажу — ложись, жена, и она…

И ведь она ляжет. Разведет послушно свои длинные, длинные белые ноги, тревожно глядя перед собой, сложит руки на груди и посмотрит в сторону. Немного поморщится при первом проникновении — после вчерашнего ужасающе краткого соития ей наверняка будет больно. Потерпит пару минут, сведет колени, повернется на бок… и тихо будет всхлипывать, когда он притворится, что уснул.

Так это бывает? В правильных, добродетельных семьях? Так это должно быть? Джейме не знал.

У него не было семьи, в которой об этом можно было бы узнать.

У нее, насколько ему было известно, тоже.

— Милорд, что-нибудь еще? — некстати послышался шорох за спиной, и Джейме вздрогнул.

— Передайте… моей леди, что я скоро буду, — повысил он голос, вкладывая в него остатки самообладания, — принеси вина ей.

Еще минута. Еще две минуты. Джейме Ланнистер собирается на сражение с добродетелью. Нет, конечно, он не оставит жену плачущей. Он будет опытным превосходным любовником. Должен им быть. Но как?! Как, если в те немногие минуты близости, что у них были — сначала в пещере, потом в Хайгардене — все, что происходило, было спонтанным проявлением чувств, неловким, наверняка — небезупречным?

Взрывом ощущений, оставлявшим их обоих дрожать и лепетать друг другу в губы всяческую бессмыслицу, словно после боя. Семейное ложе не должно быть полем сражения, где соратники бьются против общего врага, а после утешают друг друга и исцеляют. Брачная постель — это…

Это Серсея, свернувшаяся в комок и рычащая от бессильной ярости и унижения на запятнанных простынях. Это синяки на ее теле. Это звуки похоти из глотки Роберта, когда он, особо довольный собой, отпускал шлепок по ее заднице с такой силой, что слышно было снаружи покоев. Перед людьми и Семерыми Роберт был ее мужем. Семеро освящали этот союз. Этот — и десятки тысяч таких же.

Старые Боги были жалкой уступкой отвращению Джейме к Вере. Хоть северяне и гордились своим свободолюбием, не сильно их нравы отличались от южных. Перед Старыми Богами выходила замуж Санса Старк за бастарда Болтона. И что-то подсказывало Ланнистеру, что и Утонувший Бог, и все прочие тоже были безучастными свидетелями многих дурных союзов и вынужденных свадеб.

Больше ждать было нельзя. Джейме сглотнул еще раз, яростно взъерошил отросшие волосы и покинул свое убежище. Что ж, теперь он узнает, что такое быть мужем. От одного слова хотелось морщиться.

***

В шатре было темно.

— Сир Джейме, это ты?

— Я, женщина моя, — он не мог не добавить саркастичного тона, — ты уже в постели? Это предусмотрительно.

— Замолчи, — она поворочалась в темноте, и, Джейме мог поклясться, покраснела, — уже полночь. Где тебя носило?

— Ты могла лечь спать раньше, как всегда.

— Я… решила… что…

Словам не нужно было звучать, чтобы быть услышанными. Бриенна осталась верна себе. В прежние времена она уже давно храпела бы, но теперь она была замужем, и сочла своим долгом дожидаться супруга.

— Мне надо выпить, — Джейме встряхнулся, потянулся к любезно оставленному графину вина и двум бокалам, — тебе налить? выпьем за вчерашний день. За худшую ночь в нашей жизни, — поднял он бокал, но Бриенна покачала головой.

— Худший день, — поправила она, — ночь была самая обычная, не считая того, что ты надрался с моим отцом. Из всех людей с моим отцом, Джейме!

Хотя по-прежнему было темно, вдруг ощутимо потеплело. Возможно, это было вино в их желудках. А может быть, привычная рутина. Джейме отбросил одеяло в сторону, сел на койку и, кряхтя, принялся нашаривать застежки на сапогах.

— Все еще шерстяные носки в постели, — сонно прокомментировала Бриенна, подпирая голову рукой.

— М? О да. Весна не балует теплом. Подвинься. Женщина, двигайся. Мое изможденное тело много места не займет.

— Как люди спят под одним одеялом? — проворчала Бриенна, привычно набрасывая второе меховое поверх первого и подтыкая его так, как любил Джейме, — они вообще не шевелятся во сне?

— Ты точно лягаешься, как кобыла.

Она ощутимо пнула его в лодыжку.

— Оу. Беспощадная воительница, моя жена.

Вдруг стало очень тихо с последним словом.

— Помнишь, на мосту? — прошептала Бриенна — ее большая, теплая нога была прижата к его; знакомое, правильное ощущение, — когда люди Болтонов поймали нас… перед тем, как…

— Я помню. Я сказал, что наказываю свою жену, — он не мог не усмехнуться.

— Я…

— Ну, смелее. Признавайся.

В темноте было проще. В темноте она не могла видеть, что он тоже краснеет, как влюбленный дурак, которым и был.

— Это началось тогда, — слова прозвучали, как легчайший ветерок, — я подумала: а что было бы, если бы… если бы это было правдой? И я начала… утешать себя этими мыслями. Иногда. Редко. Сначала.

— Ты фантазировала, — Джейме задохнулся от неожиданного признания, подбираясь ближе, — о нас? Тогда?

— Не злись, — сказала она в ответ с новой, примирительной, зимней интонацией; так обычно Бриенна звучала, когда умудрялась учудить нечто отважное, и без него.

— Я не злюсь, я просто… О чем ты думала? Что представляла?

Ее дыхание участилось, и под одеялами он мог почувствовать жар между ее ног, близкий, опасный и приглашающий. Было мгновение паники, когда Джейме искал правильный способ проявить необходимую инициативу — но к счастью, ему не пришлось, потому что Бриенна взяла дело в свои руки.

Решительно и бесстрашно, как и всегда. Одним движением она насадилась на его пальцы и яростно зажала запястье между бедер. Джейме был достаточно проницателен, чтобы догадаться: попытка остановиться будет стоить ему второй руки.