– Сатоко-сан, если вы действительно так считаете, я немедленно покину ваш дом. И серьёзно подумаю, не избавить ли сей мир от своего присутствия.

С лица Сатоко схлынула краска.

– Орьга-сан, простите, я обидела вас. Прошу меня извинить.

– Я не обиделась. Только спрашиваю: вы в самом деле так считаете?

Сатоко положила палочки, обошла стол и встала на колени.

– Пожалуйста, прости. Как мне исправить свою ошибку?

Вздохнув, Ольга тоже опустилась на колени напротив Сатоко.

– Прости и ты меня. Мне не следовало говорить в таком тоне. – Она склонила голову. – Я живой человек. Но на Пути я не могу себе позволить лишних переживаний. Находясь во власти эмоций, невозможно действовать эффективно. Моя задача – спокойно делать необходимое, нравится оно мне или нет. И так же спокойно жить дальше.

В глазах Сатоко сверкнули слёзы.

– Мне… стыдно перед тобой. Ты всегда помогала другим. Рисковала ради меня… и ради моего дяди. Это мой страх нашептывает всякие кошмары. Страх перед твоим хладнокровием, твоей твёрдостью. Тебе, наверное, тяжело выслушивать подобные обвинения…

– Пустяки, – отмахнулась Ольга. – Со стороны мое поведение и впрямь выглядит жутковато. Но мне нельзя вести себя иначе. Особенно сейчас. Придётся быть бесстрастной, правильной, жёсткой и даже жестокой. А то, что я чувствую, не имеет значения. Между прочим, чайник уже вскипел.

Слегка поклонившись, Сатоко занялась чаем.

– Я двадцать семь лет занимаюсь боевыми искусствами, но равных тебе по духу видела мало. И в основном среди мастеров, а не мелочи вроде нас. А ты всего лишь третий дан, что в айкидо, что в иайдо, и в технике дыры встречаются, и ноги плохо гнутся, но смотришь тебе в лицо – и видишь мировую гармонию на грани жизни и смерти. Откуда ты такая взялась, Серинова-сан?

– Из России приехала. – Ольга складывала тарелки в посудомоечную машину. – Большое спасибо за комплименты, но ты, несомненно, преувеличиваешь. Объяснишь мне потом, как добраться до предместья Акэгава?

– Это автобусом нужно ехать. Дорога часа полтора займёт. Скажи, а если Хаябуси-сэнсей сочтет тебя недостойной?

Ольга выразительно провела ребром ладони по горлу.

– Вперёд, в семнадцатый век! – засмеялась она. – Впрочем, не думаю, что до такого дойдёт.

Сатоко медленно отставила в сторону чашку, которую держала в руках, и прямо посмотрела на подругу.

– Ничего себе! И ты… готова?

– Конечно.

– Тебе следовало родиться в Японии, – заключила Сатоко. – У нас любят сумасшедших с самоубийственными наклонностями. Боевые искусства ты явно ставишь выше, чем жизнь, и с удовольствием распишешься в этом собственной кровью. Никаких проблем.

– Ну, одна проблема тут всё-таки есть.

– Да? И какая же?

– У меня отвратительный почерк.

Мгновение девушки сверлили друг друга взглядами, а потом дружно расхохотались.

– Хаябуси-сама будет в восторге! – выдавила Сатоко сквозь смех.

– Интересно, а как ты поступила бы на моём месте?

– Одиннадцать поколений моих предков были самураями. Не принять предложения вроде этого я попросту не могу, не потеряв лицо. Но открыть тебе страшную тайну? Я искренне надеюсь, что мне никогда подобного не предложат.

– Почему? – удивилась Ольга.

– Я хочу не только сражаться, но и жить. По-человечески, а не в полном самоотречении. Хочу ходить по земле, смеяться с друзьями, развлекаться с любовником… и нормально тренироваться. Надеюсь, в своё время я приму смерть не хуже прочих. Но не имею желания делать её обыденной частью быта. Как, я сильно упала в твоих глазах?

– Нисколько. Каждому своё, Сатоко-сан. Я благодарна тебе и очень ценю тебя такой, какая ты есть. Да, предельное совершенство можно обрести только в предельных испытаниях. Мне не о чем сожалеть. Однако мой Путь – не единственный. А мир красив именно своим многообразием.

– Но всё-таки ты слишком сильно рискуешь. В Хаябуси-сэнсее можешь не сомневаться. Он прекрасный учитель, благородный человек и вообще самурай до мозга костей. Он не требует от нас и десятой доли того, что требует от себя. Своими глазами видела, как он выходил на татами со сломанной рукой. По его словам, человек имеет право на слабость, но буси – никогда. Судя по всему, нашу группу, в которую я привела вас с Натой, он всё-таки относит к категории людей. Но ты… Если он счёл тебя буси, не жди от него милосердия. Тебе придётся или стать идеальным воином, или погибнуть.

– О столь достойном выборе я даже не смела мечтать. Но называть меня буси? Конечно, в моем в роду тоже сплошные военные. Но ни одного японца.

– Да разве речь о происхождении? Впрочем, хватит догадок. Может, Ната-сан хотя бы чаю выпьет?

– Оставь её. Пусть посидит в одиночестве. Или загляни к ней после того, как я уйду. Тебя она сейчас ещё стерпит, а вот меня вряд ли.

– Расскажешь всё-таки, что случилось?

– Мы по дороге зашли в кафе – слегка остыть и заодно прочесть газету. Когда мы добрались до заметки о Камияма‐сане, к нам подсел некий мужчина, пьянее квакши в весеннюю пору. Он громко оплакивал своего друга Хидэо – и проклинал себя за нарушенное обещание.

– Значит, это и есть…

– Несомненно. Он, конечно, не мог и представить, кого встретил, – Ольга сдержанно хмыкнула. – И вот, пока этот деятель изливал нам свои переживания, Ната возьми и брякни, что он действительно позорит своё имя, и сам должен знать, как ему теперь поступать.

Сатоко вздрогнула.

– Зачем?!

– Её уже порядком перекосила эта история. А ещё ей очень несимпатичны пьяные. Но по мнению Наты, она всего лишь предложила ему оставить нас в покое и заняться своими проблемами самостоятельно. Ей и в голову не могло прийти, как собеседник может расценить её слова.

– А он?

– Он и впрямь знал, что ему делать, – грустно ответила Ольга. – И заливал вином ужас перед приговором собственной совести, в надежде как-то оправдаться перед собой. Я хотела остановить его… пока не заглянула ему в глаза. Безнадёжная затея. В общем, он собрал остатки достоинства, поблагодарил за напоминание и торжественно откланялся. Конец ты, скорее всего, прочтёшь завтра в хронике происшествий.

– Как печально. Думаешь, он тоже…?

– Исключено. Не в таком состоянии. Кроме того, у него не настолько сильная воля. Он найдёт какой-нибудь более быстрый и менее болезненный способ. Вернее, уже нашёл. До чего же безумными бывают людские обычаи! – в голосе Ольги внезапно прорвалось отвращение. – И ведь следуют им, и считают правильным! Это второй человек за минувшие три дня, кого я проводила на тот свет, не в силах спасти. Причём оба ушли крайне по-дурацки. Сделали глупость, потом ещё одну, а потом решили, что всё это несовместимо с честью. И гордо совершили главную глупость. Последнюю.

Издёвка задела Сатоко.

– Можно подумать, ты сама сильно отличаешься от них.

– Верно. Не отличаюсь. И однажды пойду на смерть, хохоча над собственным клиническим идиотизмом. Но я никогда не отступаю от своих принципов. И никогда не жалею о совершённом.

Сатоко сосредоточенно разливала чай.

– Ну, а как же Ната? Она потом догадалась?

– Мне пришлось объяснить ей. И силой удержать от попытки немедленно броситься следом. С чего она, по‐твоему, так на меня оскорбилась? Её не утешил даже тот факт, что наш случайный знакомый и так был обречён с того момента, как согласился на предложение Камиямы-сана.

– Почему? Если б он исполнил обещание…

– …то покончил бы с собой из-за ошибки при ударе, или из чувства вины за убийство друга. Понимаешь, при такой неуравновешенности трудно пережить роль кайсяку. С тем же успехом твой дядя мог его попросту пристрелить. Хотя вряд ли догадывался об этом.

– Ужасно. – Сатоко сложила ладони в молитвенном жесте; её губы шептали что-то неслышное. Потом она снова подняла взгляд. – Надеюсь, больше смертей не будет. Кстати, завтра похороны. Но вам, наверное, не стоит туда идти… из соображений безопасности.

– Пожалуй, ты права. Но зажги палочку от моего имени.