– Но что насчет привидений?
– Тут речь в основном о голодных духах. Если они умерли, не оставив потомства, или их кости разбросаны, им не удается добраться даже до Первого судилища. Вот почему мы оставляем подношения в праздник Цинмин.
Но Лим Тиан Чин не был голодным духом. По крайней мере, если судить по горе похоронных подношений, сожженных его матерью. Так почему он охотился на меня?
– Ама, мне нужно кое-что тебе сказать, – выдавила я наконец.
Она обернулась. Выражение лица стало натянутым, почти испуганным.
– Ты беременна?
– Что? – Мое удивление, видимо, ее успокоило.
– Ты так странно себя вела! – продолжила няня. – Я видела тебя у ворот с тем юношей. Когда он прикоснулся к твоему лицу, я пожалела, что рассказала историю о том, как Ян Хон удалось выйти замуж.
– О, Ама! – Мне хотелось истерически расхохотаться. – Хотела бы я, чтобы все было так просто. Тогда нам бы пришлось пожениться.
– Только не полагайся на это! – отрезала няня. – Ян Хон – дочь богача. Ее мать умерла, чтобы устроить брак. У тебя такой подмоги нет.
– Я думала, ты сказала, что ее мать умерла от стыда.
– Нет, настоящую историю я тебе не поведала. – Она сжала переносицу пальцами. – Конечно, они же не хотят, чтобы кому-то стало известно о такой несчастливой случайности. Слуги открыли мне, что мать Ян Хон повесилась, оставив записку. В ней говорилось: если ее дочери не позволят соединиться с любовником, она вернется с того света, чтобы преследовать семью. Вот почему свадьба состоялась. Иначе мадам Лим силой заставила бы Ян Хон избавиться от плода.
Чем больше я слышала о семействе Лим, тем меньше удивлялась тому, что призрак их сына вел себя именно так.
– Что ж, я не беременна. Но в каком-то смысле все хуже. Меня преследует Лим Тиан Чин.
По мере моего рассказа Ама пугалась все больше и больше, прерывая меня криками ужаса.
– Плохо, очень плохо! – проронила она. – Почему же ты раньше и словечком не обмолвилась? Я бы сумела достать для тебя амулет. Мы бы благословили тебя в храме или привели сюда экзорциста.
Хоть я и тряслась под градом ее гневных обвинений, но почувствовала невероятное облегчение, поделившись своим бременем. Я не сошла с ума – меня прокляли. Разница принесла мне каплю удовлетворения.
– Но я не понимаю, почему он охотится на меня. Он что-то сказал о чиновниках пограничья.
– Чиновники из ада? Да пребудут с тобой удача и богатство![22] – Ама жестом «перечеркнула» неудачу.
– Нам правда нужен экзорцист?
– Если он придет в дом, люди могут подумать, что у нас проблемы с духами. – Няня сурово нахмурилась.
Ну, это правда, подумала я, ощущая пузырьки истерического смеха в горле. Но если слух о проклятии нашей семьи разнесется по округе, тогда мне придется вообще забыть о каких-либо брачных предложениях. Наш повар Старый Вонг был неразговорчивым малым. А вот горничная А Чун – совсем иное дело. Она едва могла держать язык за зубами по поводу того, что мы ели на обед.
– Другого выхода нет, – подвела итог Ама. – Нам нужно сходить к медиуму.
Знаменитый медиум жил рядом с храмом Сам По Кон[23], или, иначе, По Сан Тэн, у подножия Букит-Чина. На малайском Букит-Чина означает «Китайский холм», и в 1460 году, когда султан Мансур Шах женился на китайской принцессе Хан Ли По, чтобы укрепить торговые отношения с Китаем, этот холм подарили ей как резиденцию. Благодаря отличному расположению по фэн-шую, позднее здесь устроили громадное кладбище. Кое-кто говорил, что это крупнейшее китайское кладбище за пределами Китая. Я не знала, сколько людей похоронили на этих склонах, заросших теперь дикой «слоновьей травой» – лалангом и вьющимися побегами ипомеи, но по слухам – около двенадцати тысяч. Воистину, то был город мертвых.
Мы поехали туда на рикше. Сидя прижатой к няне, я вздрогнула от воспоминания о конюшнях Лим Тиан Чина и нарисованном рикше, которого я там видела.
– Что с тобой? – Ама боялась возвращения моей лихорадки, но я ответила, что это пустяки.
– Скажи, бывала ли я в этом храме раньше? – спросила я.
– Давным-давно твоя мама и я брали тебя сюда на праздник. Ты была совсем малышкой, едва ли трех лет от роду.
– А отец поехал?
– Он? А то ты его не знаешь! Он всегда избегает всего «не конфуцианского».
– Конфуций чтил предков. Не думаю, что даосисты придрались бы к такому.
– Верно, но даосисты также верят в трех духов, горных духов и призраков. Айя! Да разве ты этого не выучила по отцовским книжкам?
– Он заставлял меня читать классику.
Я припомнила, как переписывала отрывок из «Сна бабочки» Чжуан-цзы. Даосский мудрец Чжуан-цзы однажды проснулся и сказал, что не знает – человек ли он, которому снится, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она человек. Отец довольно-таки идеализированно толковал Чжуан-цзы, предпочитая сосредотачиваться на его философских идеях о месте человека во Вселенной, а не на буквальных даосских верованиях в бессмертие, смену облика и магические зелья. Он жаловался, что простые люди исковеркали эти жизненно важные мысли, превратив их в разновидности народной религии и ерунду. В результате я никогда не уделяла много внимания таким верованиям. Хотя, возможно, и следовало.
Храм По Сан Тэн славился в Малакке. Несмотря на то что я не могла вспомнить, как посещала его, я знала кое-что о его истории. По Сан Тэн посвятили знаменитому адмиралу династии Мин – Чжэн Хэ. Он стал единственным человеком, которому с 1405 по 1433 год удалось проплыть от Китая вокруг Африканского Рога почти до Испании. Ребенком я обожала слушать о путешествиях Чжэн Хэ, тем более волнуясь, что одним из его портов назначения стала Малакка. Рассказы о его невероятных кораблях-сокровищницах и огромном количестве военных джонок и матросов, сопровождавших адмирала в плавании, потрясали воображение. При жизни адмирал был евнухом, добравшимся до своего поста при помощи истинного таланта. После смерти он стал божеством.
Мы поднялись по ступеням храма и прошли под глазурованными кровельными плитками, изготовленными в китайских печах. С глубоких карнизов свисали алые шелковые фонарики, открытую дверь обмотали красной тканью. Толпы людей двигались сквозь дымку густого фимиама от сотен горящих благовонных палочек. Ама купила пачку и зажгла у главного алтаря, бормоча молитвы. Я тихо стояла рядом, пока она кланялась. Следовало делать то же самое, но я не могла. Годы отцовского скепсиса ограждали меня. Вместо поклонов я слепо пялилась на статуи богов и демонов, затейливо и ужасно вырезанных на огромном алтаре. Бормотание верующих наполняло воздух, изредка его прерывало резкое клацанье встряхиваемых «кау чим» – бамбуковых «палочек удачи». Это работал прорицатель. Трубку с палочками, на каждой из которых было написано несколько загадочных слов, яростно трясли, пока одна или две штуки не выпадали наружу. За плату священники их трактовали, приоткрывая гадающему его судьбу.
Мне было интересно, планировала ли Ама узнать таким образом мое будущее, но после завершения обрядов она поймала меня за рукав, и мы снова вышли из храма на ослепительный свет. Снаружи ворот, где располагался колодец Хан Ли По, по слухам, дважды отравленный, но ни разу не высохший, няня свернула налево и проследовала вдоль стены. Наконец мы пришли к самодельной палатке. Она представляла собой лишь навес из листьев аттапа[24], укрывающий от солнца и дождя. На земле лежала циновка, а на ней восседала невероятно тучная женщина средних лет. Она опиралась на деревянную коробку с многочисленными маленькими ящичками, как у разносчиков, и обмахивала себя пальмовым веером.
– Это и есть медиум? – прошептала я.
Ама кивнула. Такого я не ожидала. Я предполагала, что у специалиста по духам будет дом при храме или какое-то другое профессиональное убежище. Эта же дама выглядела как нищенка. Ранее няня предупредила, что медиум предпочитает оплату не в стрейтсдолларах, изготовляемых англичанами, а в старинной оловянной валюте – маленьких инготах[25] в форме рыбок, крокодильчиков или сверчков. Их было очень трудно добыть, и поскольку за короткое время мы не нашли ни одного, я могла только надеяться, что медные полуцентовые монетки в кошельке подойдут.
