Не спасала от жары и мутная амурская вода, насквозь прогретая солнечными лучами, теплая, как парное молоко. Пока ты в реке, пока кувыркаешься и ловкими саженками уносишься от берега – вроде бы хорошо, а стоит выйти из воды, как уже вновь нечем дышать. В эти дни единственное прохладное место – глубокий погреб, в котором хранились картошка, квашеная капуста в бочонке, помидоры и огурцы. Сергей нет-нет, да и занырнет в спасительную прохладу, ухватит помидорину из бачка и наслаждается колючим облачком, ударяющим в нёбо от раздавленной на зубах солонины. Хор-рошо-о… А баба Маруся уже ворчит: «Смотри, ты мне все запасы сгноишь, а до новых еще жить да жить».

– Это я сгною! Почему? – кричит из подполья Сергей.

– Потому, – отвечает баба Маруся. – Крышку открыл, а туда теплый воздух и нашел… Я на птичник побежала, так ты не забудь покормить в обед поросенка и телку попить снеси, слышишь?

– Слышу, баба… Сделаю, – Сергей ухватывает маленький огурчик, отправляет его в рот и, согнувшись в три погибели, идет к люку.

– Сегодня опять комбикорм не подвезли, и в корыта к курицам хоть сама ложись, – жалуется баба Маруся. – Вот плюну я на все это и уйду, сил моих уже нет…

Бабушка громко хлопает дверью. Сережа невольно улыбается – никуда его баба Маруся не уйдет. Поворчит, поворчит и будет дальше работать на своем птичнике.

Как-то поплыл Сергей на оморочке в Ванькину протоку, заготовить удилища из тальниковых прутьев. Тщательно выбирал долгие и прямые талины, постепенно уходя от протоки, пока не наткнулся в небольшой, укромной заводи на сказочный цветок – лотос.

Было раннее утро. Огромные листья, очень похожие на продолговатые зеленые чаши, слегка приподнимались над водой и едва приметно глазу колебались от легчайшего ветерка. В томительной тишине глухо падали в воду взблескивающие в молодых солнечных лучах искристые капли. А между этими огромными листьями, в самом их центре, горделиво возвышались крупные розовые цветки, отдаленно напоминающие садовые пионы.

Завороженный Сергей осторожно присел на корягу, разглядывая необычный цветок. Когда солнце поднялось чуть выше, лепестки приоткрылись сильнее, заметно увеличились и, качаясь на окрепшем ветерке, неожиданно начали менять окраску. Они то пронзительно голубели, отражая высокое небо, то казались алыми, потом светлели и вновь заволакивали заводь розовым полыханием. И все это продолжалось бесконечно, лишь изредка падала на один из листьев стрекоза, да чертили дорожки водяные жуки.

«Вот бы Настьке показать», – подумал Сергей и тут же с горечью вспомнил, что она уехала поступать в медучилище.

Наконец он поднимается с коряги, еще некоторое время смотрит на лотос и медленно возвращается к Ванькиной протоке, пересекая старицы с позеленевшей от мелких водорослей водой. Но лотосы, такие одинокие и невыразимо трогательные в этом своем одиночестве, все стоят у него перед глазами…

Дома Сергея поджидал Виталий Степанович. И без того смуглый, молодой школьный учитель под щедрым июльским солнцем загорел до черноты.

– Здравствуй, Сережа, – поднялся он навстречу, протягивая руку и весело разглядывая своего ученика необычайно живыми карими глазами.

– Здравствуйте! – обрадовался Сергей, польщенный появлением учителя в доме.

– Ну и возмужал же ты, брат, вырос, – Виталий Степанович довольно засмеялся. – Меня тут твоя бабушка молоком с каральками угостила. Вкуснота-а!

– А я вот за удилищами ездил, – пояснил Сергей.

– Тоже надо, – кивнул учитель, тонкими, нервными пальцами музыканта барабаня по кухонному столу.

И вдруг Сережа оживился:

– Знаете, что я сейчас видел?

– Скажешь – буду знать.

– Лотос!

– Да ну?! – учитель присвистнул и озорно оглянулся – не слышала ли бабушка?

– Честно! Вот такие листья, а над ними цветок. Их много там – красотища!

– Ну, брат, это ты должен мне показать, – решительно заявил Виталий Степанович, и глаза у него азартно загорелись.

– Пожалуйста, – обрадовался Сергей. – Хоть сейчас.

– Тогда пошли…

Виталий Степанович долго не решался сесть в верткую оморочку, с сомнением поглядывая то на утлую лодчонку, то на Сергея, горячо уверявшего, что на ней можно хоть вчетвером плыть.

– Я, конечно, тебе верю, – заявил Виталий Степанович, – но если ты меня искупаешь, не обессудь – взыщу с тебя за новые брюки.

– Не искупаю… Вы только вот сюда садитесь, ровно посередине, чтобы равновесие было.

Наконец они бесшумно заскользили по зеркально гладкой Ванькиной протоке. Виталий Степанович, постепенно освоившись в оморочке, но все еще цепко державшийся за борта, удивленно говорил:

– Никогда бы не подумал, что на этом можно плавать. У нас на Азовском море настоящие шлюпки, у них бока – вот такие, – увлекшийся учитель широко развел руки, лодчонка вздрогнула, и он тут же мертвой хваткой вновь вцепился в борта. – Нет, брат, я молчу…

– Да ведь ничего страшного, – не сдержавшись, смеется Сергей.

– Может быть, может быть, но мне как-то не хочется испытывать судьбу, – внимательно смотрит на темную воду учитель и надолго умолкает.

Виталий Степанович даже и не пытался скрывать свой восторг, когда увидел расцветшие лотосы. Он восхищенно разводил руки, качал головой, прицокивал языком, а потом признался:

– Я ведь впервые цветущие лотосы вижу… Это, Сережа, всем цветкам цветок! Его изображение нашли на древних монетах, на стенах и арках, на египетских гробницах и каменных барельефах тысячелетней давности… Спасибо, Сергей, спасибо большое, что ты мне эти цветы показал. – Виталий Степанович вдруг чертыхнулся: – Хотел же я фотоаппарат взять, а потом поленился тащить его в этакую жару. Вот же чугунная голова, – хлопнул он себя по затылку и засмеялся.

– А вы в другой раз приходите, тогда и сфотографируете.

– Придется так и сделать… Это ведь, дорогой брат Сергей, цветок-легенда. В Индии он слывет священным растением, цветком благополучия и счастья. Хорошее цветение лотоса в Ниле считается у египтян предвестником богатого урожая. До ледникового периода он рос почти всюду, забрался даже далеко на север…

И Виталий Степанович прочитал Сергею целую лекцию, словно бы специально готовился к сегодняшней встрече с лотосом. Чего только не узнал Сережа про чудо-цветок, на который раньше особого внимания не обращал. Оказывается, в Индии и Китае лотос едят да еще и нахваливают, готовят из него ценные лекарства. В пищу в основном идут толстые ползучие коренья. Их размалывают в муку, едят свежими, поджаренными или вареными. Съедобны и семена лотоса, а вот черешки и проростки – ядовиты: в них находится яд нелумбин.

– И вот, дорогой брат Сережа, – улыбаясь, говорит осовевшему от удивления Сергею школьный учитель, – мы с тобой имеем редчайшую возможность лицезреть древнейшее растение земли, возникшее на планете миллионы лет назад. Я в свое время два года ходил в ботанический кружок, а потом бросил, увы… Но, как говорится, наш брат глазам не верит: сорвем по одному лотосу на память? Через несколько дней все одно цветы пропадут…

Сергей, сбросив штаны, с готовностью полез в воду и сорвал два красавца-лотоса, летучим холодком обдавших кожу на ладонях.

– Какое чудо! – восхищенно уткнулся носом в цветок Виталий Степанович. – Мы дарим женщинам банальные розы и тюльпаны… Вот что надо выращивать, брат Сергей, и дарить нашим женщинам на Восьмое марта. А что же ты оба цветка мне отдаешь? Возьми, подаришь бабушке, она будет довольна.

Потом, когда уже возвращались на оморочке в Выселки, Виталий Степанович неожиданно сказал:

– Вот что, брат Сергей, заходи ко мне в гости. Ты знаешь, где я живу?

– Знаю.

– Вот и заходи. У меня баян есть, я тебе на нем поиграю. В шашки срежемся. А то мне тут одному что-то скучновато… Потом, слышал я, ты вроде как стихи пишешь? Так вот, может, как-нибудь почитаешь? Да и вообще, брат Сергей, двум мужчинам всегда найдется об чем потолковать, как справедливо говорят у меня на родине, в Армавире… Зайдешь?