— Ну, тогда поехали.

— Куда? — удивленно взираю на собеседника.

— Для начала прямо, а там видно будет, — безапелляционно отзывается водитель, отъезжая от здания и вливаясь в поток машин. — У нас осталось два дня, и я не намерен терять ни минуты…

— Я выгляжу глупо, — в сотый раз заливаюсь румянцем, глядя в большое настенное зеркало.

— Это боулинг, люди приходят сюда отдыхать, а не оценивать присутствующих, — спешит успокоить Андрей и, взяв меня за руку, ведет к арендованной дорожке. — Если тебя это утешит, то ты самый солидный посетитель этого заведения.

Еще бы! В моей до ужаса узкой юбке — карандаш и отутюженной белой рубашке, я, бесспорно, выделяюсь на общем фоне, а выданные на входе кроссовки прекрасно закрепляют эффект. Я честно пытаюсь играть, но мой неподходящий наряд не дает в полной мере насладиться происходящим, поэтому через двадцать минут я устраиваюсь за столом в углу зала и медленно тяну через трубочку молочный коктейль.

— Ладно, признаю, боулинг — это плохая идея! Может кино, или музей? Что насчет музея? — предлагает, усаживаясь напротив, Андрей.

— Ты умеешь удивить, — не могу не рассмеяться. — Но у меня был чертовски плохой день, поэтому можно просто посидеть здесь.

Мы не замечаем, как быстро летит время за нашими непрекращающимися разговорами. Казалось его волнует все: какие книги я читаю, какую музыку слушаю, какое время года для меня предпочтительней. И это не может не заставлять мое сердце трепетать.

— Так почему инженер-конструктор? Почему не педагогический, экономический или юридический в конце концов? — задает мне свой очередной вопрос.

— Ну, я уже говорила, что конкурс был небольшим, и, мне казалось, что это довольно интересно. Думала отучусь, устроюсь в какое-нибудь бюро, обзаведусь парой строгих костюмов и с умным видом буду чертить на кульмане. — улыбаюсь тому, насколько глупо и безответственно подошла к выбору будущей специальности.

— Ну, звучит красиво…

— Красиво, только на деле я стану одной из сотни работников небольшого завода, и никакой кульман мне не дадут… Теперь все чертят на компьютерах. И знаешь, это чертовски грустно, потому что я потратила три года на изучение того, что не приносит мне удовольствие. Да и в учебе я не преуспела…

— А чем бы ты хотела заниматься? — прерывает Андрей мои рассуждения, опираясь локтями на разделяющий нас стол, и немного подается вперед. — Ведь, наверняка, есть что-то, что ты любишь делать.

— Нет, не проси… Я не отвечу.

— Почему? Это что-то неприличное, — с неподдельным интересом он вглядывается в мое лицо.

— Нет, все до безобразия прилично. Просто ты будешь смеяться…

— Ты не узнаешь пока не ответишь, даже если ты занимаешься оригами — я выслушаю со всей серьезностью. Может даже возьму пару уроков.

— Не думаю, что ты захочешь перенять мой опыт, у меня уж очень девчачье хобби, — кажется, я опять улыбаюсь, наверное, в тысячный раз за этот день, и, немного подумав, все-таки даю ответ. — Я люблю валять игрушки. Всякие зайчики, мишки, куклы — все это моя стихия.

— Видишь, я даже не улыбнулся, — направляя указательный палец в свое лицо, отвечает мой собеседник. — Но насчет уроков я действительно погорячился.

— Не торопись ставить на себе крест, мой папа однажды пробовал и остался доволен.

— И кого он свалял? — его брови удивленно ползут вверх.

— Шар… Он свалял вполне симпатичный шар. Поверь, это действительно интересно, но я не думаю, что с подобным увлечением стоит связывать будущее. Меня с детства убеждали, что профессия должна приносить стабильный доход.

Андрей молчаливо на меня взирает и больше не возвращается к этой теме, оживлённо рассказывая мне о том, как в детстве бабушка решила научить его вязать, уверяя, что нынешние девушки в рукоделии ничего не смыслят.

К моему пристанищу мы подъезжаем в начале первого ночи, на улице пустынно и довольно темно.

— Ну, я, пожалуй, пойду! Девчонки, наверняка, меня уже потеряли, — бросаю взор на окна своей комнаты, в которой до сих пор горит свет. Он слегка качает головой в знак согласия, выглядя при этом крайне сосредоточенным.

— Маша, — окликает он, когда я уже собираюсь выйти из машины, и, накрывая кисть моей руки, изучает долгим тяжелым взглядом. Когда его теплая ладонь касается моей наверняка пылающей, щеки, а расстояние между нами неумолимо сокращается, я чувствую, как по спине пробегают сотни мурашек, а сердце начинает биться настолько громко, что у меня закладывает уши. Он почти невесомо проходиться по моим губам своими и замирает, вновь глядя в мои глаза. Так и не встретив сопротивления, он вновь целует, но уже более требовательно, и, мне кажется, я напрочь забываю о дыхании. Меня никогда так не целовали… Словно давая понять, что обратного пути уже нет, что, перешагнув эту грань, он уже не станет останавливаться. Его руки блуждают по моему телу и салон наполняют звуки судорожных вдохов. Когда моей разгоряченной кожи на внутренней стороне бедра касается его обжигающая ладонь, низ живота еще сильнее стягивает узлом, и, наверное, впервые в жизни, я готова отдать всю себя без остатка на кожаном сидении автомобиля. Первым в себя приходит Андрей. Пытаясь восстановить свое сбившееся дыхание, он отстраняется от меня и откидывается на спинку сидения.

Сегодня я долго не могу заснуть, раз за разом прокручивая в голове события прошедшего дня. Казалось, каждая клеточка моего тела горит от его прикосновений, от одного лишь осознания, что он так неистово целовал мои губы, и, прощаясь, одним лишь взглядом своих карих глаз обещал мне больше, чем могут обещать тысячи слов.

На следующее утро, он прислал смс, что заедет за мной в четыре, и с той минуты, когда остатки сна слетели с моего лица и разум полностью очнулся после ночного отдыха, я не могу ни на чем сконцентрироваться. Как мне теперь себя вести? Нужно ли целовать его при встрече, или простого «привет» будет достаточно? Могу ли я звонить ему, как только почувствую острую необходимость услышать его голос, или я слишком забегаю вперед, и стоит сделать вид, что ничего сверхординарного не произошло? Я ни за что не согласилась бы отмотать время назад, чтобы избежать нашей встречи или предотвратить столь внезапную близость, но это оставленное послевкусие от вызванных во мне эмоций, не дает мне расслабиться.

— Ему двадцать шесть! Ты же не ждешь, что он предложит тебе встречаться? Вы же не школьники! — обращается ко мне Света. — Считай, что он тебя застолбил, как только пощупал тебя в своем внедорожнике! Иначе не стал бы искать новых встреч!

— Господи, Иванова! Что значит «пощупал»! На ней и так лица нет, а тут еще ты с этой похабщиной! Маш, не думай об этом! Ты ему нравишься и это главное. Он взрослый человек, он мужчина в конце концов, и это его задача расставить все точки над «и». — Иринка протягивает мне раскрытую шоколадку и ставит на стол исходящую паром кружку с чаем.

— Думаешь? — округляю глаза и кладу себе в рот дольку молочной сладости. — А если он и не думает повторять?

— Ты же сама говорила, что он явно настроен решительно! Женщины всегда чувствуют подобное! Куда вы сегодня идете?

— В кино. Потом попрошу отвезти на вокзал за билетом, послезавтра буду выезжать… Девочки, а если… — пытаюсь подобрать слова и очень надеюсь, что никто не заметит, как нижняя губа предательски задрожала. — Если он не захочет ждать моего возвращения. Это ведь полтора месяца! А нас связывают лишь пара свиданий и один поцелуй…

— Значит возьми все в свои руки и сделай так, чтобы этих поцелуев стало в разы больше! — вырывая чашку из моих рук, вещает мне Светка и делает глоток подстывшего чая, после чего возвращает. — Ты что глазки строить не умеешь? Если все действительно было настолько горячо, то уверена, что он сразу потеряет голову. А там и до совместного завтрака рукой подать!

Ира закатывает глаза и крутит у виска пальцем, одним своим видом говоря, что наша подруга явно не в себе.