— Отвезу тебя на машине.

— Спасибо.

— Зубную щетку взяла?

— Угу.

— Постельное белье не забыла?

— Нет. — Больно много радости спать на плесневелых теткиных простынях.

Дорога протекла в молчании. Мама, наверное, решила, что Гвендолин дуется, и больше не приставала с расспросами. Не так-то просто следить за потоком машин и выяснять отношения с дочерью. Но Гвендолин не сердилась: в голове вызревал план по обезвреживанию кузена. У того, без сомнения, уже был заготовлен боевой арсенал из пластилина, дохлых мышей и цветных чернил, но на сей раз Гвендолин не собиралась спускать дело на тормозах. Война, значит, война. Гаденыша давно пора проучить.

К тому моменту, как машина притормозила у обочины возле поворота в Крытый проезд, Гвендолин почти придумала способ установки кувшина с водой на верхнем торце двери — на случай, если Дэнни сунется к ней ночью, чтобы подкинуть очередную убитую животину.

— Веди себя хорошо, — попросила мама, словно прочла мысли.

— Ладно, — Гвендолин сделалось совестно. Но лишь на минуту, пока не выбралась из машины. Когда мамин автомобиль зашуршал по асфальту и скрылся из виду, писклявый голосок совести надорвался и издох.

Мрачно вздыхая, Гвендолин потопталась на тротуаре, оттягивая миг, когда придется углубляться в неприветливый серый переулок с мусорными бачками. До Крытого проезда на машине не добраться — слишком там криво и тесно.

Заходящее солнце уже раскрасило облака в сотню розовых оттенков. Рассевшись на покатых крышах вдоль водосточных желобов, курлыкали голуби. Гвендолин шугнула ворону, громко долбившую крышку мусорного бачка, и вышла на Кленовую улицу. Сотня метров неторопливым шагом вдоль аккуратных газонов, другой переулок — и мир вокруг словно выцвел. Она очутилась в тисках Крытого проезда. Подошвы туфель заскользили по гладкому, неровному булыжнику, утрамбовавшему улицу от края до края. Слева вдали мелькнуло единственное цветное пятно — кусочек кирпичной стены Старого парка, — однако от этих красок тянуло убраться подальше.

Дом Брэмнеров приближался, и боевой запал у Гвендолин сдувался, словно воздушный шарик. На пороге, перед скучной серой дверью от него осталась одна жалкая резиновая тряпочка.

Тетушка Тэххи открыла быстрее, чем Гвендолин собралась с духом.

— А, прибыла наконец, — буркнула она вместо приветствия и улыбнулась одними губами, коротко и сухо. — Ужин стынет.

— Добрый вечер. — Гвендолин ведь знала, что ее ожидает. Не стоило унывать раньше, чем для этого появится сотня настоящих поводов. — Мама передавала привет. О, какой замечательный воротничок!

Грубая лесть иногда помогала умилостивить тетку на минуту или две — ровно столько требовалось, чтобы скинуть туфли и взбежать по крутой лестнице на второй этаж. Однако сейчас Тэххи комплимент не оценила.

— Отнеси вещи в комнату — в самом конце, слева у окна, — вымой руки и спускайся к ужину. Будешь копаться — разогревать не стану.

Гвендолин пожала плечами и протиснулась к ступеням, утекающим в темноту второго этажа. Доски под ней натужно заскрипели.

— Туфли сними! — крикнула тетка вдогонку. — Ты испачкаешь мне ковер!

Под ковром подразумевалась вытертая дорожка, потерявшая и цвет и узор где-то в глубине веков. Глядя на нее, Гвендолин лишь фыркнула, а перед дверью комнаты старательно вытерла об ее край подошвы.

— Теперь не испачкаю, — мстительно улыбнулась она.

На первый взгляд, в отведенной для проживания комнатке было прилично. Стол, кровать, маленький шкафчик и торшер в углу. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что заботливая тетушка в уборке ограничилась лишь тем, что смела (ведьминской метлой?) клубы жирной пыли с пола, да водрузила на подоконник горшок с подсохшим фикусом. На полу сохранились следы щетки и теткиных тапок.

— Бедняга, — Гвендолин стерла пыль с фикусного листа. — Я-то скоро уеду, а ты совсем зачахнешь. Надо будет тебя полить.

Прежде чем выйти обратно в коридор, она обернулась и вновь посмотрела на цветок.

— А вдруг ты тоже — чья-то загубленная душа? Как в мультике про русалочку. Правда ведь моя тетка — ведьма?

Фикус не ответил.

— Ничего, я все выясню и расколдую тебя, дружок.

Ужин затянулся минут на сорок. Гвендолин из вежливости поковыряла сырный салат и жесткую отбивную. Затем на нее вылился ушат замечаний по поводу плохих манер («Не вытирай рот пальцами!»), никчемного воспитания («Нужно съедать всю порцию целиком!») и короткой юбки («У тебя не такие уж стройные ноги, чтобы их демонстрировать!»), и вежливость куда-то испарилась.

В довершение ко всему, когда Тэххи отвернулась, Дэнни стрельнул в сестру вишневой косточкой из пудинга и больно угодил в глаз. Гвендолин взвизгнула, перегнулась через стол и дернула его за вихор прежде, чем успела одуматься. Дэнни поднял вой. Тетушка Тэххи, мигом растеряв благообразную чопорность, вцепилась племяннице в волосы — а грива у той была что надо, таскай — не хочу! Силы в сухой, костлявой тетке оказалось не на одну ломовую лошадь, и спустя миг Гвендолин очутилась в коридоре. Здесь тетка кое-как выдернула пятерню из запутавшихся волос. Пара здоровенных перстней предсказуемо застряла, но Гвендолин было не до них — глаз болел и не открывался.

— Марш к себе в комнату, ты, наглая, драчливая девчонка! — прошипела Тэххи, пихая ее к лестнице. — Я тебя отучу обижать малышей!

— Отстаньте! — выкрикнула Гвендолин. — Пустите!

— И не показывайся мне на глаза!

— Да я с удовольствием уйду хоть сейчас! Я папе позвоню, и он вас всех…

— Что ты сказала? А ну повтори! — крепкий тычок под ребра.

— Ай! Уберите руки!

— Ну ничего, я тебе привью хорошие манеры, ты у меня по струнке ходить будешь, пигалица!

— Порчу ещё наведи, ведьма!

Под ногами наконец замелькали ступеньки.

Тетка все сыпала описаниями грядущих кар, до Гвендолин долетали такие цветистые фразы, каких она отродясь не слыхивала. По щекам наконец покатились слезы, а подбитый глаз жгло и резало.

Весело же началось ее пребывание в гостях! Что мама скажет? Противная тетушка наверняка наябедничает, да ещё стократ приукрасит.

По правде сказать, Гвендолин стыдилась своего поступка. Стукнуть мальчишку прямо на глазах у тетки — это же надо умудриться! Как она не сдержалась? Теперь бед не оберешься. Тэххи съест ее живьем, Дэнни всей школе растрезвонит… И про порчу она зря заикнулась. Вдруг тетка и впрямь колдунья — тут же весь дом в оккультных побрякушках!

Впрочем, когда боль утихла, буря страстей улеглась, а слезы высохли, Гвендолин решила не паниковать раньше времени. Шмыгая носом, она отыскала в телефоне мамин номер.

— Гвенни? Ты как?

— Мам, я… тут такое…

— Все в порядке? Добралась без приключений?

— Да, но…

— Прости, милая, мне некогда.

— Ну и… ладно, — буркнула Гвендолин в замолкшую трубку.

По крайней мере, тетка ещё не успела наплести маме с три короба. Клохчет, поди, над несчастным сыночком, пересчитывает недостающие волосинки.

От этой мысли Гвендолин хихикнула. Вытерла влажные от слез щеки и принялась расчесывать спутанные пряди длинных волос. Мама почему-то очень гордилась ее волосами и многие годы, наверное, с самого рождения, едва они пробились на поверхность, разрешала подстригать только кончики. «Настоящее богатство, грех резать», — она заводила заезженную пластинку всякий раз, как в Гвендолин просыпался бунтарский дух, и руки тянулись к ножницам: «Оно украсит даже самое посредственное личико». Под посредственностью, надо думать, подразумевалась добрая сотня веснушек, рассыпанная по коже Гвендолин от кончика носа до ушей. Но пока так называемое богатство лишь добавляло проблем, цепляясь за пуговицы и застревая в «молниях».

Чтобы отвязаться от тоскливых мыслей, Гвендолин перестелила постель — раз уж предстояло провести здесь ночь, лучше спать на чистом белье. Но завтра она нипочем здесь не останется, и мама ее не вынудит.

Остаток вечера Гвендолин скоротала за чтением вампирского романа, размышляя о замогильных поцелуях и базедовой болезни главной героини. Молодой соблазнитель-кровосос на книжный страницах блистал умопомрачительной красотой. Смежив веки, Гвендолин размечталась о том, как он героически спасает ее из этого постылого дома, от тетки-колдуньи. Получилось сомнительно. В воображении то и дело ни к селу ни к городу всплывали нелепые подробности. Вот вампир карабкается по стене снаружи, скребя когтями по камням. Какой же вампир без когтей? Вот он грациозно подтягивается и уже стоит посреди коридора, поправляя чуть растрепавшуюся прическу. Вот распахивает дверь, подхватывает несчастную узницу на руки и целует холодными мертвецкими губами.