— Ну? Поторапливайся! Давай шустрее, хоть сидя, хоть лежа. Или предпочитаешь стоять там вечно?

И Гвендолин обреченно поползла вперед, едва отрывая ноги от серого булыжника и борясь с желанием бросить крыс, упасть на живот, обхватить ненадежную опору руками — и не шевелиться в ближайшие сто лет. Промокшая одежда вновь напомнила о себе: суховей мигом выстудил сырую ткань. В носу защекотало. Ой, мамочки, только чихнуть не хватало!

— Нужно тебе подобрать другую одежду, — деловито заметила Нанну, поймав протянутую руку и почти волоком втаскивая Гвендолин на уступ по ту сторону моста. — Как-то ты неважно выглядишь.

Серьезно?!

— Ты не заболела?

Гвендолин тряслась и клацала зубами, к лицу прилил тяжелый, распирающий голову жар. Нанну потрогала ее лоб и нахмурилась

— Я поговорю с Дорианом.

Точно. Здесь ведь живет целый знахарь! Он наварит ей горьких трав, облепит горчичниками с ног до макушки, натрет барсучьим жиром или чем тут еще натирают безнадежно простывших — и назавтра Гвендолин проснется, как новенькая.

— А больных у вас тут, случаем, на кострах не сжигают? С ритуальными плясками под бубен?

Нанну шутку не оценила. Или не расслышала, потому что уже нырнула в низенькую дверцу. Гвендолин протиснулась следом. Не верилось, что кошмарная пропасть осталась позади: десяток метров моста отобрал у Гвендолин десяток лет жизни.

— Дориан гений. — Нанну опустила клетку на пол и открыла дверцу. Крысы кинулись врассыпную. — Это он уговорил Кагайю вернуть мне человеческое обличье.

— Скорее, герой, чем гений, — пробормотала Гвендолин, последовав ее примеру. Оказалось, пустая клетка мешала ничуть не меньше. — Он человек, достойный уважения, если помогает другим бескорыстно.

— Можешь не сомневаться. Идем.

Внутри башня разительно отличалась от замка. Ни тебе королевских покоев, ни музея морского дна. Как говорится, труба пониже, дым пожиже. Тесная спиральная лестница с высоченными ступеньками — того и гляди споткнешься и переломаешь ноги — круто взмывала вверх и почти отвесно ухала вниз. Вместо окон изредка попадались широкие подоконники с бойницами, а потолок буквально царапал голову. Гвендолин карабкалась вверх, согнувшись в три погибели, и волокла за собой клетку, гадая, когда же разрешат от нее избавиться.

— Он вообще странный, — продолжила Нанну. — С тараканами в голове. Знаешь, кто такие тараканы?

— Догадываюсь.

— Но гений, без сомнения. Откуда, как считаешь, берутся анфилады из аквариумов?

Рабы строят, чуть не ляпнула Гвендолин.

— А редчайшие рыбы? А морские гады? Это он изобретает для них ловушки.

Молодец. Но лучше бы занялся чем-то полезным.

— Он изготавливает сложнейшие зелья: изобретает новые и усовершенствует те, что есть. Он предугадывает погоду. Он предупреждает о налетах гарпий: заранее знает, когда те спустятся с гор, и предупреждает об опасности. Он ведет учет всех волшебных амулетов, существующих в мире, и следит за каждым. Предсказывает миграции ками…

— Кого?

Послужной список алхимика впечатлял, хоть и вызывал недоумение. Как, например, можно отслеживать каждый амулет? С помощью GРS-навигатора? Или «жучками»? И что ещё за ками?

— Мы называем так не упокоенные души, призраки. Как правило, они существуют поодиночке: выбирают глубокие ущелья или заброшенные дома, где можно вдоволь постонать и повыть. Многие из них часто шатаются по тем местам, где их настигла смерть. Но время от времени ками сбиваются в целые стаи и устремляются невесть куда. Вреда они не причиняют, только своим появлением вселяют дикую тоску. Если обратишь на них внимание, прилипнут к тебе, будут таскаться следом и ныть.

— Жуть, — пробормотала Гвендолин.

— Поэтому с незнакомыми призраками лучше не заговаривать. Даже о погоде.

— Спасибо за предупреждение.

— Мы почти на месте.

Какое облегчение! От усталости ослабевшая Гвендолин уже едва волоклась по крутой лестнице.

Неожиданно сверху послышался шорох.

— Кто-то идет, посторонись, — предупредила Нанну.

Легко сказать: посторонись! Правое плечо то и дело шваркало о стену, а чуть отодвинешься — стукнешься левым. Нанну распласталась по стене, а Гвендолин не придумала ничего удачнее, чем взобраться с ногами в грязную нишу с бойницей. Она постаралась прикрыться клеткой — вдруг это Коган разыскивает ее, чтобы исполнить приговор колдуньи?

Однако навстречу вдруг спустился Айхе. Выглядел он ужасно: осунувшийся, с воспаленными щеками и ссадинами на скулах. Из-под закатанных рукавов рубашки торчали края повязок, обвивавших локти, расстегнутый ворот не скрывал тугую повязку на ребрах. Он тяжело, хрипло дышал — похоже, движения причиняли мучительную боль. А в запавших глазах застыла угрюмая решимость.

Айхе мрачным кивком поздоровался с Нанну и перестал придерживаться за стены. Глупый, тщеславный мальчишка! Гордость не позволяла ему обнаружить слабость перед свидетелями. Он скорее свернет себе шею, чем распишется в беспомощности. Да ведь это гордыня погнала его, полуживого, что-то доказывать ведьме!

Зла не хватает!

Заметив Гвендолин, притаившуюся на подоконнике бойницы, Айхе вздрогнул и застыл, словно громом пораженный. Острое бледное лицо исказилось от испуга, потом сомнения, недоумения и среди полной мешанины чувств, буквально на долю секунды — от радости. А может, Гвендолин выдала желаемое за действительное.

— Ты… — выдохнул Айхе, не успев совладать с эмоциями. Однако быстро взял себя в руки и нацепил сердитую маску. Уткнулся глазами в ступени и двинулся дальше, крепко стиснув зубы.

— Айхе… — шепнула растерянная Гвендолин. — Как ты?

— О, бесподобно, — буркнул он и отвернулся.

Гвендолин проводила взглядом его напряженную спину, сгорбленные плечи — как он ни старался, боль не позволяла их расправить, — и спутанные волосы на затылке. Меньше всего на свете мальчишка сейчас напоминал вчерашнего дерзкого выскочку, рискнувшего кинуть вызов могущественной ведьме. Скорее, побитого щенка. Высокомерного и озлобленного побитого щенка.

— Пойдем уже, — поторопила Нанну.

— Он же… он на ногах едва держится! — выпалила Гвендолин, спрыгнув на ступени. — А руки!.. А эти повязки!.. Ему нельзя колдовать!

— Догони и удиви его этой новостью, — оборвала Нанну ее трагические излияния. — Уверена, он послушает и непременно вернется!

Сарказм окатил девочку ушатом ледяной воды. Гвендолин вспыхнула от стыда. Ладно. Хватит. Айхе ведет себя, как идиот, и пускай. Ей-то какое дело?

Она шмыгнула носом и украдкой вытерла глаза рукавом куртки.

Тем временем они достигли последних ступенек. Лестница совершила последний крутой рывок и уперлась в обитую железом деревянную дверь со старомодным кольцом вместо ручки. Нанну толкнула ее плечом. В нос ударила неописуемая смесь запахов: горечь трав, едкая гарь, противные вкрапления химикалий.

Лаборатория?

Гвендолин переступила через порог, обводя почтительным взглядом столы со штативами, пробирками, колбами и вычурными агрегатами, состоявшими из сотен трубочек, спиралек, чашечек и резервуаров, в которых пузырились разноцветные жидкости. Половину обзора закрывали шкафы и стеллажи, битком набитые всевозможными пузырьками и банками — из ближайшей на Гвендолин пусто таращился круглый глаз, а в соседних, как огурцы в маринаде, плавали чьи-то розоватые внутренности. В воздухе пластами висел голубой туман.

— Нанну? — позвал низкий, чуть дребезжащий голос. — Это ты?

— Я, если не ждешь никого другого, — Нанну подмигнула Гвендолин и кивком предложила следовать за ней. — Что за вонищу ты тут развел, а? Опять зелье всемогущества?

— Беспамятства, — буркнул мужчина и вынырнул из тумана.

Гвендолин, приготовившись поздороваться, внезапно подавилась словами. Да они все тут были один краше другого, пронеслось в голове. Сначала Кагайя с ее чудовищными башнями из волос, потом бочонок-Коган в нелепом трико, а теперь этот харизматичный тип!

Первыми почему-то бросились в глаза его необычайно тощие ноги, обтянутые черными брюками: длинные и какие-то острые, изломанные в коленях, точно лапки у кузнечика. Зато плечи у их обладателя были что надо, и бесформенная коричневая хламида, пропыленная, заляпанная зельями, местами прожженная искрами от огня, свисала с них, как с вешалки, и заканчивалась бахромой. Скулы на бледной физиономии несоразмерно выпирали. Вокруг запавших черных глаз образовались темные круги, а волосы густой, длиннющей, до пояса, нечесаной огненно-рыжей копной торчали во все стороны. От вида этой гривы Гвендолин просто онемела.