– Эя, ты права. Я действительно хотела поговорить с тобой о другом.

– О чем?

– Об Андре. О герцоге де Шеврезе.

Я удивленно заморгала.

– И что же ты хочешь мне сказать о герцоге?

– Не верь ему.

Виталина запнулась, сглотнула, и мне показалось, что она хочет еще что-то сказать, но раздумывает, говорить или нет. Наконец ее веки сузились, а губы упрямо сжались. В глазах сверкнула решимость.

Виталина вздохнула и произнесла:

– На твоем месте я бы не доверяла ему, Эя.

– А кому мне верить, Виталина?

– Мне, твоей сестре. Микаэле. Тете Сецилии, наконец.

– Погоди, погоди. Остановимся на тебе. Если это правда и я могу тебе верить, расскажи мне кое-что.

– Конечно. Разве могут быть секреты между сестрами?

Я собралась с духом и выпалила:

– Расскажи мне о последней воле отца. Я знаю, было завещание. Где оно? Там был мой брачный контракт.

– Откуда ты знаешь о контракте?

– Значит, завещание было?

– Было, – согласилась Виталина. – Что ты знаешь? В завещании отец сказал, что титул и замок переходят к тебе по достижении совершеннолетия и по заключении брачного договора.

– С кем?

– Это отец оставил на усмотрение твоего опекуна.

– Отец не мог так поступить.

Виталина нервно засмеялась, глаза ее забегали.

– Еще и не так мог, Эя, – сказала она.

– Скажи мне правду, Виталина, – с нажимом сказала я.

Виталина сглотнула.

– Ты можешь верить мне, Эя. А теперь оставь меня, пожалуйста. Я еле сижу. И позови Нэн, мне надо подготовиться ко сну. Давай завтра поговорим обо всем… Хорошо?

Какое-то время я смотрела на сестру, словно хотела запомнить – такую красивую и честную, которую не портят ни тени под глазами, ни нахмуренный лоб.

– Хорошо, Виталина.

Я нагнулась и поцеловала сестру в щеку.

Виталина удивленно и немного, как мне показалось, испуганно посмотрела на меня, робко улыбнулась.

– Доброй ночи, Виталина.

– Доброй ночи, Эя.

Я захлопнула за собой дверь и, отправив к Виталине камеристку, направилась к своим покоям.

Что ж. Значит, Андре прав. Никому, никому, кроме него, я не могу верить.

– Просто помоги мне расшнуровать платье, Мила, – попросила я. – И приготовь дорожный костюм.

– Леди Лирей, – пробормотала Мила и запнулась.

Ловкие пальцы скользнули вдоль моего позвоночника, дернули за шнурок, и сразу стало легче дышать. Мила молчит, но напряжение повисло в воздухе. Я обернулась к горничной, дотронулась до ее руки.

– Мисс, – поправила я.

– Вы леди этого замка, мисс, – твердо сказала Мила. – Вы не можете… Не можете.

Я закусила губу, собралась с мыслями, кивнула. Миле можно довериться.

– Видимо, Виталина считает по-другому, сама знаешь. А теперь, когда в замке заправляет герцог Эберлей, который вознамерен добиться опекунства… Оставаться здесь для меня слишком рискованно.

Мила испуганно захлопала ресницами.

– Вы не боитесь?

– Боюсь, – ответила я, подумав.

– Но вы ведь вернетесь?

Я перевела взгляд на портрет на стене. В свете магических мотыльков лицо подростка непривычно взрослое, хмурое.

– Герцог де Шеврез напишет королю. А еще его величество планирует визит в Делла-Ров. Там…

Я замялась, но ненадолго. В конце концов, я полностью доверяю Миле. Она доказала свою преданность.

– Там, в Делла-Рове, герцог де Шеврез представит меня его величеству. Как герцогиню де Шеврез.

Мой голос дрогнул, а потом и вовсе потонул в вопле Милы.

Девушка схватила меня в охапку и, хохоча, звонко расцеловала в щеки. Какое-то время мы стояли обнявшись и смеялись.

– Значит, вы все-таки выйдете за него замуж, все-таки выйдете! – щебетала Мила, помогая мне избавиться от платья, камизы, белья.

Мила продолжала щебетать и по дороге в купальню.

– Права, права была матушка, ох как она была права!

Мама Милы была камеристкоей моей матери. Была – потому что пропали они вместе, той страшной ночью в лесу.

– В чем именно права? – спросила я, чтобы отвлечься от нелегких мыслей.

– Так ведь она всегда говорила, что юный герцог от вас без ума!

Я удивленно заморгала, а Мила хмыкнула.

– Да это ни для кого не секрет, мисс Лирей!

– Ну, мы дружили, и он выделял меня, да… Но мне казалось, как младшую сестру…

– Мисс Лирей, его чувств не замечали только вы… Как и ваших собственных.

Щеки вспыхнули, едва я вспомнила о поцелуях в беседке, и мысли подернулись легкой дымкой. Я помотала головой, отгоняя наваждение, а Мила довольно захихикала.

Я втянула носом нежный аромат смесь розы и лаванды и шагнула в купальню.

– Только ты знаешь, какие духи я люблю, – пробормотала я. – И воду какой температуры. И никто лучше тебя не уложит мне волосы…

Мила всхлипнула.

– Вы не возьмете меня с собой, мисс Лирей?

Всхлипывая, горничная присела на бортик купальни.

Я накрыла ее руку своей и сжала.

– Мила, Мила. У меня сердце разрывается с тобой прощаться, но Андре сказал, нам нужно добираться до Ская на лошадях… По самой темноте… Я не могу так рисковать. Ни тобой, ни своей свободой.

Мила достала салфетку и шумно высморкалась.

– Да, мисс, вы правы. Наездник из меня что из овцы. Я не претендую.

– Мила, я обязательно заберу тебя с собой, обещаю!

– Спасибо, мисс. Вам что-нибудь нужно? Пока вы моетесь, я приготовлю дорожное платье и костюм.

Я благодарно кивнула.

– Тот… – начала было говорить я.

– Зеленый, с коричневой каймой, – закончила за меня Мила, и мы снова всхлипнули.

– Я соберу вещи в дорогу. То, что уместится в переметные сумки. Белье, мелочи. А наверх накинете сразу два плаща, в дороге все пригодится.

– Спасибо, Мила.

Горничная покинула купальню, а мне стало немного стыдно. Наверно, стоило бы больше горевать от расставания с родным замком, с сестрами, с той же Милой, которая меня обожает, со старой Пепой, нянчившей меня совсем крошкой… Но стоило вспомнить нежную, теплую улыбку Андре, его губы на моих губах, крепкие, горячие объятия, как меня бросило в жар и губы расплылись в дурацкой улыбке.

В конце концов, я выхожу замуж! Замуж! Даже в мыслях неправдоподобно звучит!

Да, все не так, как я хотела, и мамы нет… И отца, чтобы благословить нас… Но черт побери! Еще два дня назад я смотрела из окна башни во двор замка и не видела ничего, кроме далекого, недосягаемого мира, которого меня лишили. А теперь, теперь этот самый мир ласково раскрывает мне свои объятия!

И я выхожу замуж… за любимого! За самого родного, самого близкого мне человека! Можно ли быть счастливее?!

Когда Мила вернулась, я уже вылезла из купальни, облачилась в белое шелковое белье. Лиф на тонких бретелях, с регулируемыми завязками под грудью до середины бедра, из-под тонкой атласной каймы выглядывает полоска кружева коротких панталон.

Мила запричитала что-то типа того, что я тут совсем замерзла, помогая надевать тонкие шерстяные чулки на подвязках, узкие длинные бриджи на широком поясе. Темно-зеленое дорожное платье с длинными узкими рукавами и глухим воротом. Лишь по вороту и манжетам узкая коричневая лента. Лента же перечеркивает крест-накрест грудь и переходит в широкий коричневый пояс, отделанный атласом. Надевать под дорожное платье бриджи обязательно. Мало того что длина его для удобства лишь едва прикрывает середину голени, так еще от пояса длинный разрез с запа́хом. Идеально, если устала трястись в карете и хочешь немного размяться верхом.

На ноги – длинные узкие сапоги из плотной кожи, отделанные замшей с внутренней стороны, для верховой езды. Полоски замши также на внутренней стороне бриджей и, простите, на заду, иначе будешь ерзать по гладкой коже седла.

– Что там? Тихо? – спросила я Милу.

Та улыбнулась.

– Замок словно вымер, госпожа. А из спальни Нэн на весь этаж слышен раскатистый храп. Они же провели на ногах почти двое суток, еще и бал… Можете не волноваться, что мы кого-то встретим. Вдобавок, – робко пробормотала она, – я взяла на себя смелость добавить настойки сон-травы в столовое вино и угостить им всех слуг от вашего имени. Дескать, вы хотите, чтобы все порадовались за вашу сестру и герцога.