* * *

Я уже сказал, что первые активные выступления фашистов в деле борьбы с социалистами и их союзниками "мильолистами", анархистами и уголовными преступниками были встречены буйным смехом в социалистическом лагере, заявлениями, что "священный гнев революционного пролетариата сдует с лица земли этих дерзких наглецов!" Но буйный смех скоро стал стихать. Послышалось бормотание недоумения, в котором прорывались нотки испуга и начинающейся растерянности. Несмотря на тяжкие потери со стороны фашистов в первых стычках, - в их лагере не проявилось упадка мужества, не пришло сознание всеми нефашистами утверждавшейся или хоть молча признававшейся безнадежности их дерзкой затеи. Вместо того, чтобы немедленно рассыпаться, развеяться прахом, фашистские организации размножались с почти фантастической быстротой. Редевшие от потерь ряды немедленно пополнялись новыми добровольцами. Павшие бойцы заменялись новыми. Энергия не иссякала, а, наоборот, возрастала, движение явно пускало корни и крепло. И столкновения с социалистами делались все чаще и чаще. Что же происходило? А вот что... Как я уже отмечал в предшествующих главах, в массе населения Италии имелось множество здоровых, честных, патриотически настроенных элементов. Вся беда была только в том, что все сплошь эти элементы были рассеяны, не имели единой общей идеи в смысле решения, что и как именно надо делать, не имели вождя, в которого могли бы верить и которому могли бы повиноваться, не рассуждая. Образно говоря, в стране имелись крепкие, но разрозненные нити, но не было того "станка", который мог бы послужить для превращения этих нитей в прочную ткань государственности. Вы спросите: - А разве не было законной власти, разве не было правительственного аппарата, разве не было Закона? - Да, все это было, но пребывало в положении или состоянии, как если бы всего не было. Закон был, но не исполнялся. Власть официально существовала, но бездействовала, потому что она была только "эманацией" Парламента, а сам Парламент совершенно разложился. Аппарат власти существовал, но был в параличе, потому что в параличе была и сама власть. Еще в своей основе здоровое общество держалось пассивно, потому что на пути его активности стояла стена парламентаризма. Общество делегировало парламентскую власть, дало ей мандат на право и обязанности защищать государство, и тем самым связало себе руки. А власть, повторяю, была в маразме...

* * *

Еще в начале XX века, когда социалистическая партия была совершенно ничтожной в общем силой, ее вожди применили тактику, которая дала большие положительные для социалистов и их революционной цели практические результаты. Тактика эта состояла в повсеместной организации так называемых "Камер Труда" в постепенном завоевании коммунальных и муниципальных учреждений. "Камеры Труда", по идее, по официально объявленной программе действий являются организациями политическими. Они имеют, по идее, характер организаций чисто профессиональных, дело которых - облегчать положение рабочих путем организации труда, взаимопомощи, защиты интересов и прав, и так далее. Но, разумеется, эта формальная аполитичность была только маской, прикрывающую истинную физиономию "Камер": организованные и руководимые социалистами, они фактически служили лишь для завоевания влияния на аполитичную рабочую массу и для использования этого влияния в революционных целях. Рабочие не-социалисты, становясь клиентами социалистических Камер, автоматически переходят на положение "симпатизанов" и сателлитов, образуют большой "хвост", влекущийся за социалистической "головкой". Что же касается коммунальных и муниципальных учреждений, конструирующихся на принципе избирательного права, то с ними положение было таково: на выборах решающий голос принадлежит количеству. Народная масса, как показывает практика, относится к своим избирательным правам, обыкновенно, весьма пассивно. На выборы является меньше половины избирателей. Масса избирателей, находящаяся еще на весьма низком культурном уровне, чрезвычайно легко поддастся влиянию демагогических лозунгов. Свои голоса она склонна отдавать не тому, кто обращается к доводам простого здравого смысла и развивает программу действительно полезных действий, соответствующую реальной возможности, а тому кто без зазрения совести морочит невежественную и легковерную толпу обещанием золотых гор и кисельных берегов. Если к этому добавить еще, что так называемые "буржуи" разбиваются на множество грызущихся партий, а социалисты идут сомкнутым строем, и тащат за собой послушным "хвост" из представителей рабочих низов, - не приходится удивляться, что на выборах очень часто одерживают победу именно социалистические кандидаты, хотя самих-то социалистов в населении имеется еще ничтожное количество. Но что же дается завоеванием коммунальных и муниципальных учреждений? О, очень и очень многое! Где социалистам только удается, всеми правдами и неправдами, захватить, скажем, муниципалитет, - там, в прямую зависимость от них становится весь многочисленный служебный персонал, там, конечно, в их распоряжении оказываются общественные суммы, право производить разнообразнейшие, требующие затрат, работы, право контролировать школы, больницы, приюты и так далее И потому, совершенно естественным путем, социалисты получают огромное влияние на огромную политическую массу. А пользоваться этим влиянием они, конечно, не стесняются: из среды муниципальных служащих выбрасываются или выживаются люди, оказавшиеся неугодными социалистам, и замещаются или социалистами же, или "симпатизанами". Подряды и поставки попадают в руки "своих людей", то есть, социалистов. Для производства работ принимаются лишь "организованные". И так далее. Но, помимо простого увеличения своего влияния, социалисты, конечно, извлекают и другие, чисто материальные выгоды. Они, не стесняясь с общественным добром, устанавливают высокие тарифы оплаты труда, особенно рабочим низших категорий, но взимают с них высокий процент в пользу партийной кассы, и таким путем получают значительные средства для своей чисто партийной деятельности. Особое внимание социалистов всегда обращают на себя разные благотворительные учреждения, обладающие огромными, веками накопленными путем пожертвований средствами. Захват таких благотворительных учреждений с их богатствами дал возможность социалистам, предавшимся неудержимому хищничеству, - получить огромные суммы. Как выяснилось только гораздо позже, - социалистами были буквально разграблены десятки и десятки миллионов. После Мировой Войны, под влиянием ядовитой пропаганды социалистов, как "красных", так и "черных", то есть, "мильолистов", в земледельческих районах Италии начало развиваться аграрное движение, скоро принявшее весьма угрожающее для всей страны размеры. "Организованные батраки" или "малоземельные" принялись захватывать частновладельческие земли, начиная с хуторов в десяток-другой гектаров. Растерявшаяся, страдающая параличом воли парламентская власть не дерзала бороться с этим разбойничьим движением, ссылаясь на неимение в своем распоряжении достаточных сил полиции или войск. На самом деле - это было, конечно, простой уверткой: если бы только власть решилась начать изгонять расхищавших и уничтожавших чужое добро грабителей, прибегая к энергичным средствам, то есть, атакуя захватчиков как разбойников, какими они по существу были, то, конечно, двух-трех суровых расправ было бы совершенно достаточно для острастки всей массы хищников. Эта масса поняла бы, что с ней шутить не будут, и что ее ждет наказание. Но для того, чтобы приняться уничтожать, хотя бы только находящиеся в непосредственной близости к административным центрам разбойничьи гнезда вооруженной силой, надо было официально признать, что власть поднимает бросаемую ей революцией перчатку, и намерена бороться не с отдельными нарушителями законности, а со всей революцией, со всей уже увлеченной в революцию ратью "красных". А вот, на это-то правительство, пребывавшее в рабстве у социалистов, и не смело решиться, ибо оно, правительство, было "строго конституционным" и боялось отменить конституционные нормы, хотя бы на короткий срок... Я уже упоминал однажды о том, что здесь, в Италии, был тогда период, когда распропагандированные социалистами "сознательные" принялись захватывать мастерские, фабрики, заводы и т.п. промышленные предприятия, и, изгоняя хозяев, стали организовывать там пресловутые "Советы Рабочих", - ячейки будущей "Советской власти". И, опять-таки, растерявшаяся слабовольная власть не осмелилась сделать то, что было ее прямым долгом: не применила вооруженную силу, которой располагала, для изгнания насильников и грабителей, расхищавших и уничтожавших чужое добро. И опять нашлась оговорка, то есть, увертка: - Нужны были большие силы, а мы ими не располагали! Джолитти, великий хитрец и лукавец, не постеснялся заявить, отвечая на запрос в Камере Депутатов по этому вопросу следующее: - Чтобы изгонять захвативших фабрики и заводы рабочих надо было бы пустить в ход пушки, то есть, надо было бы стрелять по тем же фабрикам и заводам. Не знаю, понравилось ли бы это самим владельцам фабрик и заводов?! Тут, конечно, опять проделывалась грубейшая передержка: ведь, достаточно было подвергнуть обстрелу какую-нибудь одну мастерскую, чтобы захватчики прониклись сознанием грозящей им опасности... Так или иначе, - но социалистическая затея захвата фабрик и заводов скоро провалилась, ибо выяснилась невозможность поддерживать производство, не захватив одновременно банков, не завладев железными дорогами, не свергнув парламентское правительство, не перетянув на свою сторону армию и флот, не уничтожив аппарата администрации и полиции. Но если захватившие силком фабрики и заводы городские рабочие скоро принялись уходить оттуда, - то не так дело обстояло с захваченными сельскими рабочими и малоземельными крестьянами землями там, вдали от административных центров, - захватчики засели прочно, и продолжали сидеть и после падения министерства Джолитти, уступившего свое место радикалу Факта. Я вынужден останавливать внимание моего читателя на этих подробностях по особым причинам; ведь когда фашисты перешли на путь организованной борьбы с социалистами, - их меткие удары стали обрушиваться по трем направлениям, указанным выше, то есть, на "Камеры Труда" и родственные им социалистические "Клубы", на захваченные социалистами муниципалитеты и, наконец, на "красные гнезда", то есть, на захваченные поместья. В этом периоде борьбы фашисты применяли следующую тактику: там, где они чувствовали себя сильными, они организовывали своего рода "стратегические пункты", и сформировали "летучие отряды активистов", людей,. умеющих владеть оружием и не боящихся пускать это оружие в ход. Эти "летучие отряды", быстро передвигаясь на грузовиках, принялись совершать налеты на ставшие очагами революционной заразы "Камеры Труда", подвергая их и родственные им социалистические "Клубы" и "Общества" разгрому. Обстановка "Камер" или "Клубов" безжалостно уничтожалась, засевшие там "организаторы рабочих масс" разгонялись, а если оказывали сопротивление оружием, то получали ответ оружием же. Одновременно другие "летучие отряды" производили "примерные экзекуции" в захваченных социалистами поместьях, норовя при этом расправляться главным образом не с красным быдлом, а с его вожаками, с "организаторами" и с "руководителями" среди них в первую голову - с облеченными парламентской неприкосновенностью депутатами социалистами и мильолистами. В более или менее крупных городских центрах такие операции революционного с другой стороны характера были, конечно, затруднительны, но все же, возможны, хотя и в известных рамках. Здесь такие же "летучие отряды" по большей части захватывали муниципальные и коммунальные учреждения, арестовывали засевших там "красных синдиков" и "консильеров", и угрозами расправы заставляли их подписывать прошения о сложении полномочий. За явной невозможностью замещать выгнанных таким образом синдиков и консильеров путем выбора самим населением новых, правительству ничего не оставалось делать, как назначать "временно", до выяснения дела, собственных, правительственных агентов на должность синдиков и консильеров. На первых порах все общество пришло в несказанное смущение от применения такой тактики фашистами, а социалисты, как я уже говорил, принялись высмеивать фашистов и грозить расправой с ними. Однако, очень скоро в социалистическом стане послышались уже вопли боли и обличавшей их органическое бессилие ярости: социалисты принялись взывать к правительству, требуя от него принятия энергичных мер, не исключая и вооруженные силы, для защиты "Камер Труда", "Клубов", муниципалитетов, разных социалистических организаций и т.д., ссылаясь на законность. Из глухих мест провинции начался исход, а потом и паническое бегство всех социалистических вожаков. Они стремились в большие города, и там становились под охрану агентов власти, под охрану той самой конституции, разрушением которой только что занимались. Боевые выступления фашистов скоро стали производить глубокое впечатление на всю массу населения, и тогда наметился заслуживающий серьезного внимания феномен: как только стало выясняться, что фашисты представляют собой известную и имеющую тенденцию расти, силу, сейчас же завилял во все стороны и потом стал по частям отрываться огромный социалистический "хвост". Люди, покорно тащившиеся на социалистическом буксире, покуда верили, что победа обеспечена за социалистами, и что союз с ними гарантирует полную безнаказанность, - стали открещиваться от солидарности с социалистами, а потом и перебегая понемножку на сторону фашистов. Как ни странно, - это движение проявилось в серьезных размерах и среди самих рабочих, сначала, конечно, только тех, которые не входили в ряды социалистической партии, а лишь шли за социалистами в так называемых "профессиональных союзах". Оказалось, что в самой же рабочей среде было немало людей, резко недовольных засильем социалистов, отказывавшихся верить в возможность насаждения социалистического строя, отчасти патриотически настроенных, но запуганных и "затурканных" социалистами. Затрещали "красные синдикаты". Затрещала и сама социалистическая партия. Утечка "симпатизанов" и "зарегистрированных" скоро приняла очень большие размеры. "Откалыванье" шло и направо, к фашистам, и налево, к коммунистам. Но важным было то, что неимоверно распухшее за 19181920 годы ядро социалистической партии неудержимо таяло, силы раздроблялись, распылялись, убывали. При министерстве Джолитти, социалисты устами своих парламентских представителей, стали настойчиво требовать от правительства сначала просто только обуздания, а потом и формального уничтожения фашистской партии. Джолитти очень сухо ответил, что, не входя в обсуждение вопроса с юридической точки зрения, не возбуждая вопроса о праве фашистской партии на существование, все же, приходится считаться со следующим обстоятельством: сейчас в партии состоит около 120 тысяч человек, в большинстве умеющих владеть оружием и объединившихся в организацию военного характера. В готовности фашистов отстаивать свои права на существование, хотя бы с оружием в руках - не приходится сомневаться. Кроме того, у фашистов имеются уже миллионы сочувствующих им среди населения, так как они, фашисты, открыто выступают в защиту достояния граждан и порядка. Это означает, что для осуществления попытки обезоруживания и потом роспуска фашистских организаций придется прибегнуть к вооруженной силе, пустить в ход армию. Иначе говоря социалисты требуют от правительства, чтобы оно, в угоду им, врагам, существующего государственного и общественного строя, вступило в обещающую быть кровавой гражданскую войну с фашистами. У правительства на это не хватает сил! А фашистское движение все развивалось и развивалось. В самом Милане, еще недавно бывшем цитаделью социалистической партии, организовался мощный фашистский центр. В рядах социалистов все чаще и чаще начала прорываться паника, порой дававшая почву прямо-таки комическим эпизодам. Когда, в конце первой половины XIX века, прародитель современных большевиков, Фердинанд Лассаль, после одного из удачных выступлений социалистов, вырвавших ряд уступок у растерявшейся власти, говорил, проявляя изумительный цинизм: - Нас, социалистов, было совершенно ничтожное количество. Наши силы, в сравнении с силами наших противников, равнялись почти нулю. Наше дело было, собственно говоря, безнадежным. Но мы, вырядившись в львиные шкуры, принялись так страшно рычать, и при этом так яростно били копытами о пол, вызывая неописуемый грохот, - что наши противники дались в обман. Они поверили, будто мы и впрямь - львы революции, да еще какие?! Они поверили, что мы страшно сильны. И они сдали нам важнейшие позиции. Эта же немудреная, но ловкая тактика оглушения противника зычным ревом и грохотом, ослиных копыт его запугивания скрежетанием, будто бы страшных львиных зубов, угрозы "стихийным гневом пролетарской массы" - она применялась, и с неизменным успехом., социалистами всех стран на протяжении почти семи десятков лет, то есть, до прихода на сцену фашистов. В истории итальянского фашизма имеется один удивительно красочный эпизод, о котором недавно поведал вождь футуристов Маринэтти. В Милане социалисты решили произвести попытку революции и в случае успеха - организации "Временного Правительства, стоящего под контролем Совета рабочих и солдатских депутатов". По программе, дело должно было начаться грандиозной забастовкой, потом на улицы вываливается под предлогом "мирной демонстрации" вся "пролетарская армия", она сметает слабые кордоны полиции, завладевает муниципалитетом, и прокламирует социалистическую республику. Первая часть этой программы была проведена, как по маслу: произошла по пустому предлогу забастовка, жизнь огромного города начала замирать, мирное население принялось прятаться в разные щели, на улицу вылилось из социальных подвалов несколько десятков тысяч "пролетарских бойцов", "мирная демонстрация" уже направилась в центр, чтобы захватить почту, телеграф, банки, муниципалитет и префектуру. Но планы социалистов были известны фашистам. Фашисты наскоро собрали в своем главном штабе, то есть, в помещении редакции руководимой Муссолини газеты, триста человек решительно настроенной молодежи, вооружившейся только увесистыми палками. И, вот, когда полицейские кордоны начали уже поддаваться под напором "мирных демонстрантов", фашистская дружина произвела вылазку и врезалась в ряды пролетарской армии. По признаниям самих социалистов, в организованной ими "мирной демонстрации" участвовало не меньше тридцати тысяч человек, и из них по меньшей мере у двенадцати тысяч были револьверы, а у остальных - засапожные ножи, кастеты, кинжалы и другие предметы из арсенала "пролетарского вооружения". Но вся орава дрогнула, столкнувшись с кучкой фашистов, пришла в замешательство, попятилась, расстроила свои ряды, а потом ударилась в паническое бегство, сея по дороге тысячи револьверов, кастетов, ножей и дубин... Попытка революции была сорвана...