Недавние исследования вопроса о ранних источниках поддержки нацистской партии бросают вызов гипотезе о том, что до 1930 г., когда эта партия все еще оставалась сложной альтернативой дальнего прицела, поддержку ей оказывали люди, которые испытывали политическую апатию. Была выявлена отрицательная ранговая корреляция между увеличением процентной доли голосующих за нацистов и увеличением общей доли принимающих участие в выборах в германских избирательных округах на отрезке между 1928 и 1930 гг. И только после того, как нацисты сделались относительно крупной партией, они стали интересовать тех, кто ранее был апатичен, а теперь мог видеть их текущий потенциал, который выглядел готовым сработать почти немедленно. Более подробный отчет об этом исследовании см. далее в главе 5.

Для Дании соответствующие данные см.: E. Høgh, Vaelgeradfaerdi Danmark (Ph. D. thesis, Sociology Institute, University of Copenhagen, 1959), Tables 6 and 9. Для Норвегии см.: Allen Barton, Sociological and Psychological Implications of Economic Planning in Norway (Ph. D. thesis, Department of Sociology, Columbia University, 1957) и результаты нескольких опросов по поводу электорального поведения в Норвегии, проведенных норвежскими опросными организациями, включая опрос FAKTA 1949 г. и опросы NGI за февраль 1954 г. и апрель 1956 г., окончательные итоги которых пока еще не опубликованы. Данные из картотек и архивов канадских опросов общественного мнения за 1945, 1949 и 1953 гг., проводившихся местным институтом Гэллапа, указывают, что Лейбористско-прогрессивная (коммунистическая) партия получила заметно больше поддержки от квалифицированной части рабочего класса, чем от низкоквалифицированной. Для Бразилии см.: A. Simao, «O voto operario en Sāo Paulo», Revista Brasilieras estudos politicos, 1 (1956), рp. 130–141.

Таблицу, в которой дается точная статистика для Италии и Франции, см. ниже в главе 7. См. также: Hadley Cantril, The Politics of Despair (New York: Basic Books, 1958), pp. 3—10. В догитлеровской Германии, где коммунисты были крупной партией, они тоже получали намного большую электоральную поддержку скорее от менее квалифицированной части рабочих, чем от более квалифицированной. См.: Samuel Pratt, The Social Basis of Nazism and Communism in Urban Germany (M. A. thesis, Department of Sociology, Michigan State College, 1948), pp. 156 и далее. В пока еще не опубликованном исследовании д-ра Пертти Песонена (Pertti Pesonen) из Института политических наук Хельсинкского университета о голосовании в финском индустриальном городе Тампере сообщается, что коммунистические избиратели добились гораздо лучших показателей, чем избиратели социал-демократов. С другой стороны, коммунисты с намного большей вероятностью становились жертвами безработицы в течение прошлого года (21 %) или в течение всей своей трудовой биографии (46 %), чем социал-демократы (соответственно 10 и 23 %). В указанном исследовании высказывается утверждение, что самая важная детерминанта коммунистического голосования в Тампере – это опыт недавней безработицы в конкретной семье.

Если представить те же самые данные другим способом, то в Финляндии за коммунистов голосовал 41 % всех рабочих, зарабатывающих меньше 100 марок в месяц, по сравнению со всего лишь 12 % голосовавших за коммунистов среди тех, кто зарабатывает в месяц больше 600 марок. В Швеции за коммунистов голосовали 7 % рабочих, зарабатывающих меньше 2000 крон в год, по сравнению с 25 % среди тех, кто за год зарабатывает больше 8000 крон.

Можно как бы в скобках отметить, что там, где социалистическая партия невелика и/или возникла недавно, она тоже предъявляет обществу сложную комплексную альтернативу и привлекает пропорционально больше поддержки среди представителей среднего класса, чем в тех случаях, когда она является широко известной массовой партией, которая вправе предлагать немедленные реформы. С другой стороны, когда маленькая и явно недооцениваемая группировка не предлагает никакой интеллектуально сложной альтернативы, она вынуждена добиваться непропорционально большой поддержки от низших слоев. К числу таких группировок принадлежат сектантские религии, милленарные лозунги которых лишены хоть сколько-нибудь развитого логического обоснования. Применительно к политическим состязаниям некоторые чрезвычайно хрупкие свидетельства по этому вопросу предоставляет недавний норвежский опрос, который показывает структуру поддержки различных партий. В итоговую выборку попали всего одиннадцать человек, поддерживающих Христианскую партию – партию, которая обращается к более фундаменталистски настроенным лютеранам, сопоставимым с теми, кто обсуждался ранее применительно к Швеции, но 82 % из них были выходцами из групп с низкими доходами (меньше 10 тыс. крон в год). Для сравнения: 57 % из 264 сторонников Трудовой (лейбористской) партии и 39 % из 21 сторонника коммунистов зарабатывали за год меньше 10 тыс. крон. Таким образом, маленькая коммунистическая партия, как самая сложная недооцениваемая альтернатива, получала свою поддержку от относительно высокооплачиваемых страт, в то время как христиане-фундаменталисты имели самую бедную в экономическом отношении социальную базу из всех партий в стране. См. опрос NGI за февраль 1954 г., результаты которого выпущены в декабре 1956 г. в предварительном виде, – они были тогда отпечатаны на ротаторе.

Эти данные удалось обнаружить и организовать в таблицу уже после того, как указанная гипотеза была сформулирована, и потому их можно считать ее независимым подтверждением.

Представленная здесь гипотеза не пытается объяснить рост мелких партий. Адаптация к серьезным кризисным ситуациям, особенно к депрессиям и войнам, является, вероятно, ключевым фактором, который первоначально увеличивает поддержку маленькой «сложной» партии. Для анализа изменений в электоральной поддержке социалистической партии по мере того, как она переходила к статусу крупной партии, см.: S. M. Lipset, Agrarian Socialism (Berkeley: University of California Press, 1950), особенно pp. 159–178.

Существовало много исключений из этого правила. Австралийская Лейбористская партия была едва ли не самым главным сторонником «белой Австралии». Аналогично в США до наступления в 1930-х годах идеологической эпохи Нового курса Демократическая партия, которая базировалась на низших классах, всегда была более антинегритянской из двух основных партий в этой стране. Американское рабочее движение выступало против иммиграции небелого населения, и значительная его часть возводила барьеры против членства негров в профсоюзах. Когда американская Социалистическая партия была массовым движением (именно так обстояло дело перед Первой мировой войной), те из ее газет, которые печатались самыми крупными тиражами, скажем выходившие в Милуоки «Социал-демократический вестник» (Social Democratic Herald) и «Призыв к разуму» (Appeal to Reason), выступали против расовой интеграции. Вторая из них открыто заявила: «Социализм обеспечит разделение рас». См.: David A. Shannon, The Socialist Party of America (New York: Macmillan, 1955), pp. 49–52. Даже марксистское социалистическое движение Западной Европы не имело иммунитета против вируса антисемитизма. Так, перед Первой мировой войной на этом континенте произошел целый ряд антисемитских инцидентов, в которые были вовлечены социалисты, причем некоторые из лидеров различных социалистических партий провозглашали откровенно антисемитские взгляды, и наблюдалось сильное сопротивление тому, чтобы социалистические организации активно противостояли антисемитизму. См.: E. Silberner, «The Anti-Semitic Tradition in Modern Socialism», Scripta Hierosolymitana, III (1956), pp. 378–396. В статье по поводу недавних британских расовых беспорядков Майкл Рамни (Michael Rumney) подчеркивает, что в основе антинегритянских настроений и выступлений лежат чувства рабочего класса, и заходит в этом смысле очень далеко, предсказывая, что «с течением времени лейбористская партия станет врагом негров». Он сообщает, что «в то время как консервативная партия оказалась способной поддержать полицию и использовать любые средства, которые считала необходимыми для сохранения мира и спокойствия, лейбористская партия вела себя странным образом тихо. Если же она все-таки начинает говорить, то либо вызывает чувства вражды в тех, кто и без того бунтует против выходцев из Вест-Индии, либо забывает о своих обещаниях быть партией равных прав». См.: «Left Mythology and British Race Riots», The New Leader (September 22,1958), pp. 10–11. Проведенные Институтом Гэллапа опросы британского общественного мнения документально подтверждают указанные суждения. Так, в опросе, завершенном в июле 1959 г., задавался вопрос, имеют ли евреи «больше или меньше власти, чем они должны действительно иметь», и, после того как респондентов сравнили согласно тому, за какую партию они голосовали, оказалось, что антисемитский ответ «у евреев больше власти…» дали 38 % избирателей Лейбористской партии, 30 % тори и 27 % либералов. При этом 7 % сторонников лейбористов, 8 % консерваторов и 9 % либералов считали, что у евреев слишком мало власти. Та же самая организация сообщила об опросе 1958 г., в котором меньшая доля сторонников лейбористов и выходцев из низшего класса сказала, что они голосовали бы за еврея, если бы их партия выдвинула его в качестве кандидата, чем это утверждали представители высшего класса и избиратели Консервативной партии. Но, соблюдая справедливость, необходимо также отметить, что почти каждый еврей в палате общин представляет в данный момент Лейбористскую партию и что почти все эти приблизительно две дюжины евреев в основной своей массе являются представителями решительно нееврейских избирательных округов.

Фактически существует целый ряд поразительных проявлений сходства между поведением различных страт среднего класса, когда они представляли собой низшие страты в рамках преимущественно аристократического и феодального общества, и представителей рабочего класса в недавно индустриализировавшихся обществах, когда этот класс еще не отвоевал себе достойное место в обществе. Проявления близости религиозного и экономического «радикализма», причем в одном и том же смысле, выглядят поразительными. Как указывает Р. Тауни, в XVII столетии доктрина Кальвина о божественном предопределении выполняла для буржуазии ту же самую функцию, что и теория Маркса о неизбежности социализма для пролетариата в XIX в. Обе они «в своих лучших проявлениях формировали собственную добродетельность в острой антитезе с худшими проявлениями превратностей установленного порядка, учили своих адептов чувствовать себя избранным народом, заставляли их осознавать свою великую судьбу в том, что ниспослано Провидением, и продемонстрировать решимость в ее понимании и реализации». Коммунистическая партия, так же как это делали когда-то пуритане, настаивает «на личной ответственности, дисциплине и аскетизме», и, хотя историческое содержание резко отличается, эти два движения могут иметь одни и те же социологические корни – в изолированных и лишенных всякого серьезного статуса профессиональных группах. См.: R. H. Tawney, Religion and the Rise of Capitalism (New York: Penguin Books, 1947), pp. 9, 99. Изложение сходных соображений см. в: Donald G. MacRae, «The Bolshevik Ideology», The Cambridge Journal, 3 (1950), pp. 164–177.