«Драко, ты ведь понимаешь, твои показания очень нам помогут», — мужчина, сидевший на противоположной стороне стола, скривился, пытаясь добродушно улыбнуться.

«Я отказываюсь свидетельствовать против своего отца».

«Помнится, Вы назвали Люциуса трусом, когда мракоборцы выводили его из мэнора. Будете это отрицать, мистер Малфой?» — подал голос мужчина, сидевший справа от Уокера, с явной издевкой. Драко присмотрелся: эта жирная лысая рожа была в его доме, когда забирали отца. Да уж, узнать этот живой кусок свинины не составило труда.

«Драко, Вы умный молодой человек и сами понимаете, что так надо, — Малфой даже не повернулся к источнику звука. — Ваши слова помогут следствию».

«И не только ему, — неожиданно встрял в разговор Уокер. — Вы поможете своей семье, мистер Малфой. Вы любите свою семью?»

Это стало последней каплей терпения Драко. Он буквально почувствовал, как ненависть тягучей негой течёт по его венам. Челюсти с хрустом сжались. На лице появились пятна, что говорило о крайней степени раздражения. Левая ладонь непроизвольно сжалась в кулаке, а правая — на древке палочки. В этот момент Малфой понял, что вполне способен на убийство. Возможно, даже групповое.

«Я никогда, — процедил он сквозь зубы, — никогда, слышите, никогда не предам свою семью», — ледяные глаза вспыхнули пламенем ярости.

«Что Вы, мистер Малфой, это вовсе не предательство! Наоборот, это Ваш неоценимый вклад!»

«Мистер Малфой, — теперь злился уже Лукас, — Вы обязаны это сделать».

«Всего доброго», — бесстрастно выплюнул Драко и поднялся из-за стола.

«И чтоб вы сдохли», — добавил все так же без эмоций, но уже мысленно.

Мертвенно-бледная ладонь уже почти опустилась на ручку двери, когда и сама дверь, и темно-серые стены слились в одно большое пятно, а равновесие куда-то исчезло.

«Лучше бы ты просто согласился», — донёсся до подсознания голос Уокера, а затем — темнота.

Драко отключился.

Парень пришёл в себя от ощущения чего-то горького во рту. Зрение ещё не сфокусировалось на лицах вокруг, в то время как вкусовые рецепторы безошибочно определили не что иное, как Веритасерум, отчего ещё не отошедшее от ударившего в спину заклятия тело окатила волна ужаса.

Сыворотка правды.

Они хотят использовать её на нем. Мерлин, они её уже использовали. Пройдёт не больше минуты, как Драко без всяких сомнений выложит им все, что они попросят, и ничего не сможет с этим поделать. Засекай, Малфой, через шестьдесят секунд ты предашь собственного отца, который, хотя и причинил тебе немало боли, уж точно не ожидал и не заслуживал того, чтобы его подставил родной сын, и ты не оправдаешь себя никакой сывороткой и прочей дрянью, которую тебе могут залить в глотку.

Ты предатель, Драко, а это даже хуже, чем быть убийцей.

Взгляд упал на размытую фигуру, очертания которой смутно напоминали Уокера.

«Вы обещали помочь, — голос дрогнул. Было слишком больно. — Я верил Вам!» — Драко неосознанно сорвался на крик.

Какая-то совершенно детская, но раздутая до вселенских размеров обида уколола где-то внутри. Ещё пару недель назад Уокер пророчил его семье светлое будущее, а сейчас собственными руками влил ему в глотку веритасерум. Очевидно, Драко больше никогда не будет верить людям.

Лукас, вздохнув, опустил голову, так и ничего не ответив.

Малфой не успел дать оценку этому жесту.

Время вышло.

Зелье подействовало.

Следующее, что выкинул мозг, как очередную, пусть и многократно пережеванную, пищу для размышления — глаза отца, когда во время суда Визенгамота Уокер прочёл вслух все, что на «официальном допросе» рассказал Драко, а он, как и ожидалось, не выдал ничего хорошего.

Сердце пропустило удар.

Это был конец.

Малфой сидел, поджав губы, все отчетливей понимая, что у него больше нет отца и никогда не будет. Это была измена, осознанная или нет, желанная или нет, но измена, и с этим ничего нельзя было поделать. Ещё никому не удавалось обмануть, выпив сыворотку правды, и при всем желании парень не смог бы этого сделать: в конце концов, ему было всего семнадцать, а подобное было не под силу даже самым великим и могущественным волшебникам.

Глядя с трибун на отца, Драко одними губами прошептал: «прости».

В глазах Люциуса читалось: «предатель».

— Малфой? Малфой! — знакомый голос вытащил парня из бездны воспоминаний, мгновенно сменявших друг друга. — Всё нормально?

Драко вздрогнул.

Оказалось, он минуты три просто пялился на конверт, который всучила ему что-то невнятно бормочущая Грейнджер, внезапно появившаяся из-за угла и влетевшая в него со всей дури.

— Из Министерства. — неверяще произнёс Драко, пытаясь объяснить скорее себе, чем девушке.

Воспоминания атаковали вновь.

«Предатель»

Гермиона непонимающе уставилась на него, силясь осознать, что удивило и напугало её больше: то, что Малфою пишут из Министерства, или его собственная реакция на письмо?

Драко все ещё стоял на том же месте, бледнея на её глазах.

— Малфой, у тебя все в порядке?

Неожиданно взгляд серых глаз поднялся прямо на неё.

— Это пиздец.

========== Часть третья: «Пожиратели, или Береги себя» ==========

— Никто тебя не спрашивает, можешь ты это сделать или нет! Ты должен, Драко! И ты сделаешь, — Люциус был напряжен, что отражалось в каждой его интонации, во всех движениях и жестах. — Ты не хуже меня знаешь, что стоит на кону.

Драко нервно заламывал свои слишком бледные пальцы, уставившись куда-то прямо перед собой и отчаянно пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.

— Я не убийца! Как ты не понимаешь, отец!

— Значит, ты им станешь! — Малфой-старший злился и даже не пытался это скрыть. — Расставь уже, наконец, приоритеты! Тёмный Лорд ясно дал понять: либо ты убиваешь Дамблдора, либо он убивает всех нас. Ты хочешь посмотреть, как он запустит Аваду в меня или в твою мать? Хочешь увидеть, как её сердце разорвется на куски, все кости одновременно треснут, а из глаз и ушей прольётся ещё горячая кровь? Хочешь, чтобы она умерла на твоих глазах?!

Драко был в ужасе. Он знал, как Тёмный Лорд жесток в пытках и изощренен в убийствах, но никогда не мог и предположить, что однажды его семья будет настолько близка к тому, чтобы пополнить список жертв.

И по чьей вине?

Только по вине самого Драко.

Взгляд серых глаз непроизвольно упал на стоящую в дверях тёмной гостиной мэнора мать. Нарцисса казалась ещё более худой и бледной, чем обычно, но это было не признаком аристократической красоты, а следствием ужаса от потрясений последних дней. Безвольно свисавшие вдоль тела руки тряслись, а в больших, широко распахнутых, воспаленных карих глазах стояли невыплаканные слезы, грозящие пролиться мокрой дорожкой боли в любую секунду. Жизнь не только её самой, но и всей семьи была в крайней опасности и женщина ничего не могла сделать.

Абсолютно ничего!

Её муж, казалось, сходит с ума от надвинувшейся угрозы, отчего становится лишь агрессивнее, жёстче и опаснее, а сын, её милый Драко, который ещё совсем ребёнок, стоит перед выбором, которого в сущности-то и нет.

Он всего лишь мальчик, но ему придётся либо стать убийцей, либо умереть самому.

Нарцисса знала, что сын не сможет лишить жизни профессора, даже если и попытается, а значит, он обречён на смерть в свои неполные шестнадцать лет. Ребёнок, которому она отдала всю свою жизнь, которого растила, тот, о ком заботилась, кому подарила все, что имела, умрёт от руки Волан-де-Морта.

«Драко не злодей, он всего лишь мальчик!» — мысль болью отзывалась в материнском сердце.

Мальчик, у которого не было выбора.

Парень больше не мог смотреть на мать. Внутри все болезненно сжималось, глядя на когда-то гордую Нарциссу Малфой, которая сейчас тряслась, как последний осенний листок, готовясь вот-вот сорваться и рассыпаться прахом прямо на его глазах. Если её убьёт не Волдеморт, то это абсолютно точно сотворит ожидание, и только он, Драко, мог этому помешать. Помешать, совершив поступок, о котором будет сожалеть до конца своих дней, видя каждый раз убийцу в отражении зеркала, а на руках — кровь, которую не смоют ни вода, ни заклинания.