Старший брат. Тот самый, кто шептал какие-то глупости младшим, помогая родителям успокоить детей. Его череп лежит рядом с двумя другими, чуть большими по размеру. Мальчик пытался закрыть от огня отца и мать.
Безуспешно.
Наверное, он уже начал учиться и, скорее всего, делал это хорошо, стремясь подавать хороший пример сестре и брату, быть гордостью родителей. Возможно, он был в талантлив или, например, любил рисовать.
Драко пораженно уставился на их останки, в гробовой тишине пытаясь осмыслить увиденное. Его не интересовали ни Лорд, каким-то образом отозвавший Адское пламя, до той минуты считавшееся неконтролируемым, ни Пожиратели, так и стоявшие полукругом от Реддла, ни родители, наверняка ожидавшие от сына большего хладнокровия, а не дрожи во всем теле. Большие серо-голубые глаза, не мигая, зафиксировали взгляд на сером, ещё теплом прахе, не давая воспаленному мозгу отвлечься на что-то ещё. Если этим утром Малфой обнаружит седую прядь в копне платиновых волос, он не удивится. Вряд ли его вообще когда-нибудь что-то сможет шокировать.
Через пару недель Драко получит приказ убить Дамблдора, потом начнёт тренироваться в тёмных искусствах, спустя несколько месяцев вернётся в Хогвартс, где у него окончательно поедет крыша из-за гребаного Исчезательного шкафа, на седьмом курсе он столкнётся с Люси, далее, в конце этого проклятого учебного года прямо на глазах Лорда бросит Поттеру палочку, чем заслужит прощение на суде Визенгамота для себя и матери тем же летом, а потом по настоянию Министерства Магии вернётся в школу на восьмой курс.
Правда тогда, стоя на пепелище в столовой мэнора, слизеринец всего этого не знал, как и не знал того, переживёт ли грядущую войну или хотя бы следующие сутки. В тот день не просто пошатнулись, а окончательно и бесповоротно рухнули все его принципы и убеждения, все то, что он «впитывал» всю свою жизнь.
Именно тогда, впервые увидев в собственном доме смерть, Драко поклялся себе, что сделает все, лишь бы не возвращаться в поместье. В Адском пламени сгорели не только пятеро магглов, но и его детство, где был старый-добрый мэнор, который он никогда больше не назовёт своим домом. Конечно, Малфой пробудет в особняке до конца лета, останется там и потом, в промежутке между шестым и седьмым курсами, да и перед восьмым тоже, но это стало уже не в счёт. Теперь громадное здание являлось лишь временным пристанищем, коробкой из каменных стен, а не обителью великой фамилии.
Да и этой фамилии, в сущности, уже и не было.
Остался он, Драко, остались и Люциус с Нарциссой, не исчезло из документов и это чёртово «Малфой», но пропал весь смысл, веками вкладываемый в заветные шесть букв. Испарились величие, гордость и честь, некогда синонимичные их фамилии, оставив после себя лишь страхи, боль и смерть.
Много смертей.
Все это мгновенно пронеслось перед глазами Драко, стоило ему аппарировать из Астрономической башни Хогвартса к высоким, таким знакомым узорчатым воротам, не растерявшим со временем своего великолепия и по-прежнему остававшимися произведением искусства из лучшей стали и чистого серебра. На прохладных губах до сих пор ощущалось тепло прикосновения к коже лба Грейнджер, когда перед глазами возникло королевских размеров поместье, где уже несколько месяцев не было никого, кроме Нарциссы и домовых эльфов, помогавших ей следить за хозяйством.
Малфой помнил о данном самому себе обещании не возвращаться, но иного пути у него не было. Аппарировать в Азкабан прямиком из школы стал бы только идиот, а слизеринский принц никогда таковым не был. Ему не составило труда прийти к разумному выводу, что о подобном перемещении сразу станет известно и Макгонагалл, и Кингсли, что не имело абсолютно никакой выгоды, зато несло великое множество проблем, а потому ему была нужна промежуточная инстанция.
Сделав несколько шагов к воротам и оглядевшись вокруг, Драко достал палочку и дотронулся ей до высоких ворот, произнося известное лишь Малфоям заклинание, специально разработанное его отцом. Узорчатые ставни с лёгким скрипом отворились, признав в пришедшем одного из хозяев поместья, и парень без проблем пошёл по аккуратной дорожке, сделанной из кладки белых камней, в процессе отмечая, что мать перестала приказывать сажать цветы и следить за состоянием газона.
Пожухлые листья с лёгким шорохом опадали на желтеющую траву, неустанно напоминая о поздней осени, хотя она, казалось, никогда не покидала территории мэнора. Растительность медленно, но неумолимо чахла, словно подчёркивая, что в стенах поместья царит далеко не праздная атмосфера, что сразу не понравилось Драко. Он прекрасно помнил, что Нарцисса всегда использовала множество чар, чтобы сохранить красоту природы вокруг дома как можно дольше, но сейчас складывалось впечатление, что садом никто не занимается.
Молодой человек почувствовал беспокойство за мать. Они не общались с того дня, когда он прибыл в Хогвартс, то есть с сентября по ноябрь. Это лето было тяжёлым для всей семьи. Судебные тяжбы, допросы в аврорате и Министерстве, постоянные вылазки в Визенгамот, сопровождаемые кучей журналистов и колдографов, а после — статьи длиной в несколько страниц с громкими заголовками в «Ежедневном Пророке» — все это изрядно вымотало всех, а особенно мать, переживавшую даже не за саму себя, а за Драко, которому, как она говорила, «выпало слишком много для его семнадцати лет». К концу августа Нарцисса сильно похудела и была как никогда бледна, а потому, не получая от неё писем, слизеринец решил в свою очередь не беспокоить ее, чтобы дать время отдохнуть и прийти в более-менее нормальное состояние.
Неужели он ошибался, решив, что женщине необходимо абстрагироваться от всей этой суеты?
Задаваясь этим вопросом, Драко преодолел расстояние от ворот до здания поместья, остановившись у дверей и не решаясь постучать. Волшебнику очень хотелось увидеть мать, но занести руку над дорогой поверхностью из темного дерева, казалось, не было сил. Проклиная себя за собственные слабость и трусость, молодой человек вздохнул, и, наконец, тихо постучал, всерьёз полагая, что никто этого не услышит.
Около минуты двери никто не открывал, и когда Малфой подумал, что мать, вероятно, спит, ведь время было далеко за полночь, а ему и вовсе не стоило приходить, изнутри дома донесся тихий, еле-слышимый голос.
— Кто пожаловал в благородный дом семьи Малфоев?
Судя по тону, эльф, задавший вопрос, был серьёзно взволновал. Причиной тому, разумеется, послужил даже не кроткий нрав домовика, а, во-первых, довольно поздний час, не предназначенный для приёма гостей, и, во-вторых, тот факт, что посетитель постучал в дверь, а не позвонил в колокол у ворот, за которые самостоятельно могли зайти только хозяева.
Тем не менее, мысли самого «гостя» занимали размышления не о эмоциональном состоянии прислуги, а том, что эльфы до сих пор считали поместье «благородным домом». Слизеринец нашёл это весьма забавным, учитывая, что в последнее время к его фамилии применялось множество эпитетов, и они, увы, не были такими безобидными.
— Это я, Драко.
Эльф, кажется, поперхнулся, после чего до слуха Малфоя донеслись торопливые шаги.
Не прошло и минуты, как послышался стук каблуков. Звук отозвался теплотой, разливаясь где-то в груди парня. Он отметил, что это чувство сохранилось у него с детства: ещё в совсем юные годы Малфой уяснил, что если к нему направляется мама, то скоро все будет хорошо, а он сам окажется в безопасности, защищённый кольцом тёплых заботливых рук.
Дверь рывком распахнулась и на пороге появилась Нарцисса, удивленно глядевшая на сына. Шёлковый халат был туго запахнут, но завязан на узел, а не на бант, что говорило о том, что волшебница только что поднялась из постели. Несколько раз моргнув, аристократка протерла ладонью глаза, словно пытаясь убедиться, что стоящий перед ней юноша — не вымысел или сон. Внимательно осматривая мать, Драко заметил, что она выглядит в разы лучше, чем в день его уезда в Школу Чародейства и Волшебства: худоба уже не была такой болезненной, бледная кожа стала гораздо естественнее, а глаза перестали быть пугающе впалыми.
