Кстати, читатель! Увлеченный тонкостями детско-развлекательно-игрушечно-издательского процесса, вы не упустили из виду того, с чего мы начали, – грядущих родов дочери Дмитрия Михайловича? Вот видите, а ведь вас от начала рассказа отделяет всего несколько абзацев. Так что не стоит удивляться тому, что и Дмитрий Михайлович за час и семь минут, которые заняла у него дорога от дома до работы, – нет, конечно, не совсем забыл о том, что́ должно сегодня произойти, это и невозможно: он был внимательным, любящим отцом, – но перестал думать об этом беспрерывно, а вместо этого обратился мыслью к делам рабочим. Конечно, Леночка все равно постоянно была рядом. Но именно рядом – как сосед, сидящий в метро на одном с тобой сидении: ты помнишь, что он здесь, и можешь скосить глаз, чтобы посмотреть, что́ там он читает или во что играет, можешь даже перекинуться несколькими словами, спросив, который час или посетовав на духоту в вагоне, но это не отвлекает от чтения своей газеты или размышлений о работе. Как это и было с Дмитрием Михайловичем.
Его ждал напряженный день. Предстояло сдать очередной номер «Пионеров», и уже пришел перевод следующего, который надо было срочно отредактировать и передать на верстку. К тому же его постоянная напарница Ира Грекова ушла в отпуск, так что могло внезапно свалиться что-то из ее работы. Конечно, Ира перед отъездом все хвосты подчистила, но в окончательности этой подчистки никогда не могло быть уверенности. На самом деле, и тот номер, который предстояло сдавать самому Дмитрию Михайловичу, пока не был окончательно утвержден американцами и в последний момент они могли прислать еще какие-то исправления. А самое главное – могли возникнуть дела, о которых заранее даже и не догадываешься.
Так оно и вышло.
Дмитрий Михайлович сел за свой стол и включил компьютер. Ввел пароль, зашел первым делом в почту и – опаньки! – три письма: от Нелли, секретарши, и два – от Кати Пораниной из международного отдела, той самой, что общалась с купервиллеровцами и служила передающим звеном между ними и главным редактором.
Тут мы вынуждены снова отвлечься от основной нити повествования. Так же, как читателей, не растящих детей соответствующего возраста, пришлось ввести в мир Пионеров-бумси, так и тем, кто не имеет отношения к издательскому процессу, надо пояснить, что из себя представляет главный редактор журнала.
Образ Главного Редактора журнала складывается у большинства людей по аналогии с образом главного врача больницы или главного режиссера театра, или, по крайней мере, главного технолога на фабрике. То есть он представляется либо самым большим начальником на предприятии (как главврач или главреж), либо руководителем крупного подразделения (как технолог). К тому же при словах «главный редактор» в памяти читающей публики всплывают имена Твардовского, чей «Новый мир» был властителем дум в давнишнюю оттепель или тех, кого, в пору ее ремейка тридцатью годами позже, называли прорабами перестройки. Да что там говорить! А Кольцов, а – копнем еще глубже – Некрасов? Какие фигуры! Что за имена! Вот это и есть главный редактор, не так ли?
Так-то оно так. Только ни к Дмитрию Михайловичу, ни к еще семи главным редакторам журналов, работавшим рядом с ним (об одной из них, Ире Грековой, мы уже упомянули), вышесказанное ни в малой степени не относится. В их подчинении не было не только коллектива, но и вовсе никого. Вообще, главный редактор журнала стоит в издательской иерархии на самой низшей ступени, он пролетарий, который пашет журнальную ниву, давая самому себе задания в качестве главного и выполняющий их в качестве просто редактора. Конечно, не он один находится на этом уровне: тут и дизайнеры, и верстальщики, и – в других, не редакционных отделах – сотрудники какого угодно профиля: от менеджера складских помещений до айтишника, следящего за работой компьютеров. Единственная категория служащих, которые смотрят на всех них (в том числе и на главных редакторов) снизу вверх – это уборщицы-среднеазиатки, да и то по причине традиционного пиетета людей, делающих что-то руками, к тем, кто работает головой, прикасаясь, в лучшем случае, к клавиатуре или карандашу.
Это, впрочем, относится лишь к формальной стороне дела. Неформально Дмитрий Михайлович пользовался большим авторитетом коллег. Ну примерно – как на заводе космической техники – уникальный фрезеровщик, который может выстрогать на своем токарном станке любую деталь для ракеты с точностью до микрона и к которому генеральный конструктор обращается на вы. Но все же, как ни крути, фрезеровщик он и есть фрезеровщик.
Впрочем, представление широких народных масс о том, что такое главный редактор, иногда играло на руку Дмитрию Михайловичу и ему подобным. Например, когда звонил возмущенный родитель ребенка, пославшего в журнал свои каляки-маляки две недели назад, с вопросом, почему нет рисунка в накануне вышедшем номере. В этом случае Нелля, к которой поступали все входящие звонки, сперва уточняла, о каком журнале идет речь, а потом произносила магические слова: «Минуточку, я соединю вас с главным редактором». Эта фраза действовала умиротворяюще: звонившему представлялась огромная организация, где-то на самой вершине которой сидит – нет, восседает! – почти недосягаемый Главный, с кем его (Главного) личная секретарша его (звонившего) соединяет. А могла бы ведь и не соединить. После этого тон претензии менялся на просительный, что-то типа: «Не могли бы вы спросить у того, кто этим занимается, что́ там с рисунком Ксюши Перепонкиной». Да, и еще «Извините» – в самом начале: «Извините, не могли бы вы…». Но что небожитель (-ница), снисходя до личного общения с читателем, вальяжно отвечал (-а):
– Видите ли, к нам ежедневно приходят сотни писем, а в номере мы можем опубликовать десяток рисунков максимум. Так что, сами видите, вероятность, что рисунок вашей Ксюши попадет в печать, ну очень мала. Но я прослежу («Сам проследит! Не шутка!»), чтобы ее рисунок не пропал из нашего поля зрения. Так что мы его обязательно рассмотрим, ну а уж повезет или нет, я вам не могу сказать. Я с вами говорю как со взрослым человеком. Ребенка, конечно, не надо разочаровывать, но вы как-нибудь так мягко объясните ей, что вероятность практически нулевая. А, кстати, когда вы послали?
– Да… недели две назад, – чувствуя себя почти виноватым в том, что отвлек такого важного человека от дел, отвечает родитель.
– Ну что вы! – с благодушным смешком говорит Главный редактор. – Мы в печать сдаем номер месяца за два до выхода в продажу. Так что ни в ближайший, ни даже в следующий номер вы в принципе попасть не можете. Так что в лучшем случае – месяца через три. И то, повторяю, шансов – один из многих тысяч.
Так они и работали.
А мы возвращаемся к фразе «Так оно и вышло», последовавшей за словами «…могли возникнуть дела, о которых заранее даже и не догадываешься».
Дела, как и предполагалось, возникли. Они таились в трех полученных Дмитрием Михайловичем письмах. В первом (от Нелли), разосланном всем главредам, говорилось, что на выпусках должно стоять «Рекомендованная цена…» и дальше шла таблица цен.
Дмитрий Михайлович сохранил таблицу, стер строки, не относящиеся к его изданиям, распечатал и приклеил скотчем на стенку железного шкафа, в котором хранились вышедшие номера и прочее редакторское имущество.
Потом подошел к Жанне, верставшей «Пионеров» и попросил вставить «Рекомендованную цену». Оказалось, что она тоже получила письмо и уже вставила. Дмитрий Михайлович вспомнил об Ире Грековой, завещавшей ему свои издания. Один из Ириных журналов верстала Жанна, так что с ним проблем не было. По поводу двух других он пошел к верставшей их Алле.
Спросил у Кати Пораниной, надо ли отправлять на новое утверждение верстку с «Рекомендованной ценой». Она задумалась и пошла спросить у руководства.
