Возвращаясь в замок, Гермиона размышляла о своём странном разговоре с Малфоем.

Да. Он определённо ей нравится.

И да. Есть определённая вероятность, что она нравится ему.

Но она совершенно точно не может… Или может?

Это не имеет значения. Я же не собираюсь снова видеться с ним!

***

Драко лежал в постели, мучаясь бессонницей, и размышлял о своём разговоре с Грейнджер. Навеселе она была совершенно очаровательна. И её реакция на него… быть может, он выдавал желаемое за действительное, поскольку не мог перестать думать об этой ведьме с того самого дня в её кабинете… но у него было ощущение, что, возможно… он тоже нравится ей.

Он лежал уставившись в потолок, и сон не шёл.

Я просто чёртов идиот. Мой сын запал на неё! Мерлинова мать… Она — его учитель! Он — просто мальчик. А я — взрослый. А не перевозбуждённый подросток с разбушевавшимися при виде симпатичной девчонки гормонами.

Но… она так краснела с того самого момента, как он сел за столик. Он просто глаз отвести не мог. Их перепалка куда сильнее выпивки вскружила ему голову.

Неужели у него и у Скорпиуса и правда одинаковый вкус на женщин?

Откинув голову на подушку, он вздохнул и закрыл глаза, мечтая, чтобы сон забрал его из реальности.

Комментарий к Румянец и сливочное пиво

¹Et tu, Brute? (латынь), И ты, Брут? — предположительно, последние слова Юлия Цезаря, обращённые к предателю и убийце Бруту.

========== Драко озабочен креслами ==========

Гермиона неслась по коридору с наполненной чаем кружкой-термосом в руках и размышляла о том, как проведёт остаток дня. У неё больше не было занятий, а все эссе были заблаговременно проверены. Пожалуй, ей стоит расслабиться с хорошей книгой и бокалом вина и… АЙ!

Завернув за угол, она столкнулась с чем-то твёрдым и опрокинула на себя горячий чай. Блузка медленно, но верно пропитывалась жидкостью — сверху донизу.

— Матерь божья, как горячо! Иисус, грёбаный, Христос! — Гермиона этим не гордилась, но в подобных ситуациях не могла сдержать грязные словечки, слетающие с языка.

— Прости, пожалуйста! Боже, поверить не могу, что сделал это. Давай я помогу! — пара рук потянулась к блузке и начала стряхивать с неё жидкость.

Гермиона перевела взгляд на лицо обладателя этих рук и моментально забыла о своей горящей коже.

— Малфой?

— Грейнджер, мне очень, очень жаль, что мы столкнулись, — он продолжал стряхивать чай с её блузки.

— Мистер Малфой. Вы не могли бы… будьте добры… убрать свои руки от моей груди.

В этот момент произошли две вещи. Во-первых, Драко осознал, что просто лапает её грудь, вместо того чтобы, как полагается любому взрослому здравомыслящему волшебнику, убрать горячую жидкость с помощью палочки. Он покраснел как четырнадцатилетний девственник. И, во-вторых, на месте преступления появился кое-кто третий.

— Пап? Что ты делаешь с профессором Грейнджер?

Скорпиус застыл посреди коридора и неверяще смотрел на отцовские руки, уверенно лежащие на груди его любимой преподавательницы. Драко быстро отдёрнул ладони.

— Скорп! Я как раз шёл со встречи с директором по поводу своего ежегодного пожертвования. В гостиную Слизерина давно пора купить новые кресла… — он на секунду опустил взгляд на провинившиеся ладони, затем нервно обвёл рукой пространство между собой и Гермионой. — Это не то, чем кажется! Я в неё врезался, как видишь, и… разлил чай, неуклюжий болван… Я пытался это исправить… потому что я идиот… и тут… появился ты. Кажется, это всё.

Гермиона могла лишь согласно кивать под бормотание Драко.

Скорпиус подозрительно сузил глаза.

— Разве ты не мог просто написать МакГонагалл по поводу этих кресел? Зачем ты приехал?

Драко потёр шею, его щёки неистово пылали.

— Эм… да. Посмотри, какой прекрасный день. И я подумал… ну… знаешь… Хогвартс прекрасен в это время года.

Заткнись. К чёртовой. Матери. Драко! Глупее ничего и придумать нельзя… Кретин!

— И директор предпочитает обсуждать подобные вещи при личной встрече, — пришла на помощь Гермиона, пытаясь сгладить воцарившееся напряжение.

Драко бросил на неё благодарный взгляд. Она покраснела. Он покраснел. Оба опустили глаза в пол.

Скорпиус наблюдал за происходящим с лёгким ужасом в глазах. Он ещё никогда не видел отца настолько растерянным.

И никогда раньше он не видел профессора Грейнджер в мокрой блузке. Абсолютно естественным образом всё его внимание привлекли её соски, весьма отчётливо просматривающиеся под намокшей тканью.

Драко и Гермиона одновременно заметили странно замерший, немигающий взгляд Скорпиуса. Гермиона взглянула вниз, и её глаза расширились в ужасе: её блуза не оставляла ни малейшего простора воображению. Гермиона подняла глаза на Драко. Он стоял с точно таким же выражением лица, его взгляд был прикован к её груди.

— Мистер Малфой! — воскликнула она, отвлекая внимание от своей груди.

Оба мистера Малфоя мгновенно посмотрели на её лицо. И Гермиона тут же ухватилась за возможность убраться подальше от Скорпиуса.

— Твой отец проводит меня в Больничное крыло.

— Да. Точно. Мне ужасно стыдно за то, что я испортил её блузку.

— И за то, что облил меня горячим чаем.

— И за это тоже.

И они вместе направились к лестнице.

Скорпиус потряс головой и мрачно взглянул им вслед. Его отец всегда был очень сдержан. Конечно, у него были причины чувствовать себя некомфортно в присутствии профессора Грейнджер. Наверняка он всё ещё чувствовал себя униженным этим «Мой сын влюблён в вас, пожалуйста, не исключайте его» инцидентом. Но он надеялся, что когда-нибудь они смогут просто забыть об этом.

С другой стороны, всё это выглядело как… не-е-ет. Его отцу не может нравиться профессор Грейнджер! То есть… она ведь ему даже в обычном смысле этого слова не нравится.

Но зачем он вообще заявился в Хогвартс? Скорпиус отучился целых два года, за которые нога его отца ни разу не ступила на порог школы, а теперь меньше чем за месяц с начала учебного года он тут появляется уже… да постоянно.

Хм-м…

***

У мадам Помфри была отличная память на лица.

— Мистер Малфой. Не думала, что когда-нибудь снова увижу вас в Больничном крыле.

— Здравствуйте, мадам Помфри. Профессор Грейнджер нуждается в…

— Ваш сын практически не попадает на моё попечение, вы знали, мистер Малфой?

— Рад слышать это, мадам Помфри. Я хотел сказать, что…

— Полагаю, ему повезло не унаследовать вашу феноменальную способность попадать в неприятности, мистер Малфой.

— К счастью, так и есть. Профессор Грейнджер здесь, чтобы…

— Хотя вы же занимались этим ужасным видом спорта.

— Мадам Помфри. Я бесконечно рад, что мой сын лучше меня, но профессор Грейнджер срочно нуждается в медицинской помощи. Спасибо вам.

Мадам Помфри, сердито пыхтя, повернулась к Гермионе.

— А вы как раз из тех, кому вечно нужна моя помощь, не так ли?

— Да, мадам Помфри, — Гермиона нервно сглотнула.

— И каждый раз при смерти, — продолжила ворчать целитель.

— Да, мадам Помфри. — Медик довольно кивнула.

— И с чем вы пришли на этот раз?

Блуза впитала бóльшую часть жидкости, но раздражённая горячим чаем кожа покраснела. Лёгкий ожог — справиться с таким мадам Помфри могла бы и закрытыми глазами.

— Нужно нанести эту мазь на десять минут, после снять очищающим. Справитесь, мисс Грейнджер?

— Мадам Помфри. Я уже взрослая и к тому же ваша коллега, вы не могли бы называть меня професс…

— Справитесь с мазью самостоятельно или нет, мисс Грейнджер?

— Да, мадам Помфри, — сдалась Гермиона.

И мадам Помфри, бормоча себе под нос: «Некоторые вещи никогда не меняются», скрылась в кабинете, оставив Гермиону и Драко наедине.

— Я чертовски виноват, извини за то, что толкнул тебя, — Драко вздохнул, — и пролил на тебя чай… и… схватил тебя за… Мерлин, что я за чудо.