Скорпиус открыл рот, но замер на полуслове. Ему хотелось закричать: «Конечно, блин, расстроюсь!» Но что-то мешало ему это сделать. Он стиснул зубы и просто пожал плечами.
— Это же не мне решать.
— Я просто хочу сказать, что я пойму, если сама мысль, что я буду ухаживать за твоим учителем, будет тебе неприятна. Последний раз я делал это с твоей матерью. Но… ты же знаешь, что я в любом случае буду всегда любить её? — Скорпиус кивнул.
— Так значит… вы двое… вы не спите вместе?
Пока нет.
— Нет, — Драко подумал, что ему следовало бы обсудить всю эту ситуацию с сыном, но он даже не знал, встречаются ли они на самом деле с Гермионой. Конечно, если между ними возникнут серьёзные отношения, он обязательно расскажет об этом Скорпиусу. Но до тех пор… он просто не хотел морочить ему голову. Именно поэтому он всегда отделял эту сторону своей личной жизни от отношений со Скорпиусом.
Скорпиус, казалось, расслабился. Он слегка ухмыльнулся отцу:
— Поверить не могу, что ты потерял сознание на игре. Размяк с возрастом?
— Я мог бы размазать по полю тебя и всех твоих маленьких друзей в одиночку. Даже не сомневайся.
— Профессору Грейнджер пришлось тащить тебя сюда. Может, будешь носить с собой нашатырь на случай нервных потрясений и всякого такого? — продолжил издеваться Скорпиус.
— Да я в прекрасной форме. Только посмотри на эти кубики.
— Только не снова, — вздохнул Скорпиус, возводя взгляд к потолку.
— Посмотри на эти кубики. Они как…
— …как алмазная стиральная доска. Ты говорил. Миллион раз.
— Тебе повезло унаследовать мои гены, — Драко ткнул пальцем в живот сына.
— Ага. Счастливо оставаться с мадам Помфри и её ехидством, — отступил Скорпиус.
— Удачно убраться подобру-поздорову, пока мадам Помфри не прокляла тебя за то, что ты силой вломился сюда.
— Если бы мой отец спокойно сидел и смотрел квиддич, не сломав при этом бедро, мне бы этого и не пришлось…
— Сломав бедро¹? Сколько мне лет вообще, как ты думаешь?
— Не знаю, — пожал плечами Скорпиус, — пятьдесят с чем-то?
Драко закатил глаза. Эти невыносимые подростки всех вокруг считают старыми. Он проговорил в нос, старательно имитируя американский акцент:
— Ого, это мощно, сынок. Скажи, разве эта Гермиона Грейнджер — не крутейшая штучка?
— Доброй ночи, старик, — проворчал Скорпиус.
— Для тебя — любезный папенька, — сказал Драко в спину сыну.
Драко попытался отмахнуться от назойливого чувства вины, возникшего, когда он солгал сыну. Но разве он солгал?
Да. Это была ложь.
Если отбросить в сторону слизеринскую изворотливость, то нужно было признать, что его сын задал конкретный вопрос, а получил краткий, чисто формальный ответ. Эту тактику Драко использовал множество раз за свою жизнь — но никогда со Скорпиусом. Когда к нему приходил за советом или разговором сын, Драко всегда был открытой книгой. Он придерживался единственного правила: давать честный ответ на любой заданный вопрос. Последнее, чего бы ему хотелось, — это превращать свои отношения с сыном в хитросплетения секретов и лжи, как это было с ним и Люциусом.
Он убеждал себя, что ничего не рассказал в том числе и ради сына. Что если между ним и Гермионой ничего не получится? Скорпиусу ещё четыре года учиться у неё (конечно, при условии, что он наберёт достаточно баллов на С.О.В., чтобы продолжать изучать защиту от тёмных искусств, но, отбросив ложную скромность, Драко не сомневался, что его сын — гений). Это привнесло бы совершенно неуместную неловкость в их отношения. Или того хуже. Что, если бы Скорпиус привязался к ней, а они бы расстались? Определённо, было слишком странно и несправедливо вмешивать ребёнка в эти отношения.
Лучше держать всё в секрете, пока он и Гермиона не разберутся друг в друге. Лучше для всех.
***
— Тук-тук. Как себя чувствуешь? — у двери стояла Гермиона с маленькой плетёной корзинкой в руках. — Я принесла тебе немного еды. Подумала, что ты, наверное, голоден.
Драко и правда проголодался. Но он планировал совсем не такой вечер.
— Я хотел отвести тебя на нормальный ужин, — ответил он.
— Здесь хватит на двоих, — усмехнулась Гермиона. — Я подумала, что как только мадам Помфри выпустит тебя, мы могли бы прогуляться. Ночь просто чудесная.
— Хитрая ведьма, — усмехнулся Драко. — Не беспокоишься, что кто-то нас увидит?
— Уже почти отбой. Студентам нельзя в такое время покидать гостиные, — покачала она головой.
— Можно подумать, тебя это когда-нибудь останавливало, — иронично изогнул бровь Драко.
— Знаю, в это трудно поверить, но с тех пор, как мы с Гарри и Роном выпустились, здесь стали уделять куда больше внимания порядку и обучению.
— Хочешь сказать, больше никаких смертоносных змей, живущих в канализации и взглядом обращающих беззащитных детей в камень? Никаких секретных армий детей, обучающихся боевым заклинаниям в Выручай-комнате после занятий? — рассмеялся он.
— Ты забыл упомянуть о неконтролируемых дементорах, рыскающих по территории школы для нашей «защиты».
— И как после такого я могу сказать «нет»? — усмехнулся Драко. — Особенно когда рядом со мной будет бесстрашная защитница, способная справиться со всеми монстрами разом.
— Монстры, безумные бладжеры… я надеру зад любому, кто попытается обидеть тебя, — улыбнулась она.
— Мой герой, — рассмеялся Драко.
Комментарий к Старик
¹Перелом шейки бедра, обычно случается у пожилых пациентов с остеопорозом, то есть с истончением костной ткани, на что, по-видимому, и намекает Скорпиус.
========== Свидание у озера ==========
Скорпиус брёл в подземелья, размышляя о странном поведении отца. Он сказал, что не спит с профессором Грейнджер, — но это ещё не значило, что он ею не интересуется. Ещё ни одна женщина не заставляла его так странно себя вести. И Скорпиус мысленно перематывал их разговор снова и снова.
— Она тебе нравится?
— Ты расстроишься, если да?
Скорпиус не смог сказать ему правду. И почему? Теперь в нём всё больше крепло подозрение, что, ответь он честно, было бы не о чем больше разговаривать.
— Ты расстроишься, если да?
— Да.
Драко бы вздохнул. Попытался скрыть огорчение от своего сына.
— Хорошо. Полагаю, она мне не нравится.
Его отцу действительно нравилась профессор Грейнджер. Это было совершенно очевидно. И Скорпиус знал: если отец подумает, что это действительно беспокоит его, он не сделает ни единого шага к ней. Не потому, что у Скорпиуса была симпатия к ней — уж теперь-то он понимал, насколько это глупо. В конце концов, она годилась ему в матери и являлась его учителем. И хоть эти факты никак не усмиряли бабочек в его животе, просыпавшихся каждый раз, когда он заходил в её класс, Скорпиус знал, что это всего лишь парочка самых упрямых и что и они в конце концов исчезнут. Он начал обращать внимание на девушек своего возраста, как и советовал ему отец. Но почему это всё-таки его расстраивало? Потому что она была его учителем? Или из-за каких-то других, более эгоистичных мотивов?
Скорпиус не был наивным. Он знал, что его отец и мать провели мало времени вместе, прежде чем она умерла. И он не испытывал детской ревности, нашёптывающей о том, что придёт другая женщина и вытеснит все воспоминания о матери. Но немного беспокоило то, что кроме него самого у отца появится кто-то ещё, кого он полюбит. Или дело было вообще не в отце, а он просто завидовал.
Но это было не совсем честно, верно? Скорпиус подумал, что его отец и так был одинок всё это время. Скорпиус не хотел для него такой жизни. Если кто и заслуживал счастья, так это его отец. Но всё же…
Это обязательно должна быть она? Профессор Грейнджер была не просто женщиной. Она была образцом совершенства. Его отец безнадёжно влюбился в неё, но ещё до того, как он это осознал, это уже касалось не только их двоих. Всегда было так — Скорпиус и его отец против остального мира. А если профессор Грейнджер будет с ними, ему что, придётся называть её мамой?