– Ты не в курсе, почему так? – спросил Егор у Устинова, вернувшись в кабинет.

– А ты что, Егор, не знал, что наш полковник с пострадавшим дружбу водит?

– В смысле, дружбу водит? – У Егора тут же зачесались щеки.

Так бывало всегда, когда его нервные клетки принимались с бешеной скоростью разрушаться.

– Ты о чем?

– Я о том, товарищ майор, что наш полковник негласно дал команду спустить это дело на тормозах. Мне уже Сучков звонил и пытался возмущаться.

– Вова? А он на какой предмет возмущался?

– А на тот самый, что время смерти, поставленное в морге, совсем не то, что предположительно установил он. Даже пытался кричать, – сделал страшные глаза Серега Устинов.

– Вот как…

Егор насупился и замолчал. В голову полезли забытые отвратительные мысли о преступной халатности, о нарушениях процессуального порядка, о несоблюдении правил должностной инструкции. Что там еще вменяли Еве, когда рыли под нее? Нарыли, уволили. И только за то, что не те задницы прострелила. А тут что выходит? Их начальник дает негласное распоряжение не рыть глубоко? И только потому, что дружит с хозяином ограбленных магазинов?

Погодите, погодите, господа! А чего это хозяин ограбленных магазинов не заинтересован в поимке преступников? Как-то нелогично!

– Не находишь, Серега? – Егор снова потер щеки ладонями. – Что за дела?

– Ох, Егорушка, Егорушка…

Серега сморщил полное лицо и взглянул на него, как на несмышленыша. А потом обвел взглядом стены и потолок кабинета. И пальцем поводил, намекая на то, что и у стен есть уши. И уши эти вполне могут тут быть установлены отделом собственной безопасности.

– Ты на обед пойдешь, Егор? – спросил Серега и поиграл выразительно бровями, снова запуская взгляд по периметру.

– Пойду.

– Вот и славно, – обрадовался Устинов и провел щепотью пальцев по губам, словно застегивал рот на невидимую молнию, добавив: – Поболтаем.

До обеда Егор еле высидел. Хотелось бросить все к чертовой матери. Пустить веером по кабинету гору бумаг, оказавшихся ненужными. Пусть уборщица их вечером соберет и сунет в свой мешок для уничтожения на свалке. Кому нужна оказалась его работа?! Все уже решили.

– Ты что будешь?

Серега резко остановился с подносом, словно споткнулся. На раздаче стояла тарелка с картофельным пюре и котлетой. Всего одна тарелка. Другие были с макаронами и гуляшом.

– А ты? – спросил Егор.

Ему лично было все равно, чем утолить голод. Если бы котлета заглушила жгучую обиду, он бы взял ее. А так – без разницы.

– Я котлетку хочу, – надул губы по-детски Серега.

– Ну и бери. Я и макароны съем.

Тот быстро схватил тарелку с последней котлетой, будто боялся, что коллега передумает. Нахватал булок с повидлом и яблоками. Сразу два стакана компота. И пошел к дальнему столу в углу. Хорошо – был свободен.

Они расселись. И Серега сразу забубнил, успевая при этом еще и жевать:

– Ходят слухи, что пострадавший хорошо застраховал все свои торговые точки.

– Оп-па! Так, может, это он? Он сам все и устроил?

– Нет. – Серега мотнул головой, задумался. И снова проговорил: – Нет, вряд ли. Страховка была оформлена еще перед Новым годом. Он их постоянно оформлял. И дом свой страховал. И квартиры. Из года в год. Вряд ли… Так совпало.

– И?

– Так вот два ограбления признаны страховым случаем. А третий – нет.

– Почему? Потому что там произошло убийство?

– И не только. Что-то там страховщикам не понравилось. Какие-то несостыковки или еще что. Я точно не знаю. Но пока идет следствие по убийству, он ни черта по третьему эпизоду не получит. А там самое серьезное ограбление. Там вынесли все к чертям.

Серега проглотил котлету, почти не прожевав. Закидал в рот картошку, та исчезла в мгновение. Он схватился за булку с повидлом.

– Ты же сам был на всех трех точках, не заметить не мог, что почерк отличается, – вроде как с упреком произнес Серега, хватая первый стакан с компотом.

– Кое-что показалось странным, да.

– Так вот, страховщики тоже не дураки. Тоже заметили некоторые странности. И встали в позу. А еще и убийство. Сергеев ведет, конечно, переговоры. Пытается утрясти ситуацию. Деньги-то по страховке немалые. Но пока никак. Топтание на месте.

– А что конкретно им не нравится в этом убийстве?

– А то, что одна из сотрудниц их службы безопасности утверждает, что ограбление случилось задолго до того, как там оказался убитый. Она уверяет, что его вообще там не было на момент ограбления.

– То есть она ставит под сомнение ограбление магазина сторонними лицами? – ошеломленно вытаращился Егор.

– Типа того. Ее, конечно, пока задвинули. Отобрали у нее это дело, но она его не бросает. И Сергееву ясно дали понять: договорится с полицией, то норм. Признают случай страховым. Если нет, то извините. Выплаты не будет. А все эта дамочка. – Серега странно хихикнул, уничтожая обед с космической скоростью. Уже и второй булки не стало. – Говорят, Сергеев просто зубами скрипит, когда с ней общается. Слышно даже, как скрипит! Говорят так…

– Ишь ты! Принципиальная какая. Молодец, – похвалил Егор. – Прямо как наша Ева.

– А почему как? – хмыкнул Устинов. – Это она и есть. Она уже несколько недель работает в страховой конторе. А ты не знал?

Она вернулась сегодня с работы позже обычного, но все равно успела завернуть в магазин и купить продуктов. И теперь с удовольствием готовила себе ужин. Она всегда готовила и ела с удовольствием.

Тушка курицы лежала на подушке из соли в духовке и медленно покрывалась аппетитной корочкой. Картошка варилась в кастрюльке. Вместе с луковицей и тремя дольками чеснока. На столе в красивой тарелке блестел располосованный на кружки огромный помидор. Рядом на салфетке три куска хлеба.

– Неужели ты все это съешь, Ева?

Лида Ермакова непременно спросила бы именно так, окажись она тут. И с подозрением оглядела бы ее тощую фигуру. И с завистью добавила бы:

– Жрешь, как не в себя! Хоть бы грамм жира!..

Жира не было. А ела она много. С тех самых пор, как их освободили из плена под громким названием «приемная семья», она не может наесться. И не толстеет.

– А знаешь почему, Лидочка? – непременно спрашивала она соседку по даче.

– Почему? – отзывалась та с интересом.

– А потому, что я не просто ем, я получаю удовольствие. От каждого глотка сладкого чая. От каждого куска хлеба.

– Ладно выдумывать, – не понимала Лидочка. – Еда она и есть еда.

– Голод, – отвечала ей Ева лаконично. – Я знаю, что такое голод…

Что-то она по ней заскучала. Как она там, интересно? Все у нее хорошо?

Лидочка настырно не съезжала с дачи почти до Нового года. А иногда и на праздники там оставалась. Боялась, что дом разграбят. Хотя, по мнению Евы, брать там было совершенно нечего. Ценностей никаких. Дрова одни. Так она называла мебель, свезенную Лидочкой на дачу из городской квартиры после ремонта.

Она еще раз заглянула в духовку. Потыкала курочку острой деревянной палочкой. Сок, брызнувший из-под румяной кожицы, был прозрачным. Готова.

Ева выключила духовку, достала форму с курицей, накрыла фольгой. Должна постоять минут десять. Взяла в руки телефон.

Лидочка ответила сразу и принялась тут же ныть. И скучно ей там, и одиноко. И Ева – бессовестная – взяла и съехала до срока.

– Что там тебе в твоем городе, вот что? – бубнила Лидочка сонным голосом. – А тут красота. Воздух свежий, прозрачный.

– Я на работу вышла, Лидочка, – перебила ее Ева.

– Да ну! Снова в полицию? Ну, все… Хана теперь твоему участку. Так была хана, а теперь особенно. Может, по весне я засею тут все, а, Ева? Надоедать не стану. Буду как мышка. Обещаю! Урожай пополам. Так как?

– Видно будет.

Ева поморщилась, снова представив соседку с ведрами и тяпками, снующую по ее участку.

– Не отказала, уже хорошо, – повеселела сразу Лидочка. – А в выходной приедешь?