В понедельник он привез с собой дождь, который все еще лил, не переставая. Река взволновалась и вышла из берегов, и он не мог заняться ничем иным, кроме дел. И эти дела мстили. Проблемы! Ужасные проблемы. «Крайне деликатная ситуация», — как любил выражаться его секретарь.

Но никто бы не смог догадаться об этой озабоченности Гиппса дождливой погодой и тем, что сорвалась неделя прекрасного отдыха в Парраматте, увидь он губернатора, принимавшего двух посетителей и угощавшего их чаем в ходе непринужденной беседы. Только некоторое время спустя за закрытыми дверями своего кабинета под звук барабанившего по крыше дождя он был готов ознакомиться с делом, которое привело к нему в такой дождь главного судью и главного защитника по делам аборигенов.

Сначала Гиппс обратился к главному судье, зная о том, что тот испытывает неудобство, а также помня о его разговорчивости.

— Итак, сэр Джеймс. Кажется, у нас здесь реальная проблема. Прошу, пожалуйста, расскажите подробности, но постарайтесь сделать это короче.

Джеймс Доулинг прочистил горло и поправил воображаемую складку на судейской мантии. Гиппс никогда не понимал, почему этот человек так любил ходить в служебной одежде вне работы. Но, конечно, в ней Доулинг выглядел прекрасным юристом, каковым являлся в действительности. Он мог показаться многоречивым, но в его словах было достаточно мудрости.

— Начну сначала, ваше превосходительство. На прошлой неделе свободный человек сообщил в мэрию Парраматты, что был свидетелем убийства. Молодая женщина-аборигенка была забита насмерть, и ее тело брошено в реку по течению от приюта для девочек-сирот. Свидетель опознал в убийце опасного преступника, которого он помогал эскортировать сюда из Канады на судне «Буффало» в тысяча восемьсот тридцать восьмом году. По его разумению, преступник должен был содержаться в лагере Лонгботтом, и он не подозревал, что тот отпущен на свободу. В мэрии приняли информацию, но ничего не предприняли до тех пор, пока он далее сам не поинтересовался тем, что произошло с молодой простушкой-туземкой, которая, по слухам, жила в приюте. Матрона приюта сообщила ему, что девушка действительно исчезла. И хотя это случалось с ней часто, матрону удивила продолжительность ее отсутствия, поскольку девушка очень внимательно относилась к порученной задаче кормления животных, принадлежавших приюту.

Человек, сидевший рядом с ним, пробормотал что-то на выдохе, но Доулинг не обратил на него никакого внимания.

— От матроны была также получена информация о том, что опознанный убийца был знаком с девушкой.

— Расскажите ему все остальное, — произнес второй человек. Его лицо выглядело очень сердитым.

Доулинг выразил свое раздражение паузой, но потом продолжил:

— Как я и собирался добавить, ваше превосходительство, матрона сообщила нам, что она стала свидетельницей сцены, во время которой девушка подверглась насильственному нападению со стороны того же самого человека.

— Знаем ли мы имя этого человека?

— Его зовут Мартин Гойетт. Он один из французов, осужденных за политический мятеж и содержащихся в лагере Лонгботтом, которому совсем недавно, к нашему удивлению, был предоставлен статус увольняемого за пределы лагеря. — Доулинг, взглянув на Гиппса, поднял брови, а тот ответил ему невозмутимым взглядом.

— Продолжайте, сэр Джеймс.

— Этот человек — политический заключенный, революционер. Его приписали к владельцу гостиницы Эммануэлю Нейтчу. Очевидно, как я узнал впоследствии, ваше превосходительство, за этим человеком числились поступки с применением насилия. В его собственной стране и на судне, которое привезло его сюда. На самом деле в одной из рекомендаций, обеспечивших ему статус увольняемого, говорилось о его участии в потасовке с какими-то пьяными полицейскими, пытавшимися нанести телесные повреждения коменданту Бэддли в Лонгботтоме. Этот Гойетт оказал упорное сопротивление, чем обеспечил безопасность Бэддли.

— Подобное поведение трудно назвать недостойным, сэр Джеймс. Но, пожалуйста, давайте ближе к сути.

В ответ заговорил второй человек. Артур Криппс, главный защитник по делам аборигенов, человек, известный твердостью своего характера, вполне очевидно недовольный тем, как излагал дело его компаньон.

— Суть в том, ваше превосходительство, что этот человек имеет склонность к насилию. Он убийца, думающий, что ему удастся так же низко вести себя здесь, как он это делал в своей Канаде.

Выражение лица Гиппса не изменилось. Только те, кто хорошо его знали, смогли бы обнаружить едва заметные признаки раздражения.

— У вас будет возможность высказаться, господин Криппс. Пожалуйста, продолжайте, сэр Джеймс.

— После того как мы убедились, что туземная девушка пропала и что рассказу свидетеля можно определенным образом доверять, мы приступили к поискам тела. Потом начался дождь. Теперь мы, возможно, никогда его не найдем. И все же, даже без наличия тела, мы полагаем, что у нас нет выбора в наших последующих действиях. Девушка-аборигенка известна полиции Парраматты. Некоторое время тому назад она была найдена в буше и оставлена проживать в приюте для девочек-сирот. Она молода и довольно дика. Некоторые дамы видели ее обнаженной. Одной из них после этого понадобилась нюхательная соль. Следует сказать, что церковные старейшины, как и руководство мэрии, не выражают радости по поводу ее пребывания среди нас. Присутствие неразумных дикарей в сочетании с теми отбросами, что живут здесь среди нас, делает весьма вероятным перерастание вожделения плоти в гораздо более серьезное зло.

— И это явилось рассуждением, которое привело вас к необходимости ареста?

Опять вмешался Криппс:

— Девушка — полоумная. Джеймс уже сказал об этом. Она не могла вернуться в буш, поэтому матрона Эдвардс позволила ей остаться. Если говорить о способности мыслить, то она немногим отличается от животного. Безобидная, доверчивая. Легкая добыча для такого мерзавца, как этот Гойетт.

Доулинг снова заговорил, не обращая внимания на Криппса:

— Мы арестовали Гойетта неделю назад в отеле «Герб Бата», где он работал. — Доулинг сделал паузу, чтобы подобрать слова, прежде чем продолжил: — И я хотел бы добавить, ваше превосходительство, что я не обвинял бы этого человека в убийстве. По крайней мере, не сейчас. Не до того времени, когда я буду более уверен. Но что сделано, то сделано.

— А что бы вы говорили, если бы эта девушка была белой? — проворчал Криппс. — Матрона видела, как он ударил девушку, а днем позже она исчезла. Потом появляется человек, который утверждает, что он видел, как Гойетт это сделал. Разве вам недостаточно этого для судебного процесса?

На брошенный на него взор Доулинга Криппс ответил вызывающим взглядом. Не в силах противостоять этому, Доулинг снова повернулся к Гиппсу.

— Мэр поместил Гойетта в заключение здесь в Парраматте. Никаких посетителей, никакого адвоката. Никого. Мы не можем держать его бесконечно. Мы должны судить его.

— И ваша проблема в том, что вы не хотите судить его. Почему? — спокойно спросил Гиппс.

Главный судья развел руками. Его тонкие губы слегка подрагивали.

— Это непростое дело. Свидетель и никакого тела. Душевнобольная женщина. И образованный политический заключенный, а не какой-то ирландский забулдыга. Результат правосудия не так уж и очевиден, как кое-кому кажется.

— Какая чушь, сэр, — сердито заворчал Криппс. — У нас два, черт возьми, свидетеля. Один из них очевидец. Девушка мертва. Убита. Если бы девушка была белой, то суд бы уже закончился и палач ждал в готовности. Нет, ваше превосходительство, наш главный судья с неохотой берется за это дело по другим причинам.

Гиппс впервые за весь разговор внимательно отнесся к словам Криппса.

— Продолжайте, господин Криппс. Договаривайте до конца.

Артур Криппс был крупным человеком, но он показался еще крупнее, когда повернулся своим грузным телом на стуле. Гнев просто сочился из него. Он говорил с лондонским акцентом: