Девушка осеклась. Анастасия нервно сглотнула.
- Потом начала проявляться шизофрения. Сначала списали на то, что сильно ударилась головой – но нет. Это было именно шизофрения. Меня перевели в психушку. Я отказывалась видеть любого. Даже отца и Пашу. Ты, наверное, помнишь, что меня не было в школе до середины апреля. Помнишь, по глазам вижу. Но в один день я почувствовала жуткую потребность в Вершинине. Его пустили. Мы просидели два часа тупо пялясь друг на друга. И что удивительно, я слышала, как глухо бьется его сердце, как журчит кровь. Было очень страшно. Он потянулся, чтобы обнять меня, а я так и сидела. Помню, что он обрезался рукой о заклепку на моей кофте, и на руке появилась кровавая рана. Но он не заметил этого. И обнял меня. Его рана соприкоснулась с моей. У меня на предплечье тоже была рана от приступов. Я почувствовала жар от его руки с кровью. Не знаю, что это было, но передо мной пролетело дико много моментов. Я будто очнулась. Жар не унимался, а я пришла в себя. Через месяц меня выписали. Сказали, что все прошло. Почему я так и не знаю. Как и Паша. Он тоже не знает. Но я помню, что в тот день видела девушку в камере. Паша сказал, что это очередная галлюцинация. И я поверила в это. Больше мы не затрагивали эту тему. А сейчас я снова в той страшной игре. Я снова стану той, кем была. А если нет, то снова попаду в больницу. С шизофренией.
- Черт, - вырвалось у парня. Он попятился на несколько шагов назад.
Анастасия слабо усмехнулась.
- Страшно? – приподняла одну бровь Настя.
В глазах парня был страх. Был гнев
- Ты не говорила мне ни разу об этом, а какой-то Вершинин знал! Знал на протяжении восьми лет! - он был зол. Зол на нее. Эта злость убивала изнутри чувство любви.
- Да. Это так. Я предпочла Пашу тебе. Он никогда не орал на меня, не поднимал руку, не то, что ты.
- Скажи только одно. Ты сказала, что в тебе нет человечности, и никогда не было? То есть, ты меня никогда не любила?
Скажешь «любила» - провалишь миссию. Скажешь «не любила» - вытащишь друзей из этого места. А на кону множество жизней.
- Нет. Все фикция. Просто ты любил меня. Раньше. И я не хотела тебя разочаровывать. – Слова дались с неведанным трудом, но удалось это сказать без эмоций.
- Ну, раз мы на чистоту, то и я тебя никогда не любил. Кто тебя полюбит? Ты ж страшная. Я из жалости с тобой был, - спокойно проговорил Леша.
- Круто. Вот и решили, - улыбнулась Анастасия.
От этой улыбки у Горелова прожгло сердце. Он, развернувшись на пятках, вышел за дверь.
Девушка мгновенно скатилась по стене на пол.
Так нужно. Нужно. Нужно. Да кому это нужно? Лишаться любви? Нет никакой любви. Все. Точка. Как бы тебе хотелось зарыдать в подушку. Но нельзя. Любой приступ человечности равняется очередному приступу шизофрении. Помни, что ты это делаешь не для себя, а для тех, кто тебя окружает.
Парень мгновенно стал злым, как черт.
Внутри все ломило. Каждый вдох отказывался проходить сквозь легкие. В горле стоял ком. Он чувствовал себя Чудовищем, обидевшим свою Красавицу. И прекрасно понимал, что теперь уже ничего не будет. Все слова сказаны. Назвав ее «страшной» - ты тысячу раз проклял себя. Ты тысячу раз убил себя. Ты тысячу раз признал, какое ты Чудовище. И какая она Красавица.
Счастливого конца не случилось. Она раскрыла тебе душу, а ты плюнул в нее. Красавица и Чудовище – очень счастливая сказка. Но не в этот раз. Вас вместе больше не существует. Есть только ты и она. Все.
Красавица и Чудовище.
========== Глава 9. ==========
Очередной день за дверью бункера. Но в этот раз тут уже не шумит прежняя полу-жизнь.
Антонова, лежа на верхней койке, разглядывает фотографии в телефоне. Она сделала их в Чернобыле, когда ребята только въехали туда. Все такие счастливые, улыбаются. Они тогда знали, что найдут деньги, но не знали, что все повернется вот… так. Гоша там был таким милым, с улыбкой во все лицо и такими же огромными очками, там Аня стояла в объятиях Паши, который, несмотря на все беды, светился от счастья. Там стояли Леха и Настя. Тот прежний грубиян-Леха, который крепко прижимал к себе рыжую девчушку, боясь, что она сорвется и растворится в воздухе, боясь, что она может исчезнуть в любой момент. Но она не исчезала. Она, крепко вцепившись в его руку, смотрела не в камеру, а в глаза любимого. Их влюбленные взгляды могли зарядить электроэнергией всю Припять при одном желании. А что сейчас?…
Сейчас Гоша еще более зажатый. На его лице уже давно не было той мило-успокаивающей улыбки. Паша вообще находился непонятно где. Леша стал, как ощетинившийся ежик, не подпуская к себе даже Настю. В его глаза перестала гореть любовь. Там было презрение. Настя стала холодной. Будто бы роботом. Она больше не знала чувств/действий: «улыбка», «слезы», «любовь», «нежность», «страх». Всего этого не было. И только Аня осталась собой. Она все так же стремилась помочь друзьям, но каждый раз получала отворот-поворот.
Ну, а если серьезно задуматься, то кто они? Ходячие мертвецы, призраки? Их же нет в живых. Или есть?…
Петрищев лежал на нижней койке той же кровати. Глаза были закрыты. А в руках он с силой сжимал плеер, который ему когда-то дала Настя. По тонким черным проводам неслась музыка, донося очередную порцию «воздуха». Парень уже не думал о том, что будет дальше. Теперь он старался жить сегодняшним днем. Ведь, в любой из этих дней он мог умереть. Они могли умереть. Леша, Аня, Паша, Настя. Он действительно начал считать их друзьями. Парень полюбил их, так же, как и они его.
Горелов, уткнувшись носом в подушку, пытался уснуть. Он единственный понимал, что с этого дня слово «сон» для них запрет. Понимал, что ситуация приняла самый серьезный оборот.
Сон никак не мог пробраться к нему чрез завесу его мыслей. Они были направлены только на единственного человека.
Настя. Девушка-солнышко. Девушка-искра. Девушка-улыбка.
Сердце стучало все сильнее и сильнее. Где-то под ребрами начинало ломить. Пульс настойчиво отбивал ему: «Ты потерял ее». А точнее, и не находил. Ты придумал ее себе. Придумал ее любовь к себе. Неужели она могла врать? Неужели могла так искусно подделывать эмоции?
Неужели он причина того, что она попала под машину. Ведь, говорили, что это был случайный случай.
Не такой уж и случайный, Горелов.
Внутри него господствовала разбитость. Злость. Но уже не на Настю, не на Пашу, а на себя. Это же он допустил того, что она ничего ему не рассказывала, это же он мог поднять на нее руку, это же он изменял ей. Но не она. Она была и будет для него светлейшим моментом в жизни. Самым сильным чувством любви, которая больше не существует.
С верхней койки резко полетела на пол подушка. От нее посыпался пух. Аня, резко встрепенувшись, посмотрела на Горелова с немым вопросом. Гоша не заметил и не услышал ничего.
Горелов, пробуравив взглядом ненависти Анну, вылетел из комнаты.
