— Ты ведь хотела взорвать их всех, да? — строго спросил Джонас. — Всех жителей Мегатонны. Просто за то, что они не помогли жалкой трусливой девчонке. И ты говоришь о прощении?

— Не надо мне прощения, — всхлипнула Эмили. — Просто не умирай. Не уходи. Не бросай меня. Не бросай!

— Доченька, не кричи так. Что люди подумают?

— Папа? Мне без тебя так плохо…

— Зато мне хорошо. Наконец-то. Кэтрин, скажи ей.

— Нет, — завизжала Эмили, пытаясь вырваться. — Нет-нет-нет!

— Тише, тише, маленькая, — хриплый, срывающийся шёпот заставил их всех замолчать. — Я здесь.

Призраки уходили — а руки, которые несли её через темноту, оставались. И тепло оставалось.

========== 7 ==========

Открыв глаза, она увидела заклёпки. Заклёпки, удерживающие потрёпанную пластиковую обшивку потолка. Какие-то из них совсем проржавели, другие казались совсем новенькими из-за бессовестного жизнерадостного блеска. Сколько же их было, этих заклёпок…

Ривет-Сити.

Эмили с трудом повернула голову. Болезненно прищурилась от яркого света: в глаза словно песка насыпали. Лампа — источник её страданий — стояла на откидном столе рядом со старым, надсадно гудящим процессором. Экран процессора загораживала широкая спина, обтянутая грязно-серой тканью медицинского халата.

Эмили разлепила губы, чтобы спросить — ну, хоть что-нибудь, — но вместо слов из пересохшего горла вырвался стон. Такой жалобный и слабый, что ей стало стыдно.

Врач обернулся. Неторопливо поднялся из-за стола, побрёл к койке.

В прошлый раз он показался ей совсем стариком. Теперь же она поняла, что не меньше десятка лет доктору Престону добавляла печать усталой отрешённости на смуглом, изрезанном морщинами лице. Но он был рад видеть Эмили живой, хотя и не улыбался до ушей. Это точно.

— Очнулась? — он смерил её сочувственным взглядом. — Узнаёшь меня? Ненадолго мы тогда распрощались, да?

«Тогда»? Эмили помнила свой недавний визит в Ривет-Сити. Крики чаек, залитая кровью палуба, металлические инструменты на подносе из нержавейки… Помнила базу рейнджеров, трупы у дороги, беззубую ухмылку Девятки. Но всё, что было потом, казалось спутанным и смутным, словно обрывки плохого сна. Единственным чётким, почти осязаемым воспоминанием, был огонь, разъедающий лёгкие, — но о нём как раз хотелось бы позабыть.

Эмили попыталась приподняться — и не смогла. Тупая ноющая боль, словно разбуженный хищник, вгрызлась в рёбра так, что в глазах потемнело.

— Тихо, тихо, — врач склонился над ней. — Куда помчалась?

Осторожно, стараясь не задеть инфузионную трубку, Эмили ощупала тугую повязку, опоясывавшую грудину.

— Торакотомия, да? — пробормотала она. — По Мильтону или по Лефору?

Довольно бессмысленный вопрос. Это в сказках угаданное имя может усмирить нечисть. С болью такие штуки не проходят.

— Откуда ты это… — Престон нервно усмехнулся. — Всё забываю, что отец у тебя — медик. Доступ Мильтона, да. Красивый, как на картинке.

Доступ к переднему средостению путем продольной тотальной стернотомии. Проще говоря — вертикальное рассечение от вырезки грудины до processus xiphoideus, мечевидного отростка. Ещё проще говоря — здоровенный разрез от горла до живота, скреплённый проволочными швами. Неудивительно, что ей не сразу понятно стало, на каком она свете.

— Что, очень всё плохо?

— Пневмония, экссудативный перикардит, тампонада сердца… — доктор Престон задумчиво посмотрел на неё. — Да, думаю, это можно описать как «очень плохо».

— Говорить больно.

— Трахеостома, — рука Эмили невольно потянулась к горлу. — Не бойся, уже извлекли.

— Я и не боюсь. Шрамом больше… — она поморщилась от звука собственного голоса. — Вот чёрт!

— Хрипота пройдёт, — заверил её доктор. — Шрамы, конечно, останутся. И что? Тебе, знаешь ли, крупно повезло. И нечего тут ухмыляться. Чудо, что мы тебя вытащили — с нашим-то оборудованием. Я вообще не думал, что ты переживёшь операцию. Но, наверное, у тебя на этом свете какое-то очень важное дело.

Важное, да.

— Где Харон? — спросила она.

— Гуль? Понятия не имею. Ушёл куда-то.

Ушёл, значит. Что ж, этого можно было ожидать.

Эмили закрыла глаза.

— Ты отдохни, — Престон дотронулся до её лба тыльной стороной ладони. — Поспи немного. Пока можешь.

Эмили, дёрнувшись от прикосновения, стиснула зубы, чтобы не завыть от новой вспышки боли — и от того, что было хуже боли.

*

В следующий раз она очнулась утром. Наверное, утром. Свет, пробивавшийся сквозь мутное запотевшее стекло, оставался таким же тусклым, как и до того, — и всё же было в нём что-то рассветное.

Эмили облизнула пересохшие губы. Пить хотелось невыносимо. Очень, очень осторожно, чтобы не разбудить боль в сломанных рёбрах, она приподнялась на локте. Огляделась. Ободранные, будто жёваные, обои на стенах, испещрённый заклёпками потолок. Ривет-Сити. Не приснилось, значит.

— Доброе утро, милая! — незнакомый женский голос раздался так близко, что Эмили вздрогнула. — И нечего закрывать глаза. Я ведь вижу, что ты не спишь.

При виде женщины в медицинском халате Эмили на секунду прошиб холодный пот — но нет, на маму гостья совсем не была похожа. Да и ни на кого из её знакомых, если честно.

Её халат был действительно белым. Обычно докторам на Пустоши недолго удавалось поддерживать исходный цвет униформы: слишком много чужой крови и грязи, слишком мало «Абраксо», — но эта женщина каким-то чудом справилась. Замысловатая причёска незнакомки, уж конечно, была не менее идеальной — волосок к волоску. Да что там, даже морщинки на её лице казались аккуратными и симметричными. Тёмные, чуть раскосые глаза смотрели на Эмили испытующе и недоброжелательно.

— Мэдисон Ли, — представилась гостья, усаживаясь на табурет у изножья койки. — А ты — дочка Кэтрин и Джеймса.

— Вы знали моих родителей?

— Знала, конечно же. И с тобой я планировала возобновить знакомство… несколько раньше. Долго же ты добиралась сюда, Эмили Данфорд.

— Так уж вышло, — растерянно улыбнулась она. — Я, если честно, не знала, что могу вас здесь встретить.

— Не знала о моём существовании, — поправила её Ли. — Надо сказать, для ребёнка двух учёных ты до безобразия нелюбознательна. Что ж, будем восполнять пробелы. Джеймс был здесь. Не так давно.

Сердце Эмили забилось так, что стало тяжело дышать. Она инстинктивно схватилась за грудь — и охнула от боли.

— Осторожнее, — поморщилась гостья. — Доктор Престон творит чудеса, конечно, но в твоём случае лимит чудес исчерпан.

— Как он? — через силу спросила Эмили.

— Сейчас — не знаю. Но в декабре твой отец был жив, здоров и полон планов на будущее. Прямо как в старые добрые времена. Собственно, об этих планах я и хотела с тобой поговорить, если это вообще имеет смысл.

Эмили кивнула.

— Джеймс решил возродить проект «Чистота», — женщина нервно сплела пальцы. — На мой взгляд, это не лучшая идея. Нет, по сути своей начинание благое, но тех ресурсов, которые необходимы для его реализации, у нас по-прежнему нет. За двадцать лет мы многого лишились. Старых наработок. Поддержки Братства Стали. Более того, мы потеряли Кэтрин. И всё это…

«Из-за тебя, жалкая ты тварь из Убежища».

— … делает мечту Джеймса химерой, — губы доктора Ли дрогнули. — Так я ему и сказала. И он ушёл.

— Куда?

— В Мемориал Джефферсона.

— Так это же недалеко отсюда, — пробормотала Эмили.

— Мэдисон, ты уже здесь? — с тревогой спросил доктор Престон, заходя в палату. — Х-м… Эмили, знакомься: это доктор Ли, глава нашей лаборатории…

— Уже познакомились, — оборвала его женщина. — Слушать о моей научной деятельности умнице Сто Первой, полагаю, неинтересно. Она ведь занимается по-настоящему важными делами. Картографирование пустырей, ну надо же. Отец подождёт.

— Он ушёл втайне от меня. И сделал всё, чтобы я его не нашла.

Господи, и это она сказала? Но больше было некому.

— Ты и не старалась! Этот парень с радио — сколько раз он просил тебя зайти к нему, чтобы поговорить о Джеймсе! А ты?