Вздохнув, я положила стопку листов с распечатанными ответами перед собой, ровно и аккуратно, и закрыла лицо ладонями. Все будет хорошо. Я со всем справлюсь, я же отличница! И вообще, моя научница в приемной комиссии, ну чего вот у меня такой мандраж?

Тихонечко завибрировали на запястье часы. Глянув на экран, я улыбнулась.

Не загоняйся, кисулькен, ты умная

Вот как чует, когда меня накрывает. Лучший на свете, вот он у меня какой. Каким-то образом его вечное “киса” мутировало в почти немецкое “кисулькен”, так что теперь мое имя “цверг нидлих кисулькен”. Причем он посидел, поковырялся в словаре и нашел именно “niedlich”, которое и “милый”, и “симпатичный”, и “грациозный”. Сам парень уже давно записан как “мармеладный мишка”, а вот фотки нет на его контакте. Так что, чтобы отвлечься немного, я уселась на диван и открыла галерею.

Совместных фотографий у нас с ним много, и, что мне очень нравится, он не против моих постов с ними. Иногда только ворчит, что это все как-то слишком ванильно, но как может говорить о чрезмерной ванильности тот, кто подарил мне кольцо с плюшевым мишкой и сердечком? Выйти за него замуж хотелось немедленно и сейчас же, но лучше не стоит, папа ещё не отошёл от слишком поспешного предложения, хотя уже месяц прошел. И, в конце концов, эти штампы же ничего не значат, как сам Женя говорит. Если мы целуемся, обнимаемся, смеемся и любим друг друга, ничего не изменится.

Листая фотки, я не могла сдержать улыбку. Вот одна из моих любимых, с озера, когда он держал меня в воде на руках, немного запрокинув голову, потому что я оказалась выше. Так красиво смеётся, и я улыбаюсь, и видно, что нам вместе очень, очень хорошо.

Вот мы вместе на мотоцикле, Женя усадил меня на бак к себе лицом, правда, мы оба в шлемах, но все равно классная и чувственная фотка, потому что мы соприкасались “лбами”, и он собственнически положил ладонь в перчатке мне на бедро. И видно, какие у него охуенные крепкие и длинные ноги, подкачанные пропорционально торсу.

Вот тоже классная, девчонки нас сфоткали, когда мы сидели в очереди, чтобы я подала документы, и играли на моем телефоне в “Балду”, вдвоем пытаясь обставить какой-то сверхразум. И с того момента у меня две любимые фотки — когда мы оба сосредоточенно смотрим в телефон, он обнимал меня одной рукой, другой что-то показывал; и когда я подбирала слово, а он смотрел на меня. Смотрел так, как никто в жизни на меня не смотрел, таким влюбленным, полным нежности взглядом.

Вот ещё есть классная, утренняя, когда Женя ещё спал, обнимая подушку. Охуенная широкая и рельефная спина, лопатки, ямочки на пояснице, рукав видно немного.

Но поставила на его контакт я другую. Ту, где он широко улыбался, чуть-чуть морща нос. Такой красивый, чистые голубые глаза блестят, ресницы пушистые такие. Зачем ему такие ресницы, а? Вот мне бы такие, я бы и про тушь забыла сразу. Что странно, даже не помню, когда это я его сфоткала, да еще таким крупным планом. Наверное, когда с друзьями его катались, кто-то пошутил.

Вздохнув, я почувствовала, что теперь у меня есть прилив сил на ещё часок работы с вредными вопросами. Вот так вот, любимый поддерживает меня, даже ничего для этого не делая.

Женя приехал почти в одиннадцать, привез булочки мне на завтрак и вишневый штрудель на ужин. И я даже не стала отказываться, потому что после сладенького всегда лучше засыпаю.

— Что, надышалась? — с усмешкой поинтересовался мой жених, когда я решительно сунула листы с ответами в сумку.

— Да хрен знает, — вздохнув, я потянулась обниматься, и меня немедленно затискали, — уже подумываю, в какой формулировке попрошу у папы денежку.

— С ума не сходи, — проворчал парень, усаживаясь на диван и пристраивая меня у себя на коленях, — вот же паникерша, что же делать с тобой?

Намек в низком и слегка охрипшем голосе был практически железобетонным, но мне точно нужно выспаться. У меня после секса вечно половина памяти очищается, если я все забуду, убью его.

— Думаю, подразумевается ответ “валить и трахать”, — улыбнувшись, я потрогала его губы кончиками пальцев, он немедленно их поцеловал, — но у меня ментальные месячные на сегодня.

— Ну можно хотя бы чмокнуть? — сложив брови в расстроенный домик, Женя немного наклонил голову к плечу и стал похож на выпрашивающего вкусненькое щеночка.

Просто выше моих сил отказать такой умильной мордашке.

— Только если чмокнуть, — я погладила его по щеке, подставляясь под мягкий, неторопливый и неглубокий поцелуй.

Мне так нравится, как он целуется. Жадно и страстно или нежно и трепетно — всегда охуенно. Всегда искренне, с отдачей, с явным желанием целовать именно меня. А если выпьет, он становится нереально добрым и мягким, правда как медвежонок, и тогда лишь бы не запрещала — зацелует с ног до головы, урча что-нибудь до нелепости нежное и милое про мою красоту и свою любовь.

— Ну, а от “чмокнуть” до “чпокнуть” недалеко, в принципе, — пробормотал Женя, аккуратно и бережно прижимая меня к себе поближе. Пару секунд до нас обоих доходило, что он только что охерительно пошутил, и мы вместе засмеялись, — боже, я стал отцом, я родил мем!

Покачав головой, я прижалась к его плечу, закрыла глаза. Потрясающе. Идеально. Так, как я всегда мечтала. И свадьба у нас будет такая, как я с подростковости планировала, он точно не будет возражать. Не хочу скучный пиджак на нем, пусть будет классический жилет, галстук. А вечером, когда придет время неофициальной части, можно будет снять галстук, расстегнуть пару пуговиц, закатать рукава. Ему все пойдет, у него по-мужски идеальная фигура. Он может поворчать, но все равно сделает так, как я хочу, если это не коснется каких-то его принципиальных убеждений. А я сделаю так, чтобы не коснулось. Ну и, конечно, придется делать второй день, не столько для родственников, сколько для друзей — моих и его. Как-то не хочется приглашать их на официальное торжество, слишком много народу получается, да и бессмысленно. Я вот все планирую и планирую, а с вторым непосредственным виновником предстоящего весной торжества так и не обсудила. Наверное, сейчас в этом нет необходимости, после Нового года сядем и обсудим, ещё ведь почти год.

Закипел чайник, так что мы переместились на кухню, спокойно поели сладкого на ночь, Женя рассказал немного самых интересных моментов покатушек. Я приняла душ, умылась пенкой, сделала щадящий пилинг, подержала несколько минут гиалуроновую масочку, пока расчесывалась и загружала стиральную машинку, потом легонько помассировала кожу, увлажнила ночным кремом. Красота, да и только. Придирчиво осмотрев подбородок и нос, решила на неделе, когда буду делать брови, спросить у косметолога, не нужно ли сделать более глубокую чистку, хотя черных точек, кажется, и нет. Она все предлагает мне сделать татуаж бровей, но мне как-то не хочется так радикально вмешиваться, у меня и свои достаточно темные и густые, я их обычно и не подкрашиваю даже. Ресницы точно делать накладные не хочу, уж лучше тушь, потому что девчонки такие опахала повадились себе приклеивать, что просто понять не могу — неужели они считают, что это выглядит естественно? Все, что дополнительно наносится на лицо, должно быть естественным на вид — первое правило, которому нас учила мама, когда пришло время краситься. И даже в подростковом возрасте, когда началась эта ужасная прыщавость, практически запрещала полностью тонировать лицо, чтобы не сделать хуже. А сейчас даже жалко под тональник кожу прятать, только при необходимости праймером или консилером пользуюсь.

Пока Женя купался, я втерла в руки увлажняющий крем и в процессе заметила, что нервно расхаживаю от туалетного столика к шкафу и обратно вокруг кровати. Глубоко вздохнув, прикрыла глаза и постаралась успокоиться. Все будет хорошо. Я обязательно поступлю, даже если и не на бюджет, плевать. Папа, когда сначала Ксюша, потом я, а сейчас и Ви оказывались в одиннадцатом классе, начинал для нашего успокоения повторять, что, раз уж ему абсолютно не жалко тратить на наши шмотки сотни тысяч в год, то и пару сотен на образование будет ещё больше не жалко. А я на бакалавриате вот сэкономила, на бюджете отучилась, так что… Господи, да поступлю я, поступлю!