Как только нам пришло время ехать на банкет, дождь прекратился как по команде. Мы вышли в свежий, умытый, пахнущий озоном весенний вечер. После был и пафосный ресторан, и гости, и тамада с идиотскими конкурсами, и тосты, и танцы… А вспоминаются всё равно гроза, ливень и наше тихое домашнее веселье.

Для радости не нужно многого. Радость рождается внутри, а не приходит извне.

Как можно не помнить рождения дочери?! Естественно, помню. До мельчайших подробностей. И волнение, и поздравления, и снегопад, начавшийся в тот день, когда я вёз своих девчонок из больницы. Но больше вспоминается другое. Дочери было чуть больше года. Мы переехали в новую квартиру и обустраивали её, периодически двигали мебель, приводили в максимально удобный для себя вид. В один из выходных решили повесить на стену часы. Для этого требовалось просверлить отверстие под дюбель. Я достал дрель, выбрал нужное сверло и начал вгрызаться в бетон. Дочка первый раз в жизни услышала звук работающей дрели. Она закричала, заплакала и побежала через всю комнату. Но не от меня, а ко мне. Я стоял на стремянке с дрелью в руках, видел её перекошенное от страха лицо, смотрел, как она неуклюже перебирает маленькими ножками и тянет ко мне руки. И понял, что она бежит меня спасать от страшной дрели, несмотря на собственный страх, торопится на выручку папе. Я уронил дрель, подхватил подбежавшую дочку на руки и крепко-крепко обнял. Слёзы наворачиваются на глаза каждый раз, когда вспоминаю этот случай. В тот день я понял, что такое безусловная любовь.

Цифры, даты… Не из них состоит наша жизнь. Не те события врезаются в память, что принято описывать в автобиографиях. Но те, что тронули душу, позволили что-то открыть для себя, понять, усвоить. Позволили почувствовать, что живёшь…

Утро. Только приехали из отпуска – из аэропорта, с чемоданами. В холодильнике – шаром покати. Иду на рынок, благо рядом с домом. В руке список. Колбаса, яйца, хлеб.

Рано еще, торговцы только начали раскладывать свой товар. Большая часть киосков закрыта. Возле мясного прилавка молодые бородатые ребята в круглых шапочках о чем-то оживлённо беседуют на своём языке. Нахожу среди мясных продуктов колбасу.

– Ох, а что ж так дорого?

– Халяль! – отвечает продавец в белом халате.

– Не убедил, – я качаю головой и собираюсь идти дальше по рядам.

– Э-э, погоди! Ты знаешь, что такое халяль? Это самое лучшее мясо! Животное по всем мусульманским законам готовят, понимаешь? Никакой тебе сои-шмои в колбасе, никакой химии, только мясо. Потому и дороже немного.

– Ничего себе, немного! В два раза почти!

– Слушай, возьми, не пожалеешь!

– Ладно, вот этой свесь грамм триста.

Иду по рядам. Торговцы не торопятся начинать работу. Яйцами только одна тётка торгует.

– Подскажите, у вас три вида яиц одной категории по разной цене. В чём разница?

– Эти с птицефабрики, – показывает рукой тётка, – эти деревенские, эти монастырские.

– То есть с птицефабрики – не деревенские? – улыбаюсь я.

– Деревенские, – уверенно кивает тётка, – но с птицефабрики. А эти – от фермеров.

– А монастырские? – продолжаю любопытствовать я.

– А эти из монастыря, освящённые по православному обычаю.

– Ну, давайте монастырских десяток, – смеюсь я.

Я много кого из торговцев знаю по имени. И они меня знают, здороваются.

– Доброе утро, Михаил, – степенно произносит торговец сладостями, – чего в такую рань?

– Здравствуйте, Семён Абрамович. Из отпуска прилетели, только с самолёта. Вот, хлебушка купить пошёл.

– В такое утро, Михаил, я бы вам посоветовал купить мацы. Это кошерный хлеб.

– Семён Абрамович, ну какой из меня иудей?

– Ну что за стереотипы, Михаил? Разве только русские пьют водку? Разве только украинцы едят сало? Почему бы вам не попробовать мацу?

– А, давайте! И вот этих кексов с ванилью, пожалуй.

Уже на выходе с рынка меня окликает знакомый бурят, торгующий фруктами.

– Миша, привет, погоди!

– Привет, Батор. Не сегодня, я только на завтрак продукты покупаю.

– Да погоди ты! Мне омуля копчёного привезли. Возьми!

– Батор, давай я завтра за омулем приду.

– Не доживёт он до завтра на жаре, горячего копчения же. Пропадёт.

– Да у меня денег не осталось почти.

– Не надо денег, угощаю постоянного клиента. Мне целый ящик привезли, что мне с ним делать?

Батор достает из-под прилавка две крупные рыбины, заворачивает в газету и протягивает мне.

Жена жарит яичницу с колбасой. Зовёт меня.

– Иди посмотри!

Я подхожу и удивляюсь: на четыре разбитых яйца – семь желтков! Двойняшки! Вот тебе и православные яйца!

Мы садимся завтракать. Колбаса действительно не похожа на магазинную. Чуть специй, чуть соли, а всё остальное – натуральное мясо, как если бы пожарили отбивную. Жена хрустит мацой и смотрит на меня.

– Ты где всё это разыскал? Почему раньше не покупал никогда?

Я молчу, мотаю головой, показываю, что не могу ответить с полным ртом, а сам думаю. А действительно, почему? Дорого? Да оно же того стоит, зато как вкусно! Наверное, просто по привычке, от нежелания искать и находить что-то новое. А может из-за стереотипов, о которых говорил мне Семён Абрамович. Или из-за банальной лени поменять что-либо из того, что и так вполне устраивает. Поэтому молчу, разворачиваю омуля и отламываю кусочек.

Яркий и пряный запах можжевелового дымка наполняет нос. Сочное, нежное мясо тает во рту. Я закрываю глаза от удовольствия. Омуль в меру солёный, нежирный. Безумно вкусный. Я отламываю ещё кусок и протягиваю жене. Жена кладёт кусочек в рот.

– Батор угостил, говоришь?

Я киваю.

– Он буддист?

– Не знаю, – пожимаю плечами я.

Жена вдумчиво жуёт омуля, а я смотрю на неё, пытаясь понять, к чему она клонит.

– Настоящий дзен вкуса, – произносит она наконец и улыбается.

Выше всех жил дятел. Он был очень хозяйственный, всё время что-то перестраивал в своей квартире, ремонтировал, поправлял. Дятел уважал своих соседей и старался не стучать раньше девяти утра. Однако сам он вставал рано и иногда, когда ремонтировать было совсем немного, чуть-чуть подстукивал и в шесть, и в пять утра. Тихонько, чтобы никого не разбудить. Ну не ждать же три часа из-за одного маленького гвоздика?! Правда, соседи всё равно просыпались, ругали сквозь сон дятла-труженика, но самому дятлу ничего не говорили, потому что все были очень интеллигентные.

Этажом ниже жили слоны. Они, как и дятел, вставали рано. Дружно выходили на зарядку всей семьёй, завтракали, умывались. А потом маленькие слонятки начинали бегать и играть и всегда будили выдр, живущих этажом ниже. Поэтому выдры просили слонов-родителей не разрешать слонятам бегать по квартире, хотя бы до десяти утра. Слоны были добрые и отзывчивые, просьбу выдр выполняли, однако успокаивали по утрам своих детей такими громкими и трубными голосами, что выдрам всё равно не удавалось выспаться.

Выдры мало того что были редкостными сонями, но ещё и животными в основном ночными, потому по утрам ходили невыспавшимися и злыми. Не детки-слонятки, так дятел их постоянно будил раньше времени, а вечером им самим спать не хотелось. От недосыпания выдры были нервными, часто ссорились между собой. А ещё выдры очень любили купаться и иногда затапливали живущих ниже скунсов.

Скунсы жили на нижнем этаже и были самыми несчастными из всех. Они не ходили на работу и были вынуждены весь день слушать, как дятел стучит, делая очередной ремонт в своей квартире, как дети-слоники резвятся и играют, а по вечерам скунсы слушали, как придушенно шипят друг на друга выдры, и боялись, как бы они в очередной раз их не затопили. К тому же скунсов не любили абсолютно все соседи. Потому что скунсы воняли на весь дом. Дятел не стучал ночью, слоны не бегали по квартире круглосуточно, выдр вообще никто не слышал, кроме чутких скунсов, но вот скунсы воняли двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году. И очень отравляли этим жизнь остальным и в прямом, и в переносном смысле.