Он пролистал газету, громко шурша страницами, пропустил заметку о жалобе футбольного клуба «Валенсия» на попытку подкупа и на шестой странице нашел нужную статью: «Две студентки найдены мертвыми на острове Рамье». Быстро пробежал статью глазами. Журналист по фамилии Пейроль придерживался фактов, ничего не приукрашивая и не впадая в преувеличенно драматический тон. Очко в его пользу. Историю с крестиком он обошел молчанием. А чтобы держать читателей в постоянном ожидании, пообещал вот-вот сообщить о новых открытиях в расследовании. Фото вышло расплывчатым: были видны лишь два ствола деревьев, два темных силуэта полицейских в форме, а жертвы почти не получились из-за слишком большого расстояния съемки. К тому же шел сильный дождь. Ладно. Все равно это так не останется. В борьбу вступят какие-нибудь очередные бумагомаратели, и Пейроль уже покажется скорее упрямым пронырой-фокстерьером, чем сенбернаром.

– Вот черт, ну и дела! – вскричал Ковальский.

– Что именно? – Сервас глянул над газетой, полагая, что шеф намекает на следствие.

– Да вот это самое, – сказал Ко, указав на первую страницу.

– А-а! – Мартен перевернул страницу, чтобы взглянуть.

– Сдается мне, ты не особенно интересуешься футболом? – с улыбкой поинтересовался Ко.

– Ни капельки.

– Никогда еще у нас не было такой команды, как эта, – продолжал сыщик, не обращая внимания на ответ. – Они поставили на колени «Милан», где играли Райкаард, Гуллит и ван Бастен, – несомненно, лучшую команду в мире. Выиграли Лигу чемпионов! Какой еще французский клуб на такое способен, а? Какой?

– Понятия не имею.

– Лучшая команда в мире – это наша, сынок. Вот так… Ей нет равных в международных матчах, и она еще всем утрет нос. Такого наградного списка еще лет тридцать ни у кого не будет.

Ковальский крепко стукнул Серваса по плечу, и тот пролил кофе на газету.

– Ладно, вернемся к расследованию, – сказал шеф, поняв глубочайшее безразличие своего подчиненного к футболу. – Что мы имеем?

– Две студентки забиты насмерть возле университетского кампуса, где проживали. Они не были изнасилованы, но мизансцена на месте преступления напоминает сцену из романа их любимого писателя, – ответил Мартен, поднося ко рту чашку с оставшимся на донышке сахаром и кофе. – Имеем еще анонимные телефонные звонки родителям девушек.

Ко задумался.

– Предположим, что некий тип поджидал их в этом лесочке. Может, прятался за деревом. Девушки прошли как раз мимо него. Он набросился на Алису и очень сильно ударил ее по затылку. Она упала без сознания, а может быть, и умерла в следующий миг. А потом он кинулся на Амбру, которая обернулась, и по непонятной причине принялся в ярости избивать ее. Затем вернулся к Алисе и добил.

– Он ударил ее дважды? – удивился Сервас.

Ко допил кофе и закурил сигарету.

– Клас говорит, что трижды. Несомненно, ему надо было удостовериться, что счет подведен. А потом он раздел девушек – скорее всего, при свете фонарика – и надел на них белые платья первопричастниц. Их одежду не нашли; возможно, он унес ее с собой. Значит, у него была сумка или что-то в этом роде…

– А чем он их бил? Это известно?

– Клас склоняется к тому, что это был какой-то широкий и плоский предмет. Причем использовали и плоскую, и режущую поверхность. Но точно не клинок: режущие удары проникли бы гораздо глубже. Скорее всего, предмет был деревянный…

– Весло.

– Возможно. Я об этом думал. И послал Манжена и Сен-Бланка проверить расписание занятий членов гребного клуба и выяснить, не пропало ли в клубе весло.

– Но тут еще эта история с крестиком…

– Да… – задумчиво произнес Ко.

– Он повесил крестик на шею Алисе, а Амбре – нет. Почему? Если он хотел точно воспроизвести мизансцену романа, то крестики должны были висеть на шеях у обеих девушек, разве не так? И где он раздобыл платья?

Ковальский не сводил с Мартена глаз.

– Может, у него был всего один крестик… И в тот момент он висел на шее у Алисы (Амбры?), а потом он его почему-то его снял… А ты читал роман?

Мартен кивнул.

– Читал. Страница сто пятьдесят: возле дерева мертвая девушка в платье первопричастницы и с деревянным крестиком на шее – мизансцена соблюдена в точности…

– И о чем это говорит, по-твоему?

Мартен задумался.

– По-моему, тут две возможности…

– Я слушаю.

– Наиболее вероятная: это дело рук того, кто читал роман и знал, что обе девушки – фанатки автора. И убийца воспроизвел с максимальной точностью то, что прочел.

– Но зачем вообще было убивать?

– Не знаю.

– А вторая возможность?

Мартен помедлил.

– Вторая, пожалуй… притянута за уши.

– Давай, выкладывай.

– Удар нанес сам Ланг.

– И он был настолько глуп, что имитировал сцену из собственной книги, зная, что ее найдут в комнате либо у Амбры, либо у Алисы вместе с письмами, которые он им писал? И какой у него был мотив?

– Я знаю, версия не выдерживает критики.

Ковальский медленно обвел взглядом террасу и вернулся к Мартену.

– Разве что он уверен в себе настолько, что и мысли не допускает, что его могут схватить или хотя бы доказать, что это он. Я читал письма, – добавил он.

– Ну и?..

– Этот Ланг вызывает подозрения. Мутный он какой-то. И письма… Они, черт побери, были еще девчонками, когда он начал им писать…

– Или они ему, – заметил Сервас.

– Ну, да… Короче, он разговаривал с ними, как со взрослыми женщинами. А им было пятнадцать лет! Письма просто нашпигованы сексуальными намеками… Кроме того, переписка длилась два года, а потом вдруг оборвалась. Либо они вообще прекратили контакты, либо сообщались каким-нибудь другим образом…

– И какие твои выводы?

Ковальский наклонился над столом и пальцем придавил муравья.

– А вот какие: пора нам наведаться к Эрику Лангу.

– Под каким предлогом?

– Убийство вдохновлено одной из его книг. И у него с девушками был контакт. Этого достаточно.

Они встали. Ко оставил на столе монетку в два франка.

Дом Эрика Ланга находился на юго-востоке города, на холмах Пеш-Давид, в фешенебельной коммуне Старой Тулузы, среди площадок для игры в гольф.

Чтобы добраться до него, Сервас и Ко долго поднимались вверх, колесили возле зданий и машин гольф-клуба, петляли по узкой извилистой дороге мимо белых заборов, красивых домов и хвойных деревьев. Можно было подумать, что они попали в Соединенные Штаты. Дорога привела к ротонде, стоявшей напротив мягко холмившихся площадок для гольфа. Сервас заметил игроков, которые неспешно передвигались по залитым солнцем площадкам в одиночку или группами. Дом Эрика Ланга был последним в ряду частных владений перед бескрайним простором зеленых площадок, и его ворота выходили на ротонду. Ее скрывали от посторонних глаз высокие шпалеры, высаженные как попало и теперь превратившиеся в высоченную, непроходимую стену.

А сверху простиралось почти калифорнийское небо. И Сервас сказал себе, что формулу «Чтобы жить счастливо, живем скрытно» вполне можно дополнить: «Чтобы жить счастливо, живем скрытно и сплоченно». Но что-то в самом положении местности, в отталкивающей неприступности живой изгороди, похожей скорее на рощу, говорило ему, что Эрик Ланг предпочитал держаться в стороне от себе подобных. Ворота были открыты, и полицейские, щелчком отшвырнув и раздавив подошвами окурки сигарет, прошли внутрь. К дому вела посыпанная щебнем аллея. А прилегавший к нему сад со всех сторон окружала густая зелень со множеством дорожек и проходов. Сервасу пришла мысль, что это весьма практичный способ отгородиться от соседей.

Должно быть, некоторые архитекторы испытывали недовольство и разочарование, пытаясь приспособиться к канонам последней моды на крепость и мощь построек. Жилище Эрика Ланга было тому ярким свидетельством: серый бетон, наклонные плоскости остекленных стен и остекленные двери не вязались с узкими, как бойницы, окнами. Высокое, квадратное, мрачноватое серое здание, наверное, дорого обошлось владельцу. Несомненно, кроме Амбры и Алисы, у Эрика Ланга были и другие читатели. Если только он не располагал еще какими-нибудь источниками дохода.