Так же временами хотелось сходить к психиатру и провериться. Может у меня какая тяжелая форма шизофрении или еще чего-нибудь? А в моменты обострения из воспаленного сознания возникает образ мужчины, придуманный мною? Бывает же такое.
Но эта версия не выдерживала критики. Другие же люди его видят. А коллективные глюки ерунда.
С Любаней у них была одна единственная встреча. Подружка отзывается о нем не очень лицеприятно. Старается и в словах не сдерживается, а подвыпив малость, и вовсе кроет, используя великий и могучий «неправильный» русский, перемежая с угрозами убить, когда в следующий раз появится.
Но, являться без предупреждения, у них общая черта.
Вот и в тот вечер звонили, звонили. Он был в ванной. Преодолев с трудом приятную слабость, завернулась в халат и вышла в прихожую.
– Кто?
– Конь в пальто! Я. Открывай!
Собрав в кулак все смирение, повернула замок и, сделав небольшую щелку, высунула в нее голову. Приподняв брови, ответила:
– Привет! Любань, ты не вовремя.
Подружка чуть потеснила меня своим могучим телом и продвинулась в квартиру, увидела мужские ботинки.
– Да я уже вижу. Рожа довольная, глаза сверкают. Что опять ветер к нашему берегу Голландца прибил?
– Люба! – шикнула на нее. Бесполезно, с тем же успехом можно на бронетранспортер шикать. Она только хмыкнула. Хлопнула дверь ванной. Хорошо хоть в полотенчико обернулся, а то обычно голышом расхаживает.
– Добрый вечер, – и ушел в комнату. Ни с кем из моих знакомых или родственников он не был знаком, не сталкивался и не старался столкнуться или познакомиться.
– Добрый… – пробормотал бронетранспортер в ответ. Только белое полотенце исчезло за поворотом, зашипела:
– Светка, гони его в шею! Это же просто…
– Люба, – постаралась, чтобы в голосе звучали железные, предостерегающие нотки.
– Поняла, поняла. Делай, что хочешь. Только не приходи, потом плакаться.
Как же хочется ответить, что-нибудь гадкое.
– Ну, ты тогда с мужем разведись.
– В смысле? Причем здесь мой муж?
– Чтобы тоже не приходить, потом плакаться.
– Черт с тобой! На фига мне все это надо…
– Вот именно. И тебе всего хорошего!
Закрыла дверь и, привалившись к ней, постояла немного, крепко зажмурив глаза. Нехорошо так разговаривать с лучшей подругой. Но иногда это настырное вмешательство в мою личную жизнь чрезвычайно раздражало.
Только прижавшись к его теплому боку, почувствовала успокоение. Умиротворение и нега растекались по венам жидким огнем. Пальцы легонько поглаживали мое плечо.
– Это была твоя подружка или родственница?
– Подруга. Любаня. Бухгалтер, я тебе рассказывала. Прекрасная женщина и мать двоих детей. Иной раз, кажется, что меня она считает своим третьим ребенком.
– Ясно. Беспокоится о тебе?
– О, да. Наставляет на путь истинный. У меня, видите ли, не все, как у людей.
Не хотелось с ним говорить на такие темы. Чтобы подобные события омрачали те редкие моменты, когда мы вместе.
– А у нее, как у людей? – в вопросе прозвучала легкая издевка, но без особой заинтересованности.
– Да. Полный набор. Даже целых два замужества. Не обращай внимания.
– Она твоя подруга, а не моя. Просто ты ей не безразлична. Хорошо, когда есть люди, которым ты не безразличен. Кстати, а что за «Голландца» она поминала?
Я замялась. В темноте скорее почувствовала, чем увидела – улыбается.
– Это, что мое прозвище?
Спрятав лицо в его подмышку, покивала.
– Как-то странно. А с чем или с кем параллель проведена? Не могу предложить.
Чуть высунув нос наружу, посопела, но ответила:
– Вообще-то она называет тебя Летучим Голландцем. Ты знаешь эту легенду?
– Обалдеть! – и захохотал. Успокоившись, повернулся на бок, придавил мои ноги своими и подтянул повыше.
– Я так понимаю, та самая параллель проведена с частотой моих посещений?
«Ну, удружила подруженька!»
– Не совсем. Любаня не очень хорошо знакома с содержанием легенды.
– Хм, тогда откуда?
– Есть песня у Алены Апиной «Летучий Голландец Любви».
– Не слышал. А может и слышал, но не помню. Напой?
– Нет. Я не все слова помню…
– Давай. Я очень хочу послушать, что за песня, так впечатлившая твою подружку.
«Она и меня хорошенько так впечатлила. Но тебе об этом знать необязательно».
– Не тушуйся. Я знаю, что ты прекрасно поешь.
Дело было не в стеснении. Просто показалось, что выдаю какую-то страшную тайну. Достою со дна всю скорбь и боль. Разбалтываю в банке осадок, и вода становится мутной. Эта песня для меня, как молитва. А молитвы не читают забавы ради.
– У меня где-то была запись на кассете или диске. Давай завтра просто включу.
– Светка, в чем дело? Это же просто песня. И мне все равно, какое прозвище придумала твоя подруга. Если в этом дело. Хотя оно такое романтичное, с налетом средневековья, рыцарства и авантюризма. Мне даже нравится.
– Правда? Нет, не в этом дело.
– Тогда в чем? Эй?
– Все нормально.
Устроила голову поудобнее, закрыла глаза и постаралась отстраниться от всего, сосредоточившись всецело на темпе и ритме. Не вникать опять в смысл этих слов. Каждое, из которых уже не просто набор букв. Это: боль, отчаяние, надежда, сладость и горечь одновременно, принятие, ненависть, ностальгия, воспоминание и любовь. Запутанный клубок разноцветных ниток. Горло перехватило судорогой, и я чуть придерживала его рукой.
– «Ты приходишь внезапно
И уходишь так скоро,
Как Летучий Голландец из книг.
Я тебя провожаю
Без слез и укора.
Вспоминая потом каждый миг.
Каждый раз я ревную
И сказать забываю –
Не нужны мне подарки твои.
Я тебе помогу,
Я тебя понимаю,
Мой Летучий Голландец любви!
Хочу я с тобою, умчаться на волю –
Подальше от грешной земли.
Мой необъяснимый, мой неуловимый
Летучий Голландец любви.
Я боюсь, ты утонешь
В океане безбрежном,
Если рядом не будет меня.
Я люблю, я люблю тебя, мой сумасшедший.
В этом счастье мое и беда!
Хочу я с тобою, умчаться на волю –
Подальше от грешной земли.
Мой необъяснимый, мой неуловимый
Летучий Голландец любви».
Голос немного сорвался на последнем припеве. Слеза покатилась по щеке.
– Там припев еще два раза поется, но что-то сегодня я не в голосе…
И вправду эту фразу я как будто прокаркала с трудом. Слова были просты и незамысловаты. Но в одни и те, же слова каждый вкладывает свой смысл.
Слезы комом встали в горле. Надо уйти в ванную или на кухню или еще куда-нибудь. Не хочу плакать при нем. Было ли такое, что я плакала при нем? Да, было давным-давно. Так уж сложилось наше знакомство, в тот момент все навалилось со всех сторон. Но сейчас? Что со мной? Никаких причин, только бурный поток изнутри уже было не сдержать. Получается глупая сцена из мелодрамы.
Я уже рванулась было с кровати, но две сильные руки вернули меня обратно и прижали к широкой, твердой, заросшей волосами груди. И он тихонько укачивал, гладил по голове, как маленькую, пока меня трясло в рыданиях с ужасной силой. Так я никогда не плакала. Даже, когда узнала, что у мужа другая женщина. Когда разводилась. Или когда этот самый бывший муж избил меня. Вот такую приткнувшуюся за раковину, рядом с мусорным ведром, испуганную до смерти, нашел меня мой Летучий Голландец. И как теперь укачивал на руках. Потом помог собрать вещи, умыл и, чуть не на себе, вынес из квартиры, довез до подруги и пропал. Вся эта неприятная ситуация вышла из-за того, что мое заявление на развод оказалось на столе в загсе. Кулаками, любимый когда-то, супруг пытался заставить забрать его. Ну, и научить уму-разуму. Ведь с такими распрекрасными мужчинами не разводятся. Прожили мы вместе полтора года, но и их хватило с лихвой.
