Это взгляд внешний и поверхностный. В действительности мера художественного совершенства не здесь. Художество может быть ярко, остро, приманчиво, увлекательно, но это все его внешние признаки. Внутренний корень художества – понимание. Определенное понимание человека и мира отливается в определенные формы, но для творца эти формы второстепенны, публика же видит только их и укрепляется в заблуждении: «художество есть совокупность внешних приемов», и чем пестрее и разнообразнее эти приемы, тем лучше для творчества.
Все не так. Не привлечение публики, а истина и глубина (на деле, сложное, до неразделимости цельное понятие) – цель искусства. Где верят в истину, там не радуются «многообразию мнений». Смешно представить «толерантную физику»: ученые рукоплещут «интеллектуальному разнообразию». Толерантная литература, в которой истину принесли в жертву «многообразию», тоже нелепа.
Художество отлично от науки, но не во всем. Как и наука, оно упорядоченно, верит в наличие порядка в своем предмете (здесь: человеке), выбирает те средства, какие помогают этот порядок найти, а не затемнить. Цели художества объективны, т. е. вне художника.
С верой в то, что художник занят «самовыражением», связано другое заблуждение: будто талант «межнационален». Этот «межнациональный», т. е. беспочвенный, талант сидит, будто бы, в пустоте и сам из себя порождает художественный космос… Картина величественная, но глупая; дарований космической величины не бывает; гениальность, когда она есть, благодарно питается почвой своей национальной культуры, воздухом определенной эпохи в народной жизни (не обязательно теперешней).
Уничтожение культурной почвы (Россия им обязана революции; Запад – мировым войнам и последовательной демократизации6) означает упадок личной годности, т. к. не в человеческих силах ходить по воздуху. И напротив: где почва хоть насколько-то цела, есть надежда на рост личной годности, даже в неблагоприятной среде. (Под личной годностью понимаю здесь ответственность, способность суждения, внутреннюю сложность.)
Предвижу вопрос: зачем личности еще какая-то почва, не довольно ли воспитания, некоей «образованности», здравого смысла? К сожалению, нет. Почва есть, кроме прочего, запас понимания, склад накопленных сложных форм поведения и мысли, потому необходимый, что у отдельной личности нет ни времени, ни кругозора, ни опыта для того, чтобы к этому пониманию, этим формам придти самостоятельно. Почва нужна, чтобы не остаться в вечном детстве, постигая давно постигнутое; она сокращает время, нужное для приобретения опыта, потому что складывается трудом поколений.
О другом мифе – будто достоинства произведения связаны с числом им нарушенных запретов – надо сказать: это подростковая болезнь вкуса. Корни ее глубоко: еще прежняя интеллигенция поклонялась «смелости и честности»; советская эпоха довершила дело. Глубокое, серьезное, тонкое было изгнано из культуры. Почти все темы прежнего художества стали запретными. В старом мире как искусство, так и философия занимались отношениями личности с миром – от любовных переживаний до тайн познания. «Партия» оставила творцу разработку единственной темы: служения государству. Человеческое, личное, частное было терпимо только в виде примечания на полях.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
