Все, о чем я могу думать, это вернуться домой к нему, в безопасную квартиру, и в безопасность сильных рук, которые, я знаю, ждут меня.
Кровь бешено колотится, адреналин разливается по всему телу, пока я не слышу, как бьется сердце.
Горячие, липкие руки тянутся к моей талии, и как будто что-то щелкает внутри меня. Роковая ошибка Алека в том, что он отпустил меня на долю секунды.
Он откидывается назад, пытаясь стянуть с меня джинсы, и я использую эту возможность, чтобы как можно сильнее откинуть голову ему на лицо. Задняя часть моего черепа соединяется с его носом, и снова звезды и цветные пятна танцуют в моем видении. Вскрикнув, я прижимаю руку к затылку, наблюдая, как он отступает назад, зажимая нос.
Этот шаг назад создает некоторое пространство между нами, и, забыв о боли в голове, я бью ногой между его ног.
Его пронзительный крик эхом разносится по пустырю, когда он падает на колени, сжимая руками промежность. — Гребаная сука, — выплевывает он, перекатываясь на бок.
Желание снова пнуть его очень сильное, но боль в голове и бурлящий адреналин в венах заставляют меня нащупывать ключи.
Не знаю, как я добираюсь домой.
Я не могу вспомнить дорогу, только грохот крови в голове и в скуле. Мои ноги кричат, когда я поднимаюсь по лестнице, руки дрожат, а права сторона лица опухла и болит. Женщина с нижнего этажа протискивается мимо меня по лестнице. — Эй, осторожнее!
К тому времени, как я добираюсь до своей квартиры, мои ноги как желе, и каждый шаг кажется горой. Но я так близко. Так близко к безопасности.
Я просто добираюсь до кухонной раковины, прежде чем меня вырвет. Снова и снова у меня сводит живот. Мои колени дрожат, и я должна опереться о стойку.
— Скарлет?
Когда дверь спальни открывается за моей спиной, кухня заливается светом. Я вытираю рот рукой и кладу ладони по обе стороны раковины, глубоко дыша, ожидая, когда пройдет тошнота.
Через секунду теплая рука Джастина лежит на моей спине. — Ты в порядке?
Дрожащей рукой я убираю волосы с шеи, отбрасывая их в сторону. Я поворачиваюсь к нему лицом и даже в тусклом свете вижу, как краска отливает от его лица. Его руки поднимаются к моему лицу, его прикосновение неуверенное, но нежное.
— Я…
Я не знаю, что сказать.
— Кто это с тобой сделал? — спрашивает он темным, как приближающаяся гроза, голосом. — Это был Маркус?
Я качаю головой, моя нижняя губа дрожит.
— Кто-то в клубе?
Я снова качаю головой.
— Скажи мне, Скарлет, — шипит он. — Скажи мне, кто это был.
— Я не знаю, кто он, — отвечаю я тихо, мой голос дрожит. От одного разговора у меня по лицу пробегает боль. — Он был просто парнем. Он загнал меня в угол на парковке.
Все тело Джастина напрягается, когда он каталогизирует каждый дюйм моего тела, руки нервно трепещут на моем животе и бедрах. — Неужели?..
— Нет.
Джастин молча нахмурился и посмотрел на меня сверху вниз. — Расскажи мне, что случилось, — тихо говорит он, нежно проводя большим пальцем по моей щеке.
Не в силах смотреть на него, я рассказываю ему все. Чувство вины так давит на язык, что рот наполняется им. Каждое слово, которое я говорю, пронизано им, тонет в нем.
— Я хотела сказать тебе, — говорю я потом, моя рука лежит на его руке. — Я просто не хотела, чтобы ты волновался. Я думала, все будет хорошо.
Отойдя от меня, он вытаскивает свою руку из-под моей.
Он прижимает ладонь правой руки к глазу, стиснув зубы. Мгновенно, каждая ложь и каждая глупость, которую я сделала, кажется, заполняют мои кости, давят на меня.
Когда Джастин убирает руку от лица, выражение его лица становится нарочито пустым. Колеса крутятся в его голове, и все, о чем он думает, тщательно скрыто от меня. Я видела это раньше, но никогда так. Это осязаемо; настоящее живое существо свернулось в его мышцах, единственный намек на его присутствие-нежная дрожь, сотрясающая руки, и тиканье челюстных мышц.
Даже с другого конца комнаты, где он расхаживает взад и вперед по линолеуму, видно напряжение в его руках, мышцы под кожей напрягаются.
Кровь стучит, как отбойный молоток. Адреналин ушел, мое тело пустеет, каждый мускул обмяк и дрожит.
Джастин делает несколько глубоких вдохов. Его челюсть двигается, когда мышцы с обеих сторон напрягаются.
— Джастин—
Когда его кулак касается стены на кухне, я подпрыгиваю.
Второй удар вызывает трещину в гипсокартоне, и он останавливается, только когда на стене появляются пятна крови. — Черт, — шепчет он, пожимая ему руку.
— Джастин, — снова говорю я хриплым голосом. — Остановись.
Его плечи опускаются, и, наконец, после того, что кажется вечностью тишины, он поворачивается ко мне, выражение его лица смягчается.
Не говоря ни слова, он идет к холодильнику и достает пакет замороженного горошка. Он молча заворачивает их в кухонное полотенце и встает передо мной, слегка наклонив голову и прижимая компресс к моей щеке. Я вздрагиваю от прикосновения мешка со льдом, и его рука ложится на другую щеку, мягко обхватывая голову. Его лицо напряжено, он притягивает меня ближе и обнимает. Вес его тела заставляет меня чувствовать, что я наконец-то могу дышать.
— Прости, — тихо говорю я.
Джастин не отвечает.
— Мне очень жаль.
Вздохнув, Джастин говорит: — Я знаю.
Я кладу голову ему на грудь.
— Это еще не конец, — шепчет он, крепче обнимая меня. — Мы поговорим об этом, и ты мне все расскажешь.
Я киваю.
Его рука медленно скользит по моей спине длинными, успокаивающими движениями. — Я чертовски зол сейчас. Я снова киваю. Я не знаю, как долго мы стоим там, но через некоторое время Джастин наклоняется и берет меня за руку.
— Пошли.
Молча, Джастин ведет меня в ванную, где, очень медленно, он снимает с меня слои одежды, бросая их к нашим ногам. Мышцы шеи и плеч болят, а пульсация крови за опухшим глазом так болезненна, что хочется плакать.
Когда я в одном нижнем белье, Джастин нежно обхватывает мои щеки, поднимая мой взгляд к себе.
И целует. Целомудренно. Нежно.
Слезы катятся по моим щекам, молча, смешиваясь с его вкусом. Я стараюсь не чувствовать руки Алека на себе, когда закрываю глаза, но все равно, кожа покалывает от страха.
Как будто почувствовав это, Джастин отстраняется, большими пальцами смахивая слезы с моего подбородка.
— Садись, — говорит он.
Мои мышцы болят так сильно, что все, что я могу сделать, это стоять и позволить горячей воде течь по моему телу. К счастью, через несколько минут Джастин отодвигает занавеску, выключает кран и осторожно помогает мне выйти.
Все еще дрожу, Джастин ведет меня в спальню.
Потянувшись, он стягивает рубашку, прежде чем протянуть ее мне, чтобы я просунула руки. Он отворачивается, когда я роняю полотенце, позволяя мне на мгновение надеть его рубашку. Она доходит до середины бедра, всё ещё теплая от его кожи.
— Давай, — требует он, указывая на кровать.
Шатаясь на коленях, я откидываю простыни и проскальзываю внутрь.
Чернильная рябь пробегает по коже, когда Джастин снимает носки на краю кровати, его джинсы низко сидят, обнажая тонкие бедра, которые даже сейчас умоляют меня прикоснуться к ним. Он скользит в постель рядом со мной, и, как будто мы притянуты друг к другу, как магниты, его кожа находит мою под простынями.
Я закрываю глаза, наслаждаясь ощущением близости, ощущением безопасности в его объятиях.
— Поговори со мной, — шепчет он, когда мои глаза закрываются.
Я хмурюсь, моя голова уже заполнена картинками сна, тело поет, мои мышцы расслабляются. — Я так устала.
Его пальцы скользят по моей скуле. — Понимаю. Ну пожалуйста.
Вздохнув, я тянусь к его пальцам, нежно целуя их, прежде чем сжать в кулак. — Что ты хочешь знать?
Мгновение он молчит. — Расскажи мне, когда родился Коди.
Хоть и я устала и так подавлена, что мне хочется плакать, я не могу не улыбнуться. — Коди родился в четверг вечером, на три недели раньше срока, — я зевнула, прикрыв разинутый рот рукой.