*

— Могу я задать тебе вопрос? — спрашиваю я, ковыряя в тарелке остатки пиццы.

Джастин медленно жует, и я вижу сомнение в его глазах. Но сегодня мне все равно. Если я иду сломя голову в это, то так тому и быть.

Он вытирает пальцы салфеткой и кивает.

— Сколько тебе лет?

— Это то, что ты хотела знать? — спрашивает он со смехом. — Мне двадцать восемь.

— Ты здесь вырос?

— Недалеко отсюда.

У меня в голове вертятся тысячи вопросов, один за другим, но он опережает меня.

— Когда у тебя день рождения?

— В сентябре. Мне будет двадцать четыре.

— А Коди?

— Через две недели ему исполнится пять.

— Какие планы?

— Ничего экстравагантного, — отвечаю я. — Он хочет торт с динозаврами, и я думаю, что у меня хватит денег, чтобы купить ему велосипед.

— Никаких родственников не будет? — спрашивает он, помешивая соломинку в содовой.

Моя нога касается бедра Джастина, когда я поднимаю ее, закидывая на другую. — Нет. Как я уже сказала — это только мы.

Он хочет что-то сказать. Я знаю, что хочет. Он хочет что-то сказать, но он не скажет.

— Просто спроси меня, — говорю я, толкая его бедро коленом.

Он колеблется еще немного, но потом напряжение покидает его мышцы, и он вздыхает, наклоняясь немного вперед, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать тепло его руки рядом с моей. — Что случилось с отцом Коди?

— Он в тюрьме.

— Почему?

Я фыркаю. — Наркотики, воровство, нападение с применением смертоносного оружия — и это еще не все.

Брови Джастина поднимаются. — Коди его помнит?

— Не могу сказать точно. Он знает, что у него есть отец, но я не думаю, что он сможет опознать его.

— Ты не боишься, что он будет искать его, когда выйдет из тюрьмы?

Скомкав салфетку, я качаю головой. — Сначала он должен найти нас. Так или иначе, он отказался от родительских прав, когда Коди было полтора года.

Я поражена, как легко думать об этом. С Джастином, сидящим рядом со мной, есть отчетливое чувство разъединения, как будто все это случилось с кем-то другим.

— Значит, нет…, — глаза Джастина сужаются. - Как его зовут?

- Эрик.

— Нет, Эрика. Ни братьев, ни сестер?

Я качаю головой.

— И никаких близких родственников.

Я поворачиваюсь и смотрю на Коди через окно кафе, провожая его взглядом, пока он в десятый раз съезжает с горки. — Мой отец умер несколько лет назад, — я поворачиваюсь к Джастину. Жалости во взгляде, которую я ожидаю увидеть, нет. Но все равно я чувствую на себе тяжесть его взгляда. — Рак.

— А твоя мама?

Я пожимаю плечами, безразлично улыбаясь. — Я не видела ее с двенадцати лет.

Вздохнув, Джастин откидывается на спинку сиденья, дешевое пластиковое покрытие скрипит под ним.

Не часто я чувствую тоску по дому, меня охватывает тоска по чему-то более зеленому и светлому. Глядя на город, покрытый серыми лужами, я понимаю, что, возможно, не возражала бы против небольшого открытого пространства. Маленький клочок знакомой лесной зелени. Но когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Джастина, и его карие глаза снова находят мои, чувство ослабевает. Тепло ресторана и компании, в которой я нахожусь, наполняет меня чувством удовлетворения, которого я не чувствовала с тех пор, как покинула Форкс.

Джастин не давит, и я больше ничего не говорю. Честно говоря, мое прошлое-это то, что я более чем счастлива оставить в покое, и мне действительно нравится Джастин, поэтому я не хочу делиться с ним кровавыми подробностями о том, как я оказалась здесь.

Коди стоит на вершине горки и машет рукой. Я машу в ответ, и он бросается вниз, подняв руки вверх. Когда он снова встает на ноги, я не могу не заметить, что его брюки немного коротковаты, или как его ботинки выглядят старыми и серыми по сравнению с детской площадкой, полной блестящих новых кроссовок.

Глядя на это, я не могу сказать, что нет очень маленькой, крошечной части меня, которая не заинтересована в том, какие деньги обещает Маркус. То, что я могу сделать для Коди и для себя, с такими деньгами, изменит мою жизнь. Но когда я думаю о том, что мне придется сделать, от чего мне придется отказаться, чтобы заработать эти деньги, у меня сводит живот и мурашки бегут по коже. Снять одежду за деньги - это одно, но отдать единственную оставшуюся часть себя, которую я могу отдать кому-то — это за пределами того, что я сделаю. Я в отчаянии, но не настолько.

— Ты в порядке?

Мне даже не нужно смотреть, чтобы понять, что Джастин смотрит на меня. Я его чувствую. Я чувствую, как его взгляд согревает мою кожу.

Я встречаюсь с ним взглядом и киваю. — Просто работа.

— Хочешь поговорить об этом?

Моя инстинктивная реакция-сказать «нет». Но когда я поднимаю взгляд, в его глазах появляется искренность, которая тает, что нужно все скрыть. Поэтому я рассказываю ему о предложении Маркуса, о мужчине в VIP-комнате, о том, как Бекка сделала минет какому-то парню, и о растущем страхе, что Маркус имеет надо мной власть, которая идет глубже, чем просто рабочий контракт. Это приятно, как будто разговор об этом освобождает шар напряжения, который строился в течение последних нескольких недель. Я не понимала, сколько я держала в себе, пока этот вес не исчез.

Когда я заканчиваю, Джастин откидывается на спинку стула, его взгляд устремлен куда-то над моей головой. Он делает глубокий вдох, его футболка растягивается на груди.

—Он… — он сглатывает так сильно, что я вижу его кадык, — Он прикасался к тебе?

- Нет. Но он пытался.

Я вижу его руки под столом, когда он трет их вверх и вниз по бедрам, его пальцы белеют, когда он крепко сжимает ноги. Если бы я знала, что он так отреагирует, не уверена, что сказала бы ему.

— Он делал тебе больно?

Я смеюсь, вспоминая пощечину, которую дала ему. - Нет. Но он получил по заслугам даже за попытку.

Челюсть Джастина сжата так сильно, что я вижу, как тикают маленькие мускулы. — Сомневаюсь, — тихо говорит он и наконец смотрит на меня. Как будто что-то темное и тяжелое упало в его глаза, чернота, в которой я не совсем уверена, не является источником чего-то опасного. Что-то яростное, от чего у меня сводит живот и учащается пульс.

— Что-нибудь подобное случалось раньше?

Я качаю головой. — Я бы никогда не взялась за эту работу, если бы знала, что происходит.

Он на мгновение замолкает, и мы оба смотрим, как Коди носится по площадке.

— Почему ты работаешь на Маркуса? — он говорит через минуту. — Ты можешь танцевать где угодно.

— Ты имеешь в виду место возле аэропорта? — говорю я, закатывая глаза. — Или место в городе, где нанимают несовершеннолетних девушек? — лицо Джастина остается пассивным. Я продолжаю. — Нигде не платят столько, сколько платит Blush. Кроме того, Маркус может быть и осел, но это все еще лучший клуб в городе. Девочки хорошие, и до вчерашнего вечера я всегда чувствовала, что за мной присматривают. Честно говоря, всё хорошо. Я просто хочу делать свою работу и не беспокоиться о каком-то парне, пытающемся купить себе место в моих трусах.

Джастин молчит до конца дня. Он улыбается и дает пять Коди, и не раз я чувствую, как он смотрит на меня, когда думает, что я не замечу, но в его смехе есть сдержанный звук, будто его тело здесь, но мысли в другом месте. Я не могу не задаться вопросом, начинает ли он наконец понимать, что я не тот человек, за которого он меня принимает. Что, возможно, все это — что бы это ни было — действительно слишком сложно.

— Все в порядке? — спрашиваю я, когда мы подъезжаем к дому.

Он молчит, когда я выскальзываю из машины, его руки все еще лежат на руле, когда он смотрит в окно.

— Джастин? — я слегка наклоняюсь, чтобы посмотреть на него через открытое окно.

Он оборачивается, словно удивляясь, что я все еще здесь.

— Ты в порядке?

Он проводит рукой по лицу, делая глубокий вдох. — Да. Извиняюсь. Я просто устал.

Я держу Коди перед собой, мои руки на его груди, я прижимаю его к своим ногам, ощущение его сердцебиения на моей ладони успокаивает меня.