Приблизительно то же произошло и с Матиасом, когда он получил результаты третьего тестирования способностей. Он сам себе вынес вердикт: «Тест завален». Хотя, тест на способности нельзя завалить, однако и обмануть его так же невозможно, как и невозможно обмануть свою природу.

Матиас не мог быть военным пилотом, ему категорически запрещалось быть капитаном военного корабля. Высокая степень сострадания мешала бы в этой профессии. Если бы ему пришлось быстро принимать решение открыть огонь по неприятелю, он вряд ли смог это сделать настолько быстро, насколько требовали ситуации такого рода. Вмешивалось сочувствие, которое заставляло до последнего медлить.

Он легко и быстро принимал правильные решения в других ситуациях, но тогда, когда надо было решиться убить другое существо, а именно это означало открытие огня по противнику, Матиас начинал сомневаться. Более того, это было не просто замешательство, он пытался договориться даже тогда, когда было очевидно, что это невозможно.

Именно желание решать все вопросы мирно, основанное на чувстве сострадания, сыграло с Матиасом злую шутку. Военный пилот, а впоследствии и капитан судна, коим мечтал стать юноша, нёс в первую очередь ответственность за жизнь своего экипажа, поэтому ему необходимо уметь быстро принимать жёсткие решения.

После теста Матиасу порекомендовали выбрать профессию гражданского пилота. С его сопереживанием это был бы неплохой вариант, к тому же терпение и упорство, настрой вести переговоры до последнего были в данном случае большим плюсом и подходящими качествами. Вот так мечта стать военным пилотом и, возможно, впоследствии исследователем-разведчиком либо капитаном разведывательного корабля-станции разбилась о действительность.

Тогда он отправил последнее сообщение родителям, и тогда же последний раз в жизни плакал, закрывшись в своей комнате. Наверно, это событие было одновременно и прощанием с надеждой увидеть когда-либо родителей и прощанием с детством, с детской мечтой быть командиром военного разведывательного корабля.

Не то, чтобы Матиас впал в депрессию, но он был очень подавлен и обескуражен, это да. На уроках примерный ученик делал всё, как в полусне, ему плохо удавалось смириться с новой действительностью, с новым поворотом жизненного пути.

За первый семестр в академии он особо ни с кем не сдружился, общался с другими лишь по необходимости, в остальное же время оставался наедине с учебниками и своими грустными мыслями один. Ему было довольно сложно представить себя в новой профессии. Он пока никак не ассоциировал себя с ней, не видел гражданским пилотом, не ощущал себя способным выполнять эту роль. Возможно, в силу чрезвычайных эмоциональных переживаний, он даже не осознавал, насколько мало новая будущая профессия отличается от его первоначального выбора.

Несмотря на то, что Матиас был расстроен, огорошен и растерян, когда потерял шанс исполнить свою мечту стать военным пилотом, он с отличием закончил первый семестр. Учился он скорее на автомате. А так как мальчик с детства привык хорошо учиться, вовремя сдавать письменные работы, ответственно подходить ко всем заданиям, то успешное окончание семестра не составило особого труда.

Рутина учёбы даже стала хорошим отвлекающим моментом. Он погружался в изучение какого-то вопроса и забывал обо всём, изредка даже проявлял прежнюю активность на занятиях. Со временем Матиас зарекомендовал себя как вдумчивый, очень умный и инициативный студент. Вечеринки, на которые его поначалу приглашали одногруппники, наоборот заставляли парня чувствовать себя не в своей тарелке.

Глядя на веселящихся вокруг людей, он всегда вспоминал родителей, их друзей и коллег, с которыми они отправились в дальний космос. Следом возникали мысли, что ему самому не суждено когда-либо отправиться в такое путешествие, затем его охватывала жгучая тоска, которую не могли понять окружающие. Со временем одногруппники решили, что он просто не умеет веселиться, слишком серьёзен, и перестали звать с собой.

Утрата мечты оказала на Матиаса такое сильное воздействие из-за того, что вместе с её крахом он утратил возможность отправиться в дальний космос, который у него ассоциировался с родителями. И хотя молодой человек давно расстался с детскими мечтами найти их, осознавая, что это невозможно, но у него теплилась надежда побывать за границами галактики, там же, где и они.

После первого семестра Матиас отправился к деду на каникулы. Тот был совсем уже стар. Хотя он все ещё старался выглядеть бодро, но двигался медленнее, чем раньше и быстро уставал.

Морщины на лице стали глубже и из-за этого глаза стали казаться меньше, но всё ещё оставались яркими серо-зелёными. Это был какой-то особенный оттенок, иногда цвет становился тёмно-серым, без какого-либо намёка на зелёный. В такие моменты было непонятно, где зрачок переходит в радужку, настолько тёмной она становилась. Такие же глаза достались в наследство отцу Матиаса, а затем и самому юноше.

В молодости у деда были тёмно-русые волосы. Сейчас же они совсем побелели от седины. На фотографиях у молодого отца волосы тоже были тёмно-русые, но вот в последних воспоминаниях Матиаса тот выглядел уже по-другому: у него прорезалась густая седина. Мальчик очень удивился, когда впервые заметил, что виски у отца так внезапно окрасились в белый цвет.

Матиас внешне был скорее похож на маму: отличался от отца и деда цветом волос – он был намного светлее. Она была русой блондинкой с очень светлыми голубыми глазами, мальчику же цвет глаз достался от мужской половины семьи.

Дед говорил, что теперь боится один отходить далеко от дома, но и переезжать в пансионат для пожилых не хочет. Не хочет бросать дом. Хочет, чтобы дом после его смерти достался Матиасу.

После приезда внука дед впервые за последние полгода отправился гулять относительно далеко. Они с Матиасам медленно шли по улицам и разговаривали. Дед рассказывал, что мечтал прожить ещё немного, чтоб увидеть свадьбу Матиаса, его детей, своих правнуков, но боялся не дождаться.

Мужчина говорил, а юноша удивлялся, как сильно дедушка сдал, насколько сильно постарел за те полгода, что они не виделись. А ведь Матиас ещё даже не сообщил ему, что он не станет военным пилотом. Он был так расстроен, так погружён в собственные переживания, что так никому ничего и не сказал. Только родителям отправил сообщение… Все свои переживания он держал внутри себя.

– Надо же, даже деду забыл сказать, – подумалось Матиасу.

Слушая рассуждения деда о том, что тот хочет оставить ему дом, Матиас размышлял: стоит ли говорить деду, что он не станет военным. Это сильно расстроит старика. Может… не стоит говорить, чтобы не расстраивать?

– Дед, ну зачем мне дом, если я собираюсь жить в космосе?

– Ну как же без дома вообще? – сказал дед, а потом замолчал, задумавшись.

– Дед, я буду очень переживать, что рядом с тобой никого нет. Подумай ещё раз. Может, переедешь в пансионат? Там будет уход за тобой, соседи, друзья. Если что, помощь быстро придёт.

– Да, Матиас, ты всё правильно говоришь. Но здесь у меня тоже соседи. Мы же тут все старики, договорились между собой каждое утро звонить друг другу. Звоню соседке, Марианне – трубку не берёт. Пошёл к ней. Пока дошёл, уже устал. А она с цветами копается, телефон в доме забыла – из сада, конечно же, ничего не слышит. А я потом полчаса в себя приходил, отдышаться не мог, да и разнервничался.

– Ну вот, видишь. Ты же вроде когда-то хотел в пансионат на берегу океана.

– Да, мощь воды чем-то напоминает космос. Мне кажется, что там я бы чувствовал себя лучше.

– Может, у тебя денег не хватает?

– Господь с тобой. У меня приличный счёт за службу на станции. Тебе ещё останется.

– Ну так что же ты?

– Матиас, я старею, забываю, что ты закончишь учиться и улетишь, и дом-то тебе и не нужен будет, – грустно сказал дед, а потом добавил, – я всё думаю, что если из дома уехать, оставить его, то из него уйдёт что-то важное, он сразу же станет нежилой, заброшенный. Кому такой нужен?