До сих пор хранила верность парню. Точнее – мужу. А еще точнее – гражданскому мужу. Да, и это была основная проблема, почему я до сих пор не сделал первый шаг к собственному счастью.
Этот ее Виктор был сталкером. Ушел в сторону руин речного порта за остатками топлива, но так и не вернулся. Собственно, это и был последний раз, когда туда вообще посылали народ. Потому что вместе с ним пропала и вся группа. Храм посчитал, что будет излишним риском посылать еще и спасательную команду – и свернул все ходки в том направлении. А если честно, то и посылать тогда уже было некого. К тому времени в Крепости остались всего четверо сталкеров, включая Саныча.
Тот все-таки провел разведку. Вышел до улицы Профсоюзной в том месте, где она плавно переходила в руины моста через Вятку, но дальше не сунулся – вспугнули черные тени у останков речпорта.
– Вервольфы! – процедил Саныч. – Чертовы твари. Их там – просто кишит все!
Вервольфы получили название от мифологических оборотней именно потому, что раньше тоже были людьми. Да и сейчас, похоже, сохранили остатки разума.
Днем они передвигались по-волчьи, бегая на четырех лапах, а ночью, особенно в полнолуние, вставили на задние конечности. У них был альфа-самец, который управлял стаей. Общались при помощи лая. При этом Санычу все время казалось, что он слышит вместо звериных звуков вполне отчетливое человеческое слово, да еще и на немецком: «Хайль!» Обычно оно звучало в несколько видоизмененном виде: «Р-хайль!»
Санычу пришлось долго объяснять другим сталкерам, что на самом деле значит это слово. Да и в целом пересказывать историю Великой Отечественной войны, когда это нацистское приветствие открывало путь к самым жестоким зверствам, которые творили люди. За исключением Судного дня – там уж человечество совсем заигрались в богов, практически уничтожив планету.
По ночам вервольфов видели нечасто, да и в это время был комендантский час, который ввел Майор. Все сидели по кельям. Твари завывали в окрестностях, иногда – под стенами, но никогда не пытались пробраться внутрь.
Пока не пытались.
Саныч еще клялся, что видел черных тварей, марширующих настоящим боевым порядком.
– А в руках у вожака был автомат! – рассказывал разгоряченный сталкер, – точно вам говорю!
– Может ты что-то перепутал, палку принял за оружие? Далеко же, – предположил Храм, но Саныч настаивал на своем.
Короче – с тех пор в тот район мы не совались. Даже днем. И потихоньку о том, что там пропали люди, включая машиного Витьку, все забыли.
Кроме нее.
Затаившуюся печаль – вот, что я видел в ее глазах каждый раз, когда собирался заговорить с ней о…
А о чем, собственно?
Саныч говорил, что раньше мужчины приглашали женщин, которые им нравится, в театры да в кино, но у нас ничего подобного не было. Только Бар, но она и так в нем уже работала. Не приглашать же ее в то же заведение, где она и так проводит большую часть времени.
Глупо.
– Ты хотел что-то сказать? – спросила Мария.
– Не-е-ет… просто думал, что сегодня можно…
– Ты же вроде не пьешь.
– Нет, конечно, это мираж-ж-ж! – улыбнулся я.
– Что-то случилось? – поняла она.
– Да нет, все в порядке, – ответил я, пытаясь подобрать слова.
«Но что ей сказать? Пришел какой-то незнакомец, из-за которого все с ума посходили. Нелепица. Он же вообще в камере сидит – как он может быть опасным?».
– Это из-за того незнакомца, которого привели Сан Саныч с Егоркой?
Раскусила – кивнул. Именно появление чужака не давало мне покоя. Прошло всего-то несколько часов, но мне казалось, что этот тип уже успел заполнить все мысли своим появлением.
Или почти все.
– Меня тоже он беспокоит, – вдруг сказала Мария.
Какая же она красивая! Практически идеальный овал лица, а еще кудряшки на черных волосах, от которых я всегда балдел. Мог смотреть на них также долго, как и на огонь в буржуйке.
А еще же поддерживать беседу надо!
– Почему? – спросил я.
– Вдруг он знает… хоть что-нибудь…
– Про Виктора? – его я почему-то всегда называл исключительно так, хотя сама Маша чаще всего называла пропавшего гражданского мужа просто Витей.
– Да, вдруг видел Витю… Никто ведь не знает, откуда незнакомец пришел…
– Ма… Маш, он совсем с другой стороны явился. Я видел. Он вели его от Дворца пионеров.
– Знаю, но все равно… – в уголках глаз девушки блеснули слезинки. – Может, он знает, кого-нибудь… ну, кто видел… кто мог…
Девушка отвернулась к стеллажу с бутылками, тихонько стерев передником проступившие слезы.
– Тебе чего? – спросила она, когда обернулась снова. Уже холоднее. Намного холоднее.
– Коньяк «икс-о», – я понятия не имел, что это, но Саныч рассказывал, что до Судного дня этот вид пойла считался самым крутым. «Дорого стоил», – говорил он. «Сколько патронов?» – спрашивал я, а он лишь смеялся в ответ.
– Вот тебе «икс-о» со вкусом водорослей, – сказала она, налив единственный вид выпивки, который имелся в Баре, – самогон.
– Спасибо тебе, добрая фея! – брякнул я и отпил дурно пахнущую жидкость.
Фея не ответила. Стало ясно – сегодня разговор точно не заладится. Оставалось надербаниться в хлам.
Леденящее чувство приближающейся беды не отпускало, даже когда закурил. Впервые за полгода. Все вспоминал хохот безумца, который, казалось, наслаждался пребыванием в камере.
***
Уж было задремал за столиком, как послышались крики и топот в коридоре:
– Что случилось?
Мария будто только сейчас заметила, что я все еще здесь, развела руками.
Дверь распахнулась – и в Бар влетел Володька.
– Лех! Вот ты где, – он быстро направился ко мне.
– Да-а, а что такое?
То, что я увидел в глазах знакомого, мне очень не понравилось. Смесь страха и недоумения.
– Там это… – парень оглянулся, заметив Марию. – С Егоркой того…
– Что с ним?
– Не здесь, – Володька снова оглянулся на девушку. Я вспомнил, что с Егоркой-то она как раз хорошо ладила. Почти другом был. Не то, что я. – Сам увидишь…
– А ты как?.. Пост что ли оставил? – спросил я, с трудом ворочая языком
На самом деле выпил всего три рюмки, в голову не дало, но язык превратился в амебу.
– Так это… Майор за тобой и послал.
Понятно – дело серьезное.
– Блин! – бросил я, на ходу вешая на плечо сумку с Летописью. Быстрым шагом зашагал к выходу.
– Не поняла, что с Егором? – попыталась остановить нас Маша.
Хотел что-то ответить ей, успокоить, но Володька толкнул меня в плечо.
– Майор сказал: «Живо!» – значит, ждатьне будет. Взгреет потом обоих.
В итоге вышел, оставив растерянную Машу за стойкой. Это был последний раз, когда я видел ее перед тем, как беда пришла и за ней…
***
– Да что там с ним стряслось? – спросил я Володьку, пока мы топали по лестнице на Первый ярус. – Чего Машу напугал?
Парень заметно напрягся.
– Повесился, говорят, но сам еще не видел, – ответил охранник.
– Как повесился?
– Да откуда ж мне знать? Майор сначала велел его найти… ну, когда он не вернулся в Допросную. Я начал спрашивать у всех, а потом увидел тень – дверь сортира была открыта. Не сразу сообразил, что это ноги так качаются. А когда понял – чуть не сблевнул, – сразу побежал звать народ.
– То есть ты даже не посмотрел, жив он там или нет?
Володька смутился.
– Сам бы тоже пересрался небось! Сбегал, позвал Майора, он уже сказал, что Егорка того… ну, повесился. Велел за тобой бежать.
Народ на Первом ярусе уже начал собираться. Перешептывались, пытаясь друг у друга разузнать подробности, которые никто не знал и знать не мог. Майор все это время стоял у двери, так что никто в сортир не входил.
– Че рты раскрыли?! Это вам что, расстрел что ли? – рявкнул он, поглаживая ручку пистолета в кобуру на правом боку. – Хотя могу и устроить для некоторых.
Но никто и не собирался ломиться в дверь, пока Майор тут стоял. Говорю же, людям хватало одного его вида, чтобы не совершать необдуманных поступков.