«Ну как думаешь, богатырь Свет Романович, дадим мы всей эскадрильей, фрицам прикурить в историческом месте, да чтобы дружно так, без всяких свар и котор1?!» – с лёгкой иронией в голосе и задумчивой улыбкой, обращается ко мне Мухаметзянов. Фигура которого смутно вырисовывается, в предрассветной темноте. Альфред зябко кутается в офицерский полушубок, потому что простыл, когда три дня назад помогал вытаскивать из оврага, тело Вальки Татаринцева, подорвавшегося на мине. Возможно политрук вообще не спал и решил бодрствовать в ожидании результатов нашего штурма, этой крупной моторизированной колонны вермахта. Которая сейчас, по данным разведки, должна была выйти из Еленовки.
«Так точно, товарищ комиссар! Задание выполним!» – как положено по уставу и отдав честь, бодро отвечаю я. Правда, смущённый от того, что политрук назвал меня богатырём, да ещё по имени и отчеству! Виновницей такого обращения стала моя лекция, спонтанно прочитанная вчера, во время ужина в столовой, после штабных занятий. На которой в том числе, нам сообщили о том, что на рассвете, наша эскадрилья будет выполнять боевое задание в районе Еленовки. Которая стоит на берегу неприметной, но исторически значимой, речушки Кальчик. Так что хорошо зная историю, вчера за ужином в столовой, я безбоязненно рассказал товарищам о том, что речку Кальчик, семьсот лет назад называли Калкой. Возле которой в тысяча двести двадцать третьем году уже было серьёзное сражение. Самое первое столкновение русских войск с татаро-монголами, когда русские дружины потерпели сокрушительное поражение!
Вот почему неожиданно для меня самого, находящиеся в столовой военные, заинтересовались «Битвой на Калке» и по просьбе командира полка, мне пришлось встать, за импровизированную трибуну. За которой удобно расположившись, я начал свой рассказ, описывающий события семи вековой давности. Так что постепенно я разговорился, воодушевлённый тем, что в глазах товарищей увидел неподдельный интерес к давним событиям. Когда сперва я кратко охарактеризовал политическую ситуацию в среде русских княжеств и затем описал их вынужденный союз с половецкими ханами. Пришлось мне коснутся и неудобной правды о постоянных княжеских дрязгах, роковым образом сказавшихся на исходе сражения и дальнейшей судьбе русской земли!
Закончив рассказ, я заметил приунывшие лица боевых товарищей, недовольных стяжательством русских князей и даже мой друг Сашка Мальцев, с которым нас три месяца назад перевели сюда, выглядел неприятно удивлённым. Вдруг Сашка огляделся по сторонам и видимо сразу понял то, что меня надо спасать! Таким образом, чтобы разрядить напряжение в столовой и избавить меня от недовольного взгляда Альфреда Анваровича, как и от рассеянного внимания, самого командира полка!
Так что привлекая всеобщее внимание, Мальцев демонстративно встал во весь свой немалый рост и шутливо размахнувшись правой рукой, ударил ей по левой ладошке! Чем извлёк звонкий, бутафорский хлопок и выдохнул в сердцах, всеобщее негодование: «Да растудыть твою в капусту! Натворили они там дел, по незнанию!». Чем развеселил и потешил даже командира полка, но всё же укоризненно добавил: «Черти бы побрали этого Мстислава Киевского! Почему он не помог князю Удатному?! Глядишь и не было бы трёх веков Татарского ига!».
Конечно я искренне сопереживал другу и полковым товарищам, но честно ответил: «Мне очень жаль, но такой исход был предрешён, потому что поражение в битве ничему не научило княжичей, которые продолжали драться между собой и интриговать! Жадно присваивая себе для единоличного пользования, общинные земли крестьян и другое народное имущество, доказывая свое положение согласно лествичного права или вопреки ему, если чувствовали за собой военную силу!».
Мальцев не сдавался и снова спросил: «Народ что делал?! Неужели равнодушно смотрел, на княжеские безобразия?! Почему не поднялся и не скинул их, к чертовой матери?!». На что по своему разумению, я дал такой ответ: «Возможно, народ ждал конца временной смуты, хотя понимал всю опасность для Руси, княжеских междоусобиц. Так же народ знал то, что потомки князей Рюриковичей, владеют землей славянской, с согласия богов и первопредков наших, поэтому не желал идти против божественной воли! Только с 17 на 18 октября 1917 года, народ сверг угнетателей и произошла Великая Советская, Социалистическая Революция! Когда, сперва в РСФСР, потом и во всем СССР наступило время, справедливого общества!». Я остановился обдумывая речь, потом продолжил: «Снова и снова, захватчики попирают Родную землю! Которых финансирует международный капитал, извлекающий выгоду из войн и смерти людей! Чем показывают свой капиталистический и фашистский, звериный оскал! Вот почему на захваченных территориях, враг уничтожает народную милицию и создаёт оккупационную полицию. Куда набирает на службу, самых жадных и беспринципных людей, выбранных среди бесправного населения. Что бы через своих полицаев, продолжать грабить и насиловать, голодный народ. Негласно добиваясь неминуемой и скорой смерти, порабощённого населения в братских могилах, пока ещё на своей земле! Кто смог, вырвался и бежал! Что бы оказывать сопротивление в организованных, партизанских отрядах! Теперь они, наши товарищи по оружию и у нас общая задача, остановить Коричневую чуму!».
В столовой повисла тишина. Я внимательно всмотрелся в лица, слушающих меня Советских воинов, которые ради будущего своих детей, были вынуждены побеждать и продолжил: «Так было и в далеком прошлом, когда князья содержали свои дружины. Состоящие из профессиональных воинов и рыцарей, воюющих платно. Чаще используемых для насаждения княжеских порядков и подавления, народных мятежей. Возникающих из за непомерных поборов знати, голода и притеснений!».
По привычке, трогая нижнюю губу и преодолевая неуверенность, лётчик из третьей эскадрильи, Александр Кондратов, поднял руку и сказал: «Насчёт рыцарей, ты лейтенант, загнул! Рыцари, это там были, на Западе! Псы, одним словом, не рыцари! Крестоносцы, Тевтоны, захватчики или фашисты, в общем!». В ответ я жёстко парировал: «Нет в иностранных языках такого слова, рыцарь. Это слово русское! Вслушайтесь, ры – царь! Царь, понимаете?! Что характеризует иноземного, тяжело вооруженного воина на боевом коне, которого с ранних лет, обучали владеть всеми видами оружия. По французски рыцарь, это – шевалье. По английски – найт. По немецки – риттер. На Украине в семнадцатом веке, отличного и хорошего воина, называли лыцарем. На манер, принятый в Речи Посполитой, но в одном вы всё же правы! По-русски в те времена, профессиональных воинов гораздо чаще называли витязями или храбрами. Простых дружинников гридями или просто воями. Вот откуда появился воевода, которые воев на войну водит!».
На этот раз поднялся, полный грузин из первой эскадрильи, лейтенант Валериан Барбакадзе и воинственно одёрнув гимнастёрку, сказал: «Куда же тогда наши богатыри делись?! Ты лейтенант, почему о богатырях умолчал?!».
Жестом усаживая всегда воинственного Барбакадзе, я продолжил: «Богатыри у нас позже появились! Само слово богатырь или батыр, как считают некоторые ученые, восточного происхождения. Которое пришло в наш язык от татаро-монголов и обозначает, тяжело вооруженных воинов, умельцев конного боя. Таким образом, богатырями народ прозвал независимых от князей, умелых и сильных воинов. Такой искусный богатырь, мог пойти на службу к какому-либо воеводе или князю, получая звание витязя. Так же в дохристианский период, божьим быком или боготуром, называли сильного мужа, обученного военному искусству, волхвы старого бога Велеса!».
Разговор в столовой продолжался почти целый час, под конец которого проявился явный интерес однополчан к рыцарскому кодексу чести. Потом всеобщее внимание снова вернулось к событиям начала тринадцатого века и я по памяти, перечислил имена известных бойцов, участвовавших в битве на Калке. Среди которых я упомянул брата Даниила Волынского, Василько Романовича. В возникшей тишине, снова раздался добродушный голос моего друга, который по новой всех развеселил, заметив: «Совсем, как тебя зовут! Князь Василий, Василёк или Василько Романович! Ты у нас и впрямь Василий, князь и профессор! Не знал я что ты так хорошо, знаком с древней историей!».
