Вторая командировка была составом полка в Сирию. 25 самолетов, с интервалом 10 минут, вылетели на загрузку под Оршу. Затем сели в Венгрии на дозаправку и дальше по нейтральным водам, огибая Израиль, вошли в северную Сирию. Ясная ночь, внизу горели целые города, пламя от пожарищ смотрелось страшно, казалось, что и экипаж сгорит под этим обстрелом. Приблизились к Дамаску, внизу темно, освещение выключено, взлетной полосы не видно, удаление 8, 4, 2, нервы напряжены до предела, прохождение ближнего привода, удаление 1 км, кратковременно включается подсвет полосы, приземление. Быстро освободили полосу для взлета предыдущих экипажей, разгрузились, не выключая двигателей, и на взлет – сплошной конвейер. В эфире по внутренней связи доклады – витебский экипаж попал под обстрел на земле, в экипаже раненые.
И вот – выход в нейтральные воды, напряжение спало, экипаж почти спит, Андрей с большим трудом держит голову, которая временами самопроизвольно падает на штурвал. Командир контролирует работу экипажа в полглаза, даже не подозревая, что главная опасность еще впереди. Самолет летит строго по центру воздушной трассы, между итальянским «сапогом» слева и Албанией справа, впереди появляется суша и сплошной грозовой фронт. По внутренней связи тихий голос штурмана Веремейчикова Евгения Ивановича:
– Посмотрите, как Дубровник светится огнями, не спят, любовью занимаются всю ночь.
Последняя фраза прозвучала более грубо и встряхнула весь экипаж. Все бросился к остеклению кабины, бурное обсуждение, сна как не было. Как важно иметь такого человека в экипаже. По связи сообщают впереди идущие экипажи, что грозовой фронт сплошной, обхода нет. Посадка в Греции или Югославии невозможна, топливо на исходе. Каждый экипаж принимает самостоятельное решение. На этом самолете установлены самые новые двигатели. Пока штурман в локатор смотрит варианты обхода, командир устанавливает взлетный режим и набирает высоту. Экипаж вползает во фронтальную облачность.
– По курсу – засветка, влево 30, – спокойно командует штурман,– затем давай вправо.
– Командир, здесь кругом грозовые засветки!
– Крути, пока не скажу.
Самолет входит в сплошную непроглядную тьму, яркая вспышка молнии ослепляет, сильнейший, как кувалдой, удар по корпусу. Самолет бросает, как пушинку, автопилот выбивает. Андрей с командиром вцепились в штурвал и с трудом удерживают видимость горизонтального полета. На лобовом стекле, винтах и крыльях огненные искры статического электричества, впечатление, что все горит. Локатор выходит из строя, второго на борту нет, Андрей успевает выключить еще исправную связную радиостанцию. Летят вслепую, удары грома потрясают, кажется, что следующей молнии самолет не выдержит. Командир продолжает набор, пройден практический потолок в 9000 м, появляются отдельные шапки облаков, которые можно обойти визуально. Фронт пройден, аэродром найден, посадка в Венгрии.
Интервалы в группе нарушены, комполка летел первым, сел третьим, замкомандира полка – седьмым, сел – пятым. Экипажи выходят на аэродром со всех сторон, требуют внеочередной посадки из-за критического остатка топлива, садятся с минимальными интервалами. Сели все, это само по себе это было чудо.
В большом спортивном зале, заставленном солдатскими кроватями, стоит сплошной храп. Это никого не смущает, руководящий состав полка и прапорщики, – все вперемешку спят до тех пор, пока не закончится заправка самолетов топливом. Андрею спать не дают, приходится идти в кассу за командировочными на весь экипаж, где очередь таких же спящих на ходу правых летчиков, потом в магазин – за парой женских колготок на каждого. Экипаж вернулся в полк к 22 часам. Техники набросились на самолет: в обтекателе антенны локатора – большая дыра, по левому борту оплавлены заклепки, приемники статического электричества на крыльях сожжены до основания, около 5 неисправностей оборудования. Самолет к утру будет готов, сомнений ни у кого не было. Командир, штурман и летчик прибыли в штаб, там – дым коромыслом, никто домой не уходил с момента их вылета. Все расписано: командир со штурманом возглавляют оперативную группу на земле.
– Старов, а ты что стоишь, домой спать, у тебя взлет с экипажем Сукача в 6.00, туда же, разрешаю прибыть на самолет к 4.00.
Ирина встретила его радостно, но он с трудом завел будильник на 3.30 и провалился в сон, не снимая нижнего белья.
Через год Андрей готовился к сдаче зачетов, на допуск к полетам с левого сидения. Полковое звено Старов прошел несложно, этому способствовали полученные в училище знания, однако споткнулся при сдаче техники дивизионному звену. Его отправили на второй круг почти по всем специальностям. Инженер дивизии открыл капот двигателя и начал гонять по всем агрегатам двигателя с подробным опросом, куда, зачем идет и что может случиться в объеме знаний инженера по самолету и двигателю, то же самое было в энергетике, десантном оборудовании. Андрею пришлось брать опытного борттехника, радиста и натаскивать себя в полном объеме их обязанностей, однако это не помогло, и его отправили на второй круг во второй раз. В полку нарастал скандал, знания всех молодых пилотов проверили полковые инженеры по распоряжению командира полка. К Андрею претензий не было, одного пилота отстранили от полетов. Двоих лучших, Зазулина и Старова, отправили самолетом в Витебск. Андрей думал, что знает все, однако обоих летчиков завалили в третий раз. Андрей не знал назначения отверстия на двигателе, которое являлось технологическим, и скорость начала глиссирования АН-12 на залитой водой полосе. По прибытии в полк неудачники предстали перед командиром полка, фронтовиком, которого побаивались даже командиры эскадрилий. В присутствии руководящего состава разгром был такой, что у Андрея навернулись слезы, им никто не верил, что из-за технологического отверстия можно отстранить пилота от полетов.
– Немедленно, на поезде, за свой счет, убыть в Витебск и чтоб назад без зачетов не возвращались. Поставлю крест всей вашей карьере, вечные правые летчики, вон отсюда, – кричал полковник Югеров.
Все, потупившись, стояли молча, боясь возразить. Но, чем больше накалялась обстановка, тем быстрее Старов успокаивался. Мысленно он уже согласился быть вечным правым летчиком, его оскорбляло недоверие офицеров и обозлила до предела эта обстановка.
– Я один в Витебск не поеду, – медленно заявил он.
От такой наглости у комполка даже голос пропал, что позволило Андрею закончить:
– Повторно буду сдавать зачеты только в присутствии полковых инженеров.
Их с Зазулиным удалили из кабинета, они уже не слышали, что творилось там, за дверью, но, видимо, до руководящего состава дошло, что дело не только в пилотах, а во внутренних распрях полкового и дивизионного звена. Говорили, что Югеров звонил командующему, в четвертый раз самолетом привезли в полк инженеров дивизии всех специальностей, собрали комиссию полка, которая присутствовала при сдаче зачетов. Капот двигателя уже не поднимали, завели в кабину, спросили, что это за прибор, зачем кнопка на штурвале, после чего сделали вывод, что «можно же выучить, когда захочешь». С издевкой объяснили, что пятерку поставить не могут, так как сдавали зачеты повторно. В результате, вся эта обстановка сыграла важную роль в становлении Андрея, инженеры дивизии после этого относились к нему предупредительно вежливо, что помогало легко проходить сдачу многочисленных зачетов, в том числе и на классную квалификацию. Но самое главное было не в этом. За этот период он в совершенстве освоил самолет и работу всех членов экипажа на своих рабочих местах, что впоследствии помогло ему грамотно руководить экипажем и предотвращать ошибочные действия членов экипажа в полете. Вывозная программа с левого сидения давалась Андрею нелегко. Обучение поручили лучшему в полку инструктору Остудину Петру Алексеевичу. Обучение принципиально отличалось от вывозной программы на правого летчика. В основе обучения лежало два элемента: заход на посадку по приборам и посадка, которая на АН-12 считалась самым сложным элементом, из-за использования отрицательной тяги винтов до приземления. Убрал за проходную защелку рычаги внутренних двигателей раньше, посадка с ударом о полосу, позже – перелет, приземление в центре полосы, аварийное торможение. Исправить ошибку при включении отрицательной тяги практически невозможно, двигатели автоматически отказывали при переводе их на взлетный режим, что заложено конструктором в целях безопасности. С инструктором Старову повезло. Без криков, мягко его натаскивали на детали полета:
