– Я слышал, что законы Лауры запрещают полёты… – сказал я уже серьезно.
– Законы Лауры? – усмехнулся академик. – Нас с детства учат, что алгоритмы Парамона не допустят совершения чего–либо нежелательного. Таким образом, если наше перемещение на Иглу нежелательно, ты просто не сможешь переместить туда свой корабль. Если же мы там в итоге окажемся, значит… так тому и быть.
Продолжая смотреть в его мужественное лицо, я сделал жест в тачволуме, и ракурс картинки на смотровом стекле сменился. «Новый мир» сделал прыжок в пространстве со скоростью примерно 100 метров в секунду. Если бы мы двигались быстрее, он бы уже не успел фильтровать гравитационное поле Лауры и защищать экипаж от перегрузок при ускорении. Кораблю потребовалось еще несколько секунд для плавного вертикального торможения. Под нами вытянулась Игла: беспорядочно нарезанные пестро–зеленые огороды окаймлены двумя аллеями искусственных деревьев. За невысокой грядой гор, протянувшейся по восточной стороне полуострова, открывается вид на «Мексиканский» залив. За ним в дымке лежат пустынные просторы материка. Справа, на севере, выступающий из скал, виднеется купол Парамона.
– Ваааау! – протянула Марин. Она уже стояла на четвереньках в ногах у академика и рассматривала свою малую родину, вернее её проекцию, на полу.
– Покажи мне, где твой домик!
– Вон там, третье с краю дерево…
Это было совсем рядом, пара сотен метров. Я самым малым ходом двинулся к полянке рядом с беседкой, разворачивая корабль по оси, чтобы мои гости могли полюбоваться пейзажем.
Уже над лужайкой возле домика Марин я сообразил, что звездолёт следует припарковать подальше от жилой зоны. И мы барражировали еще метров триста, пока не оказались на краю обжитого плато. Ив Полен одобрительно кивал и очевидно обрадовался тому, что наш полет был окончен. Когда Макс открыл люк, он начал размахивать в проёме своей шляпой. Это был знак для стеклянного микроавтобуса. Машина добралась к нам по каменистой площадке, бережно обволакивая попадавшиеся на дороге булыжники своими проволочными колёсами. И вся компания с чувством, как мне показалось, облегчения перебралась в неё из «Нового мира».
File nmber_5
Day stay_2
Марин отправилась к себе домой, Ив Полен – по служебным делам, а я принял предложение академика пообедать с ним в ресторане «Favore carrot» и там продолжить разговор. Мы вышли из wagoncar возле здания Управлеия с северной его стороны. Это был главный фасад, если это слово применимо к скале. Большая площадка перед входом накрыта стеклянным навесом. Под ним разбит парк: фонтаны, газоны, клумбы, живописные выступы скал… Парк продолжался и внутри здания. Академик указал мне спрятанные в оплетенных виноградом скальных выступах кабинки для смывания и нанесения защитного крема и место для хранения шляп.
Ресторан расположен здесь же, на первом этаже. Он мало чем отличался от подобных заведений на Земле. Прозрачная стена обеспечивает прекрасный вид на парк и море. Расположенные вдоль неё столики разделены перегородками, сделанными будто бы из горного хрусталя. Транспортер для блюд спрятан за низком потолком. А лифт для подачи отгораживает столик от прохода, что создаёт приватную обстановку.
Ресторан не распознал во мне гостя, поэтому меню на столе сориентировано под взгляд академика. Но я легко узнаю блюда, несмотря на то, что изображены они вверх тормашками. Успел попробовать бульон из овощей, отварной картофель и кукурузу, поджаренный рис с сельдереем, разную пикантную зелень и фирменный десерт из моркови. Но большую часть времени мне пришлось говорить.
Академик попросил рассказывать всё с самого начала, то есть с середины 22 века, когда в рамках программы «Семя‑1» на Лауру были отправлены полторы тысячи землян.
– На корабле есть справочные материалы и специальные презентации… – Необходимость излагать историю землян за пять веков поставила меня в тупик, – Наверняка найдутся совместимые форматы файлов…
– Все материалы, которые ты нам передашь, наверняка будут тщательно изучены. Я сейчас хочу поговорить о твоём восприятии истории, о мироощущении современного жителя Земли.
– Понимаю. Но вряд ли меня можно считать типичным жителем Земли. Я покинул планету в возрасте девятнадцати лет и получил не совсем обычное образование. Моя основная специальность – астронавигация и космическая связь. Для жизни на Земле она просто не нужна. Будущие астронавты сдают очень простые тесты по истории человечества.
Академик смотрел на меня уже как будто с сожалением.
– Хобби у меня тоже нетипичное для землянина моего возраста. Я увлекаюсь историей литературы. Во время полёта времени для чтения предостаточно, если ты не участвуешь в дежурных вахтах. И что касается истории… Я прочитал несколько десятков книг, написанных за последние пятьсот лет. И после этого понял, что человек, который учил историю по учебнику, просто не имеет право говорить об истории.
– А тот, кто читал книги, первоисточники? – в глазах академика заиграли огоньки.
– Тот не может говорить о чем–либо наверняка.
– Хорошо сказано! Теперь приведи пример! – академик взял на себя роль экзаменатора.
– Программу «Семя» можно рассматривать как технологический апофеоз эпохи Глобальной плановой экономики. Человечество смогло сконцентрировать усилия, чтобы построить два огромных звездолёта для колонизации Лауры. Покорять дикую планету отправились отважные герои, лучшие сыны человечества. С другой стороны, глобальная диктатура положила конец политическому плюрализму, к тому же в этот период религия была поставлена вне закона. Есть мнение, что на Лауру были высланы люди, представляющие угрозу для системы. Ученые и философы, которые пользовались большой популярностью у широких масс населения.
– Если разобраться, то между двумя этими вариантами изложения истории нет явного противоречия. Но я понимаю, о чем ты говоришь… И что же произошло на Земле дальше?
– После отправки колонистов на Лауру Глобальный экономический союз стал погружаться в кризис. Исследователи приводят множество причин. Миллионы молодых людей оказались разочарованы в том, что не попали в число переселенцев. Старики были недовольны уничтожением земной природы: для строительства звездолетов понадобилось очень много металлов и энергии. Трудящиеся классы потеряли мотивацию к работе: чем больше они работают, тем меньше чистого воздуха и зелени вокруг. Правящие круги были недовольны тем, что в рамках плановой экономики не могут в полной мере распоряжаться ресурсами, в полной мере реализовать власть. Но явной причиной краха стал не столько гуманитарный или экологический кризис, сколько технологический. В системе управления и обеспечения безопасности широко использовался искусственный интеллект и роботизированная армию. В семидесятых годах 23‑го века участились программные сбои, которые становились причинами катастроф. Целые города отключались от энергоснабжения, корабли с продовольствием шли не в те порты, военные роботы атаковали пассажирский транспорт на границах с неподконтрольными территориями… В 2281 году, через двадцать лет после отправки колонистов на Лауру, Центральный парламент принял Декларацию о завершении исторической миссии искусственного интеллекта и плановой экономики. Единая роботизированная армия была расформирована, граница с Неподконтрольными территориями открыта. В 2300 году принято Всемирное соглашение о Правилах многоукладной экономики. Были закреплены три основных экономических уклада. Смартсити продолжали жить в рамках плановой системы. Они были спроектированы и построены так, что могли управляться только централизовано. В них сосредоточены высокотехнологичные и уникальные производства: точное машиностроение, биотехнологии, медицинская техника. Этими городами по сути владели глобальные корпорации. А население их составляли молодые люди. Я не слишком подробно рассказываю?
– Мне очень интересно. Возможно, я попрошу еще подробнее раскрыть какие–то детали.
– Двадцать четвертый век – это очень интересное время. Рассказывать о нём можно бесконечно. Стали развиваться два новых политико–экономических уклада: либеральный капитализм и зеленый анархизм. Капитализм закрепился в старых городах: Нью–Йорк, Лондон, Париж… Их экономика строилась на секторе услуг: развлечения, образование, туризм. Здесь же выпускали машины ручной работы и разные предметы роскоши. Аграрные регионы оказались под контролем зелёных анархистов. Эта партия приобрела большой вес в Центральном парламенте перед крахом Глобального экономического союза. Люди поддерживали её, опасаясь экологической катастрофы. Зеленые пытались восстановить природу Земли: сажали деревья, рекультивировали почвы, собирали и перерабатывали отходы. Зарабатывали они на продаже продуктов питания. Однако к концу первой половины 24‑го века в городах стала преобладать синтетическая еда и аграрные кооперативы зелёных лишились экономической основы. Это пошло на пользу их главному делу – реанимации природы. Уже не нужно было производить так много сельхозпродукции, уменьшилась площадь пашен, быстрее стали восстанавливаться экосистемы в степях и долинах рек. В поисках средств к существованию зеленые освоили новые технологии переработки отходов и принялись за утилизацию свалок, которые создавались веками. Но не успели они расчистить и десятой части, как энтузиазм закончился, мода на загородную жизнь прошла. В начале 24‑го века образ зеленого анархиста был связан с человеком, который сажает деревья, выращивает пшеницу и делает вино. А уже через пятьдесят лет его представляли как оператора мусороперерабатывающей станции, который кроме отходов ничего в жизни не видит. На самом деле на станциях работали роботы, а члены «зеленого» кооператива могли в своё удовольствие заниматься микробиологией, селекцией или экопланированием. Но это уже никого не интересовало. Поток людей из города в село иссяк и появилось обратное течение. Сельская молодежь хотела делать карьеру в смартсити или участвовать в модных тусовках в старых городах. К концу 24 века бывшие аграрные районы стали заселяться разными маргиналами: фриками, сектантами, наркоманами.
