Заявив, что Германия отныне владеет самыми плодородными землями – от Атлантики до Волги и Кавказа, самыми лучшими землями, которые только имеются в Европе, и что страна за страной, одна богаче другой, завоевываются доблестными германскими войсками, он сказал, что требует от своих слушателей немедленно же начинать грабить эти страны. Геринг не считал даже нужным замаскировать слово «грабить» подходящим синонимом.

Раньше все было значительно проще. Тогда это называлось разбоем. Это соответствовало старой формуле – отнимать то, что завоевано. Теперь формулы стали гуманнее. Несмотря на это, я намереваюсь грабить, именно грабить и грабить эффективно.

И свою прямую директиву уполномоченным правительства и военачальникам он определяет в такой «изящной» форме:

Вы должны быть, как лягавые собаки. Там, где имеется еще кое-что, что может пригодиться нам, немцам, вы должны вынюхивать и отнимать. Оно должно быть молниеносно добыто со складов и доставлено сюда.

Он требует, чтобы все, что еще осталось на витринах французских магазинов, или в элеваторах, или на продуктовых складах оккупированных стран, было бы немедленно конфисковано и вывезено в Германию.

Рисуя перспективы этого всеевропейского грабежа, сам распаляясь при этом, он требует, чтобы рейхскомиссары вывозили все, что можно, не считаясь ни с голодом, ни даже с вымиранием ограбленных народов. В нашу задачу не входит содержание народа, который внутренне, конечно, против нас. Знайте, если из всех стран будет доноситься до нас ругань, мы будем знать, что вы действуете правильно.

Хладнокровно требуя грабить все подчистую, Геринг оговаривает, чтобы и сами грабители при этом ни в чем не нуждались, чтобы они на глазах даже вымирающего от голода населения сами катались как сыр в масле. И чтобы подчеркнуть, что они есть раса господ и что для этой избранной расы законы местной экономии не писаны, ей все позволено.

Я ничего не скажу вам, напротив, я обиделся бы на вас, если бы мы, например, в Париже не имели бы чудесных ресторанов, где мы, немцы, победители, могли бы всласть поесть. Но мне не доставляет удовольствия, чтобы туда шлялись французы. «Максим» [7] должен иметь лучшую кухню только для немецких офицеров и немцев, а отнюдь не для этих французов, на которых мне наплевать. Мы должны всюду иметь такие рестораны только для немцев. Французы таскаться туда не должны. Им такой еды не нужно.

Трудно поверить, что рейхсмаршал, второй человек в большой, некогда культурной европейской стране, с семидесятимиллионным населением, в стране, давшей миру великих ученых, поэтов, мыслителей, давал своим высшим военачальникам и гражданским чиновникам директивы на блатном языке. Но передо мной официальный перевод стенограммы совещания, подлинник которой представлен суду. И по официальному переводу я воспроизвожу все эти языковые детали.

Стенограмма эта показывает, какими были нацистские заправилы без маски, когда они разговаривали между собой, в то же время показывает трусость этих грабителей, животный ужас, который испытывали они, в частности, перед советскими партизанами. Итак, читаем стенограмму дальше.

Пока Геринг вел речь об ограблении Франции и стран Западной Европы, рейхскомиссары и военачальники с умилением слушали его, но как только он перешел в речи на территорию Советского Союза, титулованные разбойники сразу скисли и физиономии их вытянулись. Должно быть почувствовав изменившуюся атмосферу, Геринг оживленно и весело начал свой рассказ о богатствах Советского Союза.

Господа, чтобы утешить ваши души и чтобы вы радостно смотрели на жизнь, я должен рассказать о крае донских казаков.

И он с жаром начинает повествовать о том, как в оккупированных станицах солдаты обжираются маслом, медом, мясом, как они даже научились есть мясо, обмакивая его в сметану, а масло жрать кусками даже без хлеба. Он вдохновенно повествует, как с Азовского и Каспийского морей пойдет в Германию икра, красная рыба и сколько пшеницы Третья империя будет вывозить ежегодно из тех изобильных краев.

И вдруг мечты рейхсмаршала, по словесности своей вполне подходящие для пахана – вожака воровской шайки, прерывает голос некоего Лозе – имперского уполномоченного по ограблению Прибалтики и Белоруссии.

ЛОЗЕ: Действительно, господин рейхсмаршал, вы правы, урожаи там должны быть очень богатые… Но •ряд ли урожай этот может быть убран и доставлен на склады, если теперь наконец не будет покончено с бандитскими и партизанскими бесчинствами… Я три месяца кричу о помощи, но армия не может доставить мне войск… Не может ничего поделать с партизанами и рейхсфюрер эсэс.

ГЕРИНГ: Но ведь это же в нашем глубоком тылу. Ваша оборона такая крепкая, неужели вы не можете обеспечить себе защиту от партизан?

ЛОЗЕ: Это полностью исключено. Везде, даже значительно южнее Минска, убивают сельскохозяйственных комендантов. Уже имеются убитые комиссары. Гибнут чиновники. Невозможно нормально управлять Белоруссией и как следует эксплуатировать ее ресурсы и земли, если не будет покончено с партизанскими бесчинствами.

РОЗЕНБЕРГ (с места): Даю справку. Убито 1500 бургомистров, наших людей.

Совещание титулованных грабителей, так радостно начавшееся о вкусной жратве в лучших французских ресторанах, существующих только для немцев, сходит с рельсов, комкается. Лозе, рейхскомиссар Украины Кох, Розенберг и другие приближенные Гитлера – «люди с крепкими кулаками, которых не останавливают принципы, когда надо кого-нибудь укокошить», безусловно разделявшие мнение фельдмаршала, что «нужно грабить, именно грабить», позабыв, что темой совещания как раз и является грабеж оккупированных стран, начинают говорить о борьбе с партизанами, об «этой гигантской опасности на Востоке». В их словах, бесстрастно зафиксированных стенографом, звучит животный страх перед народом, разжигающим в тылу немецких армий священный огонь партизанской войны.

Цитаты, которые я привел, не из полицейского романа, не из американских гангстерских фильмов, которыми нас время от времени угощает в пресс-кемпе заботящийся о том, чтобы пресса не скучала, майор Дин. Это обычная стенографическая запись. И она показывает и лексикон, и мысли, и устремления руководителей гитлеровской империи. Разбойничий лексикон, разбойничьи устремления, разбойничьи мысли.

Они уже смирились с тем, что в этом зале они не рейхсмаршалы и рейхсминистры. Они не гневаются на обращение «подсудимый», эти титулованные особы с воровскими мечтами и блатным языком. И как приятно нам узнавать, что эти разбойники, беззастенчиво и безнаказанно грабившие Западную Европу, трепетали при одном упоминании о советских партизанах.

Слава, вечная слава вам, партизаны Отечественной войны!

Вчера, по пути в Трибунал, Курт наклонился ко мне и вполголоса сказал:

– Правда ли, что вчера на закрытом заседании генерал Руденко выхватил на суде пистолет и застрелил Германа Геринга?

– Курт, я вас не понял. Повторите вопрос.

Курт повторил и выразил удивление, что я об этом не слышал. Эта новость гуляет по Нюрнбергу. Признаюсь, я совершенно опешил, услышав такую дикую сплетню. И при этом очень картинно представил сцену, как спокойный Роман Андреевич, человек редкого такта и выдержки, с прокурорской трибуны целит в Геринга. Представил, рассмеялся и разуверил доброго Курта, человека серьезного, отнюдь не падкого на всякие сплетни. Тот был несколько обескуражен.

– Сам я не видел, но все говорят, что это было в американской газете.