Владимир Черняков

Свидетель

…Ибо Бог уже давно предрешил твои деяния…

Дал тебе Он под солнцем все твои тщетные дни,

И это – твоя доля в жизни и в трудах твоих,

Над которыми ты усердствуешь под солнцем».

Екклесиаст

Апрель 1972 года. Рио де Жанейро. Впервые поднявшись на вершину горы Корковаду к монументу Иисуса Искупителя, неожиданно для себя я физически ощутил благодатный восторг от случившегося поклонения Господу в небесной вышине и от осознания того, что все в моей жизни – от Бога и по воле Его.

Так случилось, что стал я одним из тех немногих, кто однажды и на всю жизнь выбрал путь странника, кто идет по жизни скорее по воле Провидения, но никогда – из боязливого стремления удержаться в привычной для большинства колее.

Жизнь моя изменилась, можно сказать, неожиданно. Мне исполнилось тогда уже 20 лет. С дипломом учителя музыки работал в районной школе. С приличной зарплатой, если считать с приработками в местном доме культуры. Два года уклонялся от службы в армии, и не собирался служить.

Мое вполне благополучное существование устойчиво выстраивалось на совершенно стабильную перспективу дальнейшей жизни – насквозь, до старости просматривалось жуткое однообразие и пугающая бесперспективность существования.

И восстал дух мой, и сердце мое и разум мой против такой предрешённой судьбы моей, как сказал бы кто-нибудь из далеких предков на православной Руси. А по-нашему – созрел юноша чтобы понять, что значит попасть в кабалу сложившихся обстоятельств. И восстал.

И накатила лавина перемен. Я сам обрушил её. А вслед за этим…

Один за другим последовали, как взрывы, повороты судьбы. Некоторым сопутствовало настоящее чудо, другие требовали риска, да что там – мужества, когда приходилось по-наполеоновски решаться: «главное ввязаться в драку, а там посмотрим» …

Но как понесло! Служба с армии открыла путевку в Московский институт международных отношений. Дальше – МИД СССР, посольство в Бразилии, посольство в Анголе, Дипломатическая академия, снова Африка, потом служба в миссиях ОБСЕ, ООН, головокружительные командировки в Париж, Брюссель, Мадрид, Токио, Сеул…

Вернувшись в Москву в начале 90-х отчаянно вмешался в борьбу политиков за «демократическую перестройку» на стороне либералов во главе с Ельциным, однако совсем скоро оказался вместе с теми, кто на митингах и с оружием в руках боролись за свержение режима Ельцина.

Привел Господь и на Святую землю. В Иерусалиме молился в храме Гроба Господня, в Вифлееме – в храме Рождества Господня освятил свой нательный крест на серебряной звезде рождества Святого Младенца.

В трудное время, по молитвам к Матери Божией оказался в её уделе – на Святой горе Афон. Причем, чудесно быстро, за неделю были оформлены и паспорт Константинопольского патриархата (Диамонтирион) для въезда на Афон и приглашение тамошнего монастыря Ватопед. Паломничал по монастырям, молился.

Можно считать, представился.

Честь имею. Владимир Черняков, советник МИД России в отставке.

Вообще-то, записки о прожитом я собирался составить скромно, по-

семейному, для сыновей, внуков, остальной родни из Черняковых и близких

друзей. Это потом уже, по ходу описания крутых виражах моего бытия,

пришла мысль, что без политики повествование мое потеряет важную

смысловую часть.

Показалось правильным попытаться записать воспоминания еще и о моем хождении в политику, и мои давешние тяжелые раздумьях о переменах, которые настигли Россию и всех нас в те окаянные девяностые годы прошлого века.

Начну, пожалуй, с грустных рассуждений о предках. Однобоко как-то, неправильно складывается в этом плане жизнь у большинства людей, из числа которых я вышел. У простолюдинов.

В том смысле, что «благородные» из поколения в поколение накапливали и сохраняли в семьях духовную потребность помнить и вспоминать предков, чтить память о них, учить детей этому уважению, веруя в то, что и о себе каждый обязан оставить какие-то жизненные вехи, по которым и его помянут после ухода в мир иной.

А простолюдину всё не до того, как-то. Жизнь проходит в суете каждодневных трудов и забот ради выживания. Может оттого и не достает времени, чтобы остановиться однажды от налетевших воспоминаний, задуматься о пережитом за день, вспомнить что-то из прошедших дней, да и из далекого прошлого попытаться вызвать что-то, что душа попросит, замерев однажды от бесконечности и непостижимой глубины звездного неба.

И не потому бездуховна зачастую его жизнь, что он, простолюдин, тупой и ленивый. Причина нашего беспамятства, мне кажется, скорее в вечно переживаемых народных бедствиях. Что в прошлом, двадцатом веке, что за последнее тысячелетие. Многолетние и жестокие войны, революции, годы унижений в нищенской бедности революционных, послевоенных и пост реформенных лет, гнетущего бесправия времен, когда в очередной раз власть имущие меняли систему правления в стране.

В старину несколько иначе было. Народ православный научен был почитать закон Божий и память о предках. Но потом, после революции 1917-го года, большевики долго и настойчиво выбивали из его памяти и предков, и историю прошлого. Заставляли жить «с чистого листа», начиная от «Великого Октября»: «мы наш, мы новый мир построим» … Разрушали старое, строили новое. Особенно усердствовал в этом деле «спецназ» атеистов – известный «Союз воинствующих безбожников» во главе с Емельяном Ярославским. Рушили храмы, всячески старались вытравить из русского мужика веру в Бога, а вместе с ней и память о предках, об их обычаях и нравах.

Почитай четыре поколения россиян строили новое общество без Бога, без памяти о прошлом, без почитания предков и их духовных традиций. Семьдесят лет после октября семнадцатого года, после страшных жертв в гражданской войне в народе копилось и становилось наследственным боязливое равнодушие к переменам сегодняшним и грядущим, к недавнему и далекому прошлому.

Не все, конечно, такими стали. Но большинство, по меньшей мере три поколения простолюдинов, вроде моих родственников и близких. Среди них никого сегодня не осталось, кто помнил бы предков дальше деда.

Корни мои – из абсолютно селянского рода Черняковых (Чарняки’, зовут нас по-белорусски). Лет 200 жили они в небольшой деревеньке Трасное, среди белорусских болот между Оршей и Могилевом. Само название – от слова трясина. Вокруг деревни – заболоченные леса. Что это такое, запомнил я однажды на всю жизнь. Случилось заблудиться осенними сумерками в том лесу. На болоте. Долго, прыгая с кочки на кочку, а где и ползком, чудом выбрался на сухое. А ведь мог и утопнуть, и никто не нашел бы. Мне тогда надо было успеть до ночи пробежать где-то километров двенадцать от дороги Могилев – Орша до Трасного. К дядьке Федору, за самогонкой, которую он наварил к моим проводам в армию. Было это в ноябре 1963 года.

Среди предков моих двое, по меньшей мере, выделяются как люди деловые и чрезвычайно решительные. В смысле волевые, умные – знавшие какую дорогу они выбрали по жизни, трудами своими умевшие зарабатывать много больше других, потому что привычно им было работать больше других. На чужое не зарились, своего без нужды не отдавали. Жили честно перед людьми и кротко перед Богом.

Первый – это прадед, Василь Чарняк. Он был единственным в округе крепостным, кто еще в середине 19-го века, после освобождения крепостных крестьян выкупил у помещика большой земельный надел. Поставил потом крепкое хозяйство и оставил сыну Харитону уже больше 20 гектар земли, мельницу, скот…