В это утро ни Елена, ни Анна, не выходили и Николай жадно прислушивался к шумам в доме, надеясь услышать знакомые звуки шагов своих богинь. Все было тихо на этот раз и только в кухне протопала босыми ногами Дуняша, видно вышедшая на задний двор почистить что-либо из одежды Елены или Анны.

Несмотря на свое восторженное поклонение Анне и Елене, Николай частенько заглядывался и на смазливую, веселую Дуняшу. Видно было, что на него возбуждающе действовали все блондинки и он, с таким же восторгом, любил наблюдать за Дуней, ловко работающей на ступеньках черного хода или что-либо делавшую на кухне. Он, торопливо вышел из конторы и, пройдя кухню, вышел на черное крыльцо, как раз в тот момент, когда Дуня вбегала по ступенькам наверх. С Дуней, которая была ближе к земле, он относился смелее. Как-будто, нечаянно, он загородил ей дорогу и когда изумленная Дуняша остановилась, он смело поднял руку и провел ею по пухлому плечу девушки.

Она отскочила, как ужаленная и зло посмотрела на него:

— Н-ну, ты, что обалдел что-ль; рукам-то воли не давай, писаришка несчастный. Отойди в сторону, не мешай, — и Дуня, сердито оттолкнув в сторону щуплого и слабосильного Николая, быстро взбежала на крыльцо.

Кровь бросилась в лицо оторопевшему было и обидевшемуся Николаю.

— Ну, ты будь повежливее со мной, холопка. Я здесь правая рука правителя… лицо ответственное… — гневно запротестовал он.

— А, вот я тебя, да по ответственной-то морде, как шваркну, так ты перестанешь лапать девушек, — и Дуня исчезла за дверями, мотнув своими тяжелыми косами.

— Хамка, — проскрежетал Николай и поплелся в свою конторку.

Поздно, только около двенадцати часов, он видел, как жена правителя торопливо прошла по двору и исчезла за воротами. Анна, видно, все еще прохлаждалась дома.

Елена в это утро засиделась и ей, как-то, не хотелось идти в свой обычный обход селения, но потом она вспомнила страшную рану Григория и решила пойти в казарму и проверить его, сделать ему перевязку.

Как видно, у молодого каторжника, раны заживали быстро. Перевязывая его Елена заметила, что состояние его улучшилось и его глаза уже не были лихорадочно воспаленными.

— Ну, как себя чувствуешь сегодня? — спросила она его. Григорий, цинично скривив губы, смело посмотрел ей прямо в глаза. В его взгляде сегодня не видно было никакого смущения; наоборот он посмотрел на нее своими наглыми глазами красивого разбитного парня, привыкшего к легким победам над молодыми посадскими мещанками. Все, что Елена видела в его глазах теперь, это было нескрываемое, нахальное восхищение ее красотой. Видно было, что его не смущала разница в их общественном и социальном положении, где он занимал место на диаметрально противоположном уровне.

Он только сказал спокойно:

— Спасибо, барыня, как видишь жив еще.

Елена нервно отвернулась, чтобы не видеть его настойчивого взгляда, упорно следившего за каждым ее движением. Она быстро закончила перевязку и вышла из казармы. Долго еще, по дороге домой, ее, как-то, беспокоил и тревожил этот упорный, наглый взгляд черных, цыганских глаз колодника. Видно было, что у него не было никакого страха перед ней, хотя он должен был знать, что, как жена правителя колонии, она могла бы создать ему нетерпимые условия жизни.

Несколько дней еще Елена посещала Григория в казарме, чтобы переменить ему бинт, и каждый раз она выходила, чувствуя в себе какую-то нервную неуверенность, противоположную все более увеличивающейся уверенности и наглости Григория. Каждый раз Григорий встречал ее с подчеркнутой услужливостью, хотя в уголках его губ можно было заметить самоуверенную усмешку. Все более и более поправляясь от ранения, он незаметно становился смелее в своих отношениях к Елене.

Однажды, когда Елена заканчивала ему перевязку, он вдруг сказал:

— Ах, как ты красива, княгинюшка!

Елена вспыхнула и сердито посмотрела на него.

— Прекрати эти глупости, Григорий!.. Есть границы всему! — тихо, сквозь сжатые губы она сказала ему.

Григорий насмешливо посмотрел на нее.

— Я границ не забываю… хорошо помню, — и, полуподнявшись с койки, он сделал церемонный поклон. Потом, откинувшись на подушку, добавил:

— Это, однако, не делает княгинюшку менее красивой!

Елена вскипела и можно было подумать в тот момент, что она вдруг поднимет руку и ударит его по лицу. По крайней мере, она была на грани этого.

— Твоя дерзкость, Григорий, переходит всякие границы. Ты зашел далеко, слишком далеко. Я больше приходить сюда не буду. Ты достаточно поправился, чтобы менять бинт самому.

Она бросила марлю и бинт ему на грудь и повернулась уходить.

Григорий, вдруг, схватил ее руку и жадно приложился к ней своими горячими губами. Елена сердито выдернула руку от него и быстро вышла из казармы.

День Св. Елены, третьего июня, день Ангела Елены Павловны, красавицы-жены правителя Форта Росс Ротчев а, выдался изумительно солнечным и теплым. Только небольшой ветерок с океана тихо шевелил листья деревьев и верхушки травы.

На большой площади перед домом коменданта, в этот день, была большая трансформация. Вместо одного-двух служащих или часового, которых можно было видеть на площади в обычный день, на этот раз на площади были десятки людей. Площадь, залитая веселыми лучами солнца была калейдоскопом красок.

Там стояли, ходили, смеялись и разговаривали группы гостей, съехавшихся сюда из разных пунктов Калифорнии, большей частью из испанских миссий на юг от залива Св. Франциска. Большинство гостей были молодые испанские гидальго, синьоры и синьориты, один другого старавшиеся перещеголять богатством и красками своих костюмов и туалетов. Молодые люди, как видно, гордились также размером и звоном своих громадных шпор. Между гостями суетилась их прислуга, приехавшая вместе с ними, главным образом горничные индианки.

Гости приехали рано, раньше чем их ожидали. Их встречал Ротчев, знакомясь с теми, кого он знал только понаслышке и сердечно здороваясь с другими, кого он лично знал и встречал прежде. Елена и Анна еще не выходили, так как им нужно было закончить свои туалеты. Среди гостей только и слышны были разговоры о молодой, живой и красивой супруге коменданта. Многие хотели ее видеть, наслышавшись так много о ее красоте и обаянии. Она была в центре внимания. Гости с нетерпением ожидали ее выхода, особенно те, кто никогда ее не видел, а таких было большинство.

Молодые гидальго, которые уже имели удовольствие видеть Елену прежде не скрывали перед другими своего восхищения красотой этого прекрасного «Цветка Севера», как они ее называли. Веселые, темпераментные, жгучие южане — испанцы, в большинстве приехавшие из своих имений в окрестностях Пуэбло де Иерба Буэнья, по берегам залива Св. Франциско, восторженно рассказывали своим друзьям о своих встречах с прекрасной блондинкой, северной красавицей.

До приезда Ротчевых в Форт Росс, испанцы, жившие в Калифорнии, с большой подозрительностью относились к деятельности русских, поселившихся по мнению испанцев на землях испанских владений Калифорнии. Правда, к моменту появления русских в селении Росс, никаких испанцев не было на север от залива Св. Франциска, на берегах которого в будущем вырос город-гигант Сан Франциско.

Действия русских и их желание поселиться прочно в Калифорнии, особенно в окрестностях Росса, сильно тревожило испанскую администрацию, и почти все время существования Форта Росс, до назначения туда Ротчева, отношения между русскими и испанцами были очень натянутыми. С приездом Ротчевых и особенно Елены, испанцы быстро потеряли свои враждебные чувства и недоброжелательность и, может-быть, под влиянием природного обаяния коменданта и его жены Елены, испанцы, как мужчины, так и женщины, были теперь без ума от своих новых знакомых. Может быть также большое значение сыграл тот факт, что Елена принадлежала к титулованной знати, была по рождению княжна Гагарина, что очень импонировало чопорным испанцам.